Страница 5 из 16
Решил за несколько минут и свой вариант, и его – и вот сидят, болтают. Учительница то и дело, мол, такой-то! сякой-то! ну-ка тихо!
А эти – знай себе сидят, угорают над чем-то. Весело им.
Все-таки правду говорят: смех – идеальное начало для дружбы. Эти двое прям слиплись, как две макаронины в кастрюльке.
В следующий раз, задумав вечеринку, Сэм позвал всех: и нас, и этого, странного. И некоторых девчонок тоже.
Все было как в рассказе его подружки: музыка – на полную, алкоголь – рекой.
Странный припер туда в дурацком свитере блевотного цвета. Мы не особо ему обрадовались. Не то чтобы мы плохо к нему относились, просто нам всем зубы сводило, когда мы видели, как они с Сэмом светятся и лыбятся всякий раз, пожимая руки. У них уже и свое рукопожатие было, и какие-то локальные мемчики выработались – ну и прочая задротская фигня.
Ну так вот, пришел Странный – причем позже всех: домашку делал.
Что было дальше – помним смутно. Мы не привыкли так пить.
Девчонка Сэма оказалась сукой.
Они расстались, и он теперь отменно про нее злословил, так, что мы по полу от смеха катались. Единственным, кто пытался как-то за нее заступаться, был Странный. Как нас это бесило! Ну нравится тебе эта сука – так и встречайся с ней, кто тебе мешает? Но нет – ты стоишь тут, между Сэмом и нами, и втираешь нам какую-то ересь. Пошел ты!
Так вот. Несмотря на то, что один, видимо, жестко сох по бывшей другого, они почему-то очень дружили.
Это не нравилось не только нам – учителя тоже стали недовольны. Только мы-то хотели получить обратно Сэма, а они – Странного.
Странный просто всегда был отличник, на золотую медаль шел, а тут вдруг совсем перестал учиться. И наезжали за это почему-то на Сэма. Их стали рассаживать. Как долбаные цветы.
– …Важнейшая идея квантовой теории – наблюдатель необходим не только для того, чтобы наблюдать свойства субатомного феномена, но и для того, чтобы заставить эти свойства проявиться, – читал Странный с листка. Его скучный доклад слушала только учительница. Мы немного оживились, когда он стал говорить про какую-то мышь и какого-то кота, но это оказалось еще скучнее и непонятнее.
Мы спросили у Сэма, пойдет ли он курить на перемене, но он не ответил. Не услышал. Хотя был без наушников. Сидел, откинувшись на спинку скрипучего стула, и пялился на свои лежащие на парте руки, как какой-то обдолбыш.
Мы позвали его чуть громче. Он удивленно посмотрел на нас, как будто только что проснулся, и сказал, что курить не пойдет.
Доклад Странного подходил к концу:
– …Первопроходцам квантовой теории казалось, что «эффект наблюдателя» подрывает предположение, лежащее в основе всей науки: что где-то существует объективный мир, независимый от нас. Если мир действительно ведет себя зависимо от того, как – или если – мы смотрим на него, что будет означать «реальность» на самом деле?..
Он дочитал и вернулся за парту.
Наступил декабрь.
Сэм сказал нам, что возвращается в Москву. Объявил, что устроит последнюю пати – мы все приглашены.
Было, конечно, грустно, но, с другой стороны, Сэм уже был не тот, что прежде. Какой-то он стал более задумчивый, шутил меньше и вообще говорил как-то мало и иногда – невпопад.
Но пропустить вечеринку никто не захотел.
Мы набились к нему на хату чуть не всей параллелью – он охренел с этого, сказал, что тронут, дал кому-то денег и послал купить еще бухла.
Было весело, и чем веселее – тем грустнее, что Сэм все-таки сваливает. Пьяные, все причитали: «Ну ты не забывай нас», «Давай мы к тебе на каникулы приедем?», «Обязательно навещай нас!»
