Страница 14 из 259
— Да ну тя! Какая ж это героиня? — скептически окинул девушку взглядом второй. — Чё-то старовата она для героини ентого романа.
— Старовата?! — искреннее удивление Геральтины граничило с таким же искренним возмущением. Все дело было в том, что девушка сейчас пребывала в том самом счастливом возрасте, который был идеально сбалансирован в плане желаемого и действительного. Она больше не хотела выглядеть старше своих лет, так как именно теперь это ей не требовалось. С другой стороны, Геральтине пока не было нужды выглядеть моложе, чем она есть, потому что еще совсем недавно ею был успешно преодолен рубеж буйного возраста «от 13 до 16», когда воз и маленькая тележка обременений и запретов жестко и жестоко обрубали открывшиеся было широкие возможности приобщения к прелестям взрослой жизни.
— Ну так, ты уж девка взрослая, а у нас тут мир ЙА, — заявил один из рабочих.
— Чего? — переспросила Геральтина, удивленно взирая на монументальную фанерную конструкцию, представляющую из себя диск (девушка приняла бы его за макет солнца, если б не наполовину покрывающая его ярко-малиновая краска). Рядом с диском мирно паслась самая настоящая овца. Рядом с овцой располагалось непонятного назначения сооружение, снабженное столешницей, на котором и разыгрывалась доминошная баталия (отзвуки этой битвы как раз и слышала Геральтина, блуждая в полях). За импровизированным столом сидели двое рабочих в заляпанных малиновой краской комбинезонах, а рядом стоял третий, всем своим видом являя воплощение богини Немезиды.
— А чего это вы тут делаете? — спросила Геральтина.
— Чё, не видишь разве, солнце красим, — кивнул один из доминошников на фанерный диск.
— А зачем?
— Так мир ЙА потому что, — сказал рабочий-Немезида.
— У-у, — протянула Геральтина. — Я смотрю, тебе лавры некоего королька спокойно жить не дают. Тот тоже все говорил, мол, государство — это я. А ты аж на цельный мир замахнулся.
— Не, — покачал головой образованный пролетарий. — Людовик ХIV здесь ни при чем. Потому что ЙА — это аббревиатура, которая означает «йунный аффтар».
— Это еще что за хрень?
— Это не хрень, это хуже, — пояснил рабочий. — «Малиновое солнце котилось к вечеру», — продекламировал он. — Ну, вечер, положим, для нас организовать не проблема: шест, доска и белая краска — табличку в пять минут соорудили. Солнце в малиновый цвет покрасить тоже можно. Вот овца пока окотиться никак не может. Когда брали, хозяин утверждал, что беременна, и окот произойдет с минуты на минуту. Да только вторые сутки уже ждем — а эта зараза ни в какую. Вот мужики и расслабились в ожидании…
— Зачем вам беременная овца? — не поняла Геральтина.
— Солнце же окотилось, в смысле, котилось. Ну-у, а поскольку само солнце все-таки котиться не может, как бы кому-то этого ни хотелось, приходится прибегать к подсобным средствам.
— Ну да, у нас в следующем предложении: схватив ведро с водой, бочка вспыхнула и загорелась синим пламенем, озаряя… освещая… Тут у него как бы обрывается, фантазия иссякла, — встрял второй рабочий. — Нужны будут веревка, колесо, рычаг… Кстати, ведра с водой у нас пока тоже нет.
— Надо детское ведерко взять, емкостью со стопку. А то не выдержит доска, — заметил третий.
— В принципе, разумно, — согласился первый рабочий, видимо, главный в бригаде. — В тексте не оговаривается, каких размеров было то ведро.
— Надо обруч в бочке расклепывать, — скуксился второй.
— Лучше просто одну доску подпилить, а то вся бочка к чертям развалится, — внес рацуху третий.
— Почему бы просто не исправить в слове «котилось» «о» на «а»? — спросила Геральтина, возвращаясь к первому предложению опуса неизвестного автора.
— Невозможно. Это нанесет жестокую травму ранимой детской душе йунного аффтара.
— Ну и что? — не поняла Геральтина.
— Ну и нельзя! — парировали рабочие.
— Да почему нельзя-то?
— Не, ты хочешь, чтоб мы по миру пошли? — возмутился тот самый образованный рабочий.
— А вы-то тут при чем?
— А при том, что без нашего участия миры, которые придумывают и описывают ЙА, существовать не могут. А так, ты только посмотри, что за красота: мужики при деле, работа кипит…
— Да уж, вижу я, как она у вас кипит, — хмыкнула Геральтина, окинув взглядом столешницу, на которой были уложены в причудливую фигуру костяшки домино. — И слышу, — добавила она.
Неизвестно, что собирался ответить ей рабочий, потому что на горизонте появился еще один обитатель этого странного мира. Это был довольно пухлый низенький мужчина, бегущий по полю со всей возможной скоростью, на которую только были способны его коротенькие ножки, размахивающий руками и традиционно матерящийся.
— Ну, что я вам говорил, — обратился к подельникам первый рабочий. — Дождались? Вон, Михалыч бежит — земля дрожит. Ща начнет нудеть.
— А мы его — на хуй, — дружным дуэтом заявили доминошники. — А будет рот раскрывать, скажем, что сваливаем, и пусть сам въебывает.
После этой сакраментальной фразы трое мужчин и Геральтина уже в молчании ожидали, пока вопящий Михалыч добежит до них и озвучит таки причину своего возмущения.
— Так и знал! Сидите, хуи валяете, — это было первое, что они услышали, когда Михалычу наконец удалось добраться до места и немного отдышаться.
— Дык коза не котится, — пожали плечами все трое. — Чё делать-то? Вот, сидим, ждем.
— Почему солнце не докрашено? — сурово вопросил Михалыч, проигнорировав тот факт, что овцу назвали козой.
— Краска малиновая кончилась, — флегматично заявил один из доминошников.
— Как она могла кончиться, если вам было отпущено по смете ровно столько, чтобы хватило на диск диаметром 3 метра… Пропили?
— Михалы-ыч! — укоризненно протянул первый рабочий. — Чё наговариваешь зря на ребят? Как стекло трезвы, сам же видишь.
— Значит загнали кому-то левому.
— Слушай, ты если по делу пришел, так говори, а если морали нам тут читать собрался, так мы тоже сейчас раз-два, манатки собрали — и только нас тут и видали.
— Ладно-ладно. Ваша смена запускала над Хогвардсом Матку Темного Лорда?
— А чё случилось? — насторожились мужики.
— Чё-чё? Известно чё! Навернулась! Расхуячила пол-Хогвардса к ебене матери!
— Я те говорил, на проволочный трос надо было крепить, — сказал один доминошник другому.
— Надо было, так мы ж его… Она вроде легкая была, — второй доминошник смущенно заковырял землю носком сапога.
— Не, Михалыч, какие претензии к нам? — вступил в разговор бригадир.
— Хогвардсу пиздец! А кроме этого, никаких.
— Так все правильно, все так и должно быть. Это ж происки Воландемортыча, верно-нет? Его же Матка этот рассадник мажьих знаний развалила?
— Ну-у, да. Его, — вынужден был согласиться Михалыч.
— И что? Все по канону! А, мужики?
— Ну да, так и было задумано, — дружно согласились доминошники.
— Да ни хрена не так, — махнул рукой Михалыч. — Хотя, какая теперь разница, что там задумали эти демиурги хреновы, по-любому всех обитателей раздавило нахрен.
— Во беда-то, — фыркнул бригадир. — Да мы еще дойти до руин Хогвардса не успеем, а эти йунные дарования уже новых Поттеров со Снэйпами и прочих Гарридрак настрочат, еще более дурацких, чем были эти.
— Ладно, бросайте вашу козу и недокрашенное солнце, пошли Хогвардс из руин поднимать, — скомандовал Михалыч. — А это кто? — он все-таки обратил внимание на Геральтину. — Наконец-то чертежницу прислали? Чё-то какая-то она молодая. Студентка? Практикантка?
— Ага, — кивнула Геральтина, в первый момент даже слегка растерявшись.
— Ну ладно, лучше такая, чем никакой.
Доминошники не спеша потянулись собирать свои вещи.
— Вы поторапливайтесь! — решил подогнать их Михалыч.
— А куда спешить-то? — недовольно откликнулся один. — Школы-то все одно уже нет.
— Во-во, — подхватил другой. — А нам за скорость не приплачивают.
— Можно все-таки поподробнее узнать, что это за мир ЙА такой? И почему этот ваш Михалыч принял меня за чертежницу? — тихонько спросила Геральтина у бригадира, который казался ей самым адекватным из всей этой братии.