Страница 6 из 10
– Прекрати.
– Ну ты даешь! На прошлой неделе ты в истерике билась, а сейчас стоишь с таким видом, будто не тебе, а мне это нужно! Решила проблемы со своими мужиками – я только рада, но можно было и в известность меня поставить, я же уже договорилась.
– Я ничего не решила. Под Калугу гребаную за дядькой ездила. Вчера похоронили. До сих пор себя чувствую, как в кошмарном сне. Сначала машина на подъезде к деревне в грязи застряла, я тыр-пыр, вперед-назад, а она только вязнет и ни с места. Хорошо, я в кроссовках была, кое-как вылезла, джинсы по колено в дерьме, вокруг ни души, бегу к деревне, и первый же двор глядит на меня пустыми глазницами. Я дальше – все то же самое: мертвые, осевшие враскорячку дома. И везде, главное, занавески, как саван, на окнах. Там, может, и живет кто, но, думаю, призраки, обиженные и злые. Знаешь, что там было страшнее всего? Ржавые велосипеды у ворот и игрушки детские в гнилой листве. Кое-как название улицы отыскала, бегу, пытаюсь номера домов различить. Леший какой-то встретился, заросший, вонючий, полвека пьяный. Прошамкал что-то, где дядькиных родственников искать, и исчез за поворотом. Опять вокруг ни души, это средь бела дня! Хотя там даже и не день, а свет жиденький, что щи пустые, а деревья – как виселицы вдоль дороги. Я думала, так только Припять выглядит, судя по фото. А это всего двести километров от Москвы. И тут еще вспоминаю, что телефон в машине на зарядке остался, хорошо хоть кошелек с собой, в сумке… А с другой стороны – кому он там нужен, кошелек? Что я могу купить, что решить в этом мрачном безвременье? Ни людей, ни ментов, ни детей – вообще никого! И такая паника меня охватила… Всего четыре часа езды, и все то, за чем мы привыкли отгораживаться от мира, рухнуло в считанные минуты. Сожрали бы меня людоеды – никто бы не узнал.
– Ад какой-то.
– Ан нет, оказалось, и в аду живут. Наконец нашла на другом конце деревни нужный дом. Братан дядькин сидит за столом, самогонку жрет и в телевизор смотрит, а там интервью с Собчак, мол, правда или нет, что она в президенты баллотироваться собралась. Он смотрит вроде на нее, а на самом деле мимо и пусто, и губами что-то скверное бормочет. Ему все эти люди из телевизора – что нам инопланетяне. Нищета в доме, посуда вся как оспой болеет, но довольно чисто. Баба у него без возраста, сама не бухает вроде… А даже если бы бухала, ничего бы это не изменило. В общем, оживились они слегка, когда я представилась, и ныть про свои тяготы в связи с дядькиной смертью начали. Чувствую, денег хотят… А за что им денег? За то, что жизнь свою в этом мраке просрали? Короче, отдали они нужные бумаги, соседа какого-то привели, он помог мою машину вытащить, и я в морг поехала. А дальше уже на автомате все.
– Ладно, открывай рот. Через полчаса Галина Сергеевна ждет, как раз в окошко тебя впихнули.
– Не могу я сегодня, прости, Верунь. После тебя на занятия побегу, неделю не занималась, да еще стресс за стрессом. Буду пробовать хоть как-то восстановиться, прежде чем решать.
– Что ж… Смотри, если безоперационно, то только до восьми недель. Давай-ка, лови ее телефон и сама договаривайся.
– Спасибо.
– А у меня Рома пропал.
– Как пропал?
– Молча. Ушел из дома и не вернулся. Телефон выключен, на сообщения не отвечает.
– Ужас какой! А девушка его что говорит?
– Вчера в отделение ходили, глазки бегают у нее, свинячьи такие глазки, вечно припухшие, как у этой, как ее… у Йоханссон, но сжата в комок, на вопросы следователя отвечала четко, поди разбери, врет или нет.
– Они могли поругаться. Может, не врет, а просто не договаривает.
– Да и хрен бы с ней. Люба, я твоим коллизиям сочувствую, но у меня-то сын пропал, единственный сын!
– Верунь, успокойся, найдется.
– Это что, пуговица от пальто?! Найдется…
– Ты бы написала, у меня ведь не горит. Зачем на работу ходишь?
– Да я дома оставаться не могу. От каждого звука вздрагиваю, все кажется, сообщение пришло или звонок пропустила, за телефон хватаюсь каждые пять минут, ни на что переключиться не получается. А здесь хочешь не хочешь, а приходится.
– Держись, дорогая. Все прояснится.