А Странный снова пришел позже всех, хотя теперь все понимали, что ничего он дома не учил и никакой домашки не делал. Но мы были в таком расстроганно-пьяном состоянии, что даже Странный нас в ту ночь не бесил. Он сел где-то в углу и просто стал смотреть.
И мы тут же про него забыли.
Сэм уехал. Как будто мы не сэйвились с самого сентября, а теперь умерли и реснулись там. Только снег и горечь во рту выдавали реальное положение вещей.
Пора контрольных была в разгаре. Все были на нервах, особенно девчонки. Хотя, если задуматься, это глупо, что они всегда так пекутся об учебе – не их же в армию заберут.
А Странный вдруг стал еще более странным. С ним прям что-то непонятное творилось: ходил вечно на постных щах и как-то весь посерел. И не то чтобы нам было до него дело, но мы все-таки очень удивились.
И однажды на уроке черчения мы все поняли.
Училка по черчению работала в нашем лицее только полгода и ни фига о нас не знала, и вообще ей было на нас трижды посрать. И вот она однажды открывает журнал, а оттуда, видимо, забыли Сэма убрать. И когда она дошла до его фамилии, Странный вдруг заплакал. Заплакал! И тут же вышел из класса.
Мы сначала ничего не поняли, а потом поняли все.
И как заржем!
Итак, он, значит, к Сэму больше всех неравнодушен был. Нас тянуло блевать, и одновременно нам всем стало так весело, что мы сорвали не один урок.
Мы сделали его жизнь по-настоящему невыносимой. Даже как-то стыдно перечислять все, что мы делали.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
…И мы, конечно, написали Сэму в Москву – хотели, чтобы он понял, как был неправ, променяв нас на Странного. Но Сэм читал наши сообщения и не отвечал.
В какой-то момент даже дубиноголовые учителя доперли, что к чему, и однажды психологиня взяла и забрала Странного с урока. Лол.
А потом и родители прочухали мазу.
Когда на следующий день Странный не пришел в школу, девчонка из тех, которые всегда откуда-то все знают, сказала, что отец его сильно побил.
Когда она это сказала, весь класс взорвался смехом.
Потом были выходные. Мы все забыли про Странного.
А в понедельник одна из тех девчонок говорит:
– Странный умер. Повесился.
Когда она это сказала, в классе воцарилась такая тишина, что мы услышали, как в противоположном крыле училка орет на класс.
Никого из нас не позвали на похороны. Да мы бы и не пошли.
Мы надеялись, что из-за смерти Странного занятия в школе отменят, но нет.
Сэм, когда про все это дело узнал, удалил свой аккаунт, и мы поняли, что он уже точно с нами общаться больше не будет.
А родители Странного развелись. Отец потом, говорят, спился. Про мать ничего не знаем. Уехала куда-то.
Карина Бенгард
Семинары Руслана Киреева, Фарита Нагимова, Андрея Геласимова, 4-й курс
Полоний
Часть 19
– На Лучевой без происшествий?
Марк оторвал телефон от уха, чтобы посмотреть, кто звонит. Лучевой. Ну конечно.
– Люблю, когда ты меня внимательно слушаешь. – Его смешок заглушил гудок автомобиля.
«Фейстайм».
– О‐о-о, а звучишь ты все-таки лучше, чем выглядишь. – Розово-черные квадратики на телефоне сложились в пиксельную улыбку. Белый пиксель над квадратной головой Лучевого грозил залить всю картинку солнечным светом. На улице яркое и еще холодное апрельское солнце, Лучевой на улице. Лучевой говорит.
Марк еле вытащил из-под себя руку, чтобы ткнуть во фронталку средним пальцем.
– Надеюсь, что это не член, а то связь плохая, боюсь перепутать. – Он снова заржал, заставив улыбнуться Марка. – Я к тебе заскочу через полчаса, окей?
И сбросил.
Марк с шумом выдохнул в подушку, в которую снова уткнулся лицом. Он бы застонал, если бы его связки не сказали ему почти неделю назад «до скорой встречи, наша любовь была не вечной». Даже температура не хотела падать, держась на черточке «самая противная» – ни сбить, ни жить.