Страница 9 из 11
Я, конечно, не рассчитывала на то, что Господь все исправит в моей ситуации. Но я рассчитывала на то, что Он сделает хоть что-то.
Я представляла себе, как Он стоит возле моей кровати, видит мою боль, наблюдает, как мое тело бьется в агонии, слышит мои крики, но продолжает бездействовать. Я не могла примириться с этим.
Я ощущаю то же самое каждый раз, когда я узнаю новости о чьем-то мертворожденном ребенке, или чьей-то матери, умирающей от рака, или о подростке, совершившем самоубийство, или о страданиях беженцев, или о голодающих в странах третьего мира.
Где же Ты, Господи?
Даже люди с малейшей долей сострадания испытывают нужду оказать помощь другому человеку при виде глубины его страдания и боли.
Несколько лет назад мы с мужем стали свидетелями ужасной автомобильной аварии. Не раздумывая, мы инстинктивно бросились на помощь. Я начала молиться, а Арт выпрыгнул из нашего грузовика, подбежал к одной из машин и оттащил потерявшего сознание водителя от дымящихся обломков. Везде была кровь. Повсюду разбросаны осколки стекла и покореженные куски металла. И, конечно, не было гарантий, что нам самим тут ничто не угрожает. Но что-то внутри заставило нас остановиться.
Мы не знали этих людей. Мы так и не узнали даже их имен.
Но мы не смогли просто проехать мимо, ничего не сделав для них. Я не пытаюсь выставить нас святыми. Я лишь хочу сказать, что при всем нашем несовершенстве мы ощутили потребность что-то сделать.
Так как может совершенный Бог хранить молчание в такие минуты?
Мы, христиане, сплачиваемся при виде таких необъяснимых ужасов при помощи библейских стихов, проповедей и благодушных банальностей, однако в темных уголках нашего создания зиждется неверие. Мы отводим взгляд в недоумении. Боже, что-то тут не сходится. Как я могу видеть все эти бессмысленные страдания и продолжать воспевать Тебя как благого Отца? Это лишь разжигает сомнения скептиков и, честно говоря, доводит меня до слез. Я не хочу сомневаться в Тебе. Но это трудно, ибо мое разочарование очень велико. Мне кажется, что Тебя здесь нет.
После пяти самых долгих и мучительных дней в моей жизни в палату вошел новый врач, одетый в хирургический костюм и готовый к операции. Он провел последний анализ. И наконец у меня появились ответы. Правая сторона моей толстой кишки оторвалась от брюшной стенки и обвилась вокруг левой. Кровоток был полностью перекрыт. Моя толстая кишка раздулась от обычных четырех сантиметров в диаметре до четырнадцати и больше. Она должна была разорваться еще тогда, когда расширилась до десяти сантиметров в диаметре, – и после разрыва я бы почувствовала долгожданное облегчение от боли. Именно в этот момент многие, страдающие от того же недуга, чувствуют облегчение и засыпают. У них начинается сепсис, и они умирают.
Хирург объяснил, что мне срочно надо в операционную, где он удалит мне большую часть толстой кишки. Он надеялся что можно оставить столько, сколько нужно телу, чтобы потом, со временем, нормально функционировать, но не был уверен в успехе. Он не был уверен даже в том, что я переживу операцию.
После таких новостей я обняла родных, помолилась вместе с пастором, и меня отвезли в хирургическое отделение.
Несколько недель спустя, когда я поправлялась дома, этот хирург позвонил мне. Он получил результаты анализов удаленного участка кишки и решил, что в дальнейшем лечении не было необходимости. Тем не менее даже после многих лет медицинской практики он не мог объяснить некоторые результаты.
Он сказал мне: «Лиза, я не люблю, когда люди разбрасываются словом «чудо». Но, откровенно говоря, только его я могу использовать в вашем случае. Клетки вашей толстой кишки уже были в состоянии аутолиза. Это означает, что ваш мозг приказал телу начать переваривать самого себя. Это разложение. Это то, что происходит, когда мы умираем. Лиза, вы были на пороге смерти. Каким образом вы выжили – я не могу понять».
Ошеломленная, я повесила трубку. И вдруг я вспомнила о тех днях до операции, когда я молила Бога избавить меня от боли. Я усомнилась в Нем из-за боли. Я задавалась вопросом, как Господь мог ее допустить. И я плакала, потому что думала, что Ему не до моей боли.
Но в конечном итоге именно с помощью боли Господь спас мне жизнь.
Боль удерживала меня в больнице. Боль заставляла меня требовать у врачей проводить все новые анализы. Боль привлекала мое внимание к тем местам в теле, где оно требовалось. Боль убедила меня дать хирургу разрезать мой живот. Боль помогла мне спастись.
Избавь Господь меня от боли, я бы вернулась домой, толстая кишка разорвалась бы, у меня начался бы сепсис, и я бы умерла.
Теперь я совершенно иначе вижу Бога, стоящего над моей больничной койкой, пока я страдаю и молю Его о помощи. Он не пренебрегал мной. Напротив, я верю, что Ему понадобился весь Его самоконтроль, чтобы не вмешаться и не избавить меня от боли. Он слишком любил меня, чтобы сделать то, о чем я Его молила. Он знал то, о чем не знала я. Он видел общую картину, которой не видела я. Его милосердие было слишком велико. Его любовь – слишком глубока.
Воистину, Он – преблагой Отец.
У меня давно были проблемы с толстой кишкой. У меня давно болел живот. Но боль не была достаточно сильной, чтобы я задумалась о том, что происходит внутри меня.
Это относится не только к физической боли, но и к боли душевной. Душевная боль, описанная в предыдущей главе, также вызревала в течение нескольких лет. Но я не могла понять, в чем дело. Не знала, с чем в действительности столкнулась. Я чувствовала, что что-то не так, однако проницательность не всегда указывает на все детали. Как только вся правда открылась, боль стала столь сильной, что я больше не могла ее игнорировать. Я вынуждена была что-то сделать. Мне нужна была помощь Бога.
И Бог жаждет помочь нам.
Остановитесь на этом месте и персонализируйте это утверждение – скажите вслух: «Бог жаждет помочь мне».
Теперь поставьте это утверждение в контекст того, каким образом Бог жаждет помочь нам. Существует много такого, в чем Он жаждет помочь нам, но задача всей Его помощи – наше преображение по образу и подобию Христа. Иисус для нас основной пример хорошей борьбы между божественной верой и человеческими чувствами, посему, чем больше мы уподобляемся Ему, тем больше мы учимся доверять Богу, независимо от того, что говорят наши человеческие глаза.
Он (Христос), во дни плоти Своей, с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Свое благоговение; хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию, и, совершившись, сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного… (Евр. 5:7–9).
Прошу вас, не торопитесь, остановите внимание на этой душераздирающей истине. Иисус научился послушанию в Своих страданиях. Его природа была полностью божественной, но также и полностью человеческой. Его божественность была совершенной, но Его человеческая сущность взрослела, созревала и училась послушанию.
Ему потребовалось послушание, чтобы жить среди людей, непостоянных, забывчивых, непочтительных, недоверчивых и непреклонных в своей гордыне. Ему потребовалось послушание, чтобы любить людей, которые плевали на Него, издевались над Ним и причиняли Ему всяческое зло. Ему потребовалось послушание, чтобы отправиться на крест за них. За всех людей. За меня и за вас.
Его человеческая природа страдала. По-настоящему страдала. «С сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти».
Человек в Нем говорил: «Пожалуйста, только не это».
Человек в Нем умолял о чем-нибудь ином.
Человек в Нем