– Надеюсь. Хожу, как в липком страшном тумане. Чувствую себя, как ты в той своей деревне.
– Понимаю…
– Понимает она! Кончай ерундой заниматься, иди к Потаповой и реши свою проблему. Всего и делов-то.
Вера и Надя
23 октября
Москва. Садовое кольцо. Кафе «Зазеркалье»
– Позвонил он вчера.
– Откуда?!
– Не знаю, не определился номер.
– Вот. Я же говорила, все будет нормально.
– Нормально?! Надь, ты дура? Я тебе говорю, номер не определился… и-и-и-и-и… я почти ничего не расслышала!
– Спасибо, молодой человек, помощь нам пока не нужна, на, Вер, возьми платок. Да чистый, чистый он, только что пачку при тебе распечатала. А почему не расслышала?
– В клубе была. Там музыка громкая.
– Ты ходишь в клубы?!
– Конечно нет. Но это особое место. Там танцуют аргентинское танго.
– Ты танцуешь?
– Ну уж куда мне, да? Такому отстою, как я. Ты же об этом сейчас подумала?
– Ну что ты…
– Ты даже лукавить не умеешь. Ума не приложу, как ты столько лет с одним мужиком прожила.
– Верунь, не надо на меня нападать. Я сама мать, я чувствую твою боль и…
– Боль?! Да ты всю свою жизнь живешь за Лешкой как за каменной стеной, что ты можешь знать о боли?! Ах да, тебе же больно, что ты домой особо не торопишься, куда «Утконос» оплаченную мужем жратву привез! Ой, чуть не забыла: брат сказал, вы на «Азбуку вкуса» перешли, там помидоры краснее и яйца белее. И попробуй ему возрази.
– Перестань. Боль не измеряется в граммах.
– У некоторых она измеряется в килограммах.
– Угу…
– Знаешь, вчера мне показалось, что танцующие танго ходят по боли, будто топчут ее, чтобы не так остро чувствовать.
– Как же ты там оказалась?
– В первый раз случайно попала, клиентка одна пригласила. Я сначала даже не поверила, что такое может существовать где-то рядом. А вчера пришла совсем уже на грани, больше мне некуда было пойти.
– Это что, вроде клуба знакомств?
– Я тоже так поначалу думала. Нет, Надя, может, они и знакомятся для личных целей, но я этого не заметила. Всего-то триста за вход…
– Неожиданно… Так что с Ромой?
– Понимаю, ты, должно быть, удивлена! И презираешь меня, ведь я должна была дома сидеть и ждать звонка. Но это даже хорошо, что я в тот момент оказалась в клубе. Была бы дома – скорее всего кричать бы начала, оскорблять, ведь ко вчерашнему вечеру я дошла уже до последнего предела… А теперь хоть есть надежда, что он снова выйдет на связь.
– Что он сказал?
– Мне с трудом удалось расслышать, что жив-здоров, просит не волноваться и его не искать. Все.
– А менты что говорят?
– Уже ничего. Была у них утром, они уточнили, уверена ли я, что звонил именно сын, я сказала, да, уверена, следователь в ответ лишь вяло усмехнулся. Думаю, они уже закрыли дело, а может, и не открывали. Но девка его сто процентов что-то знает. Она совсем не похожа на раздавленного неизвестностью человека. Единственное, что есть хорошего в этой сучке, – своим спокойствием она поддерживает во мне уверенность, что ситуация поправима. На вот, зацени ее фото в инстаграме. Я уже везде, где можно, после его пропажи зарегистрировалась, а надо было сделать это раньше.
– Боже… Это что, гуманоид?
– Нет, это она, его Анечка. В жизни все не так: мышь безликая, шмотье бесформенное, ни одной понятной эмоции на лице, а слова бесцветные изо рта еле процеживаются. Хорошо, это мейк-ап и фотошоп, но они же считают это уродство, эти раздутые губы, пустые, на пол-лица, кукольные глаза, ацтекские неестественные скулы с рязанской губернией в анамнезе, эталоном красоты! К чему мы идем? Гляди, эта фальшивка успела набрать уже сотни лайков! А вот две недели назад, они с Ромкой где-то в центре, в кафе. «Пельмени как у бабушки», 600 рэ порция. А когда они в последний раз видели своих еще живых бабушек?! Надя, он же от нее сбежал, от них всех, понимаешь? Я Ромку знаю как никто другой, он книжки правильные читал, голубей раненых да собак бездомных все детство домой норовил приволочь, а эти даже если и жалеют кого, так сразу весь мир должен об этом знать. И не от жалости это происходит, а от пустоты. Не люди – карикатуры на людей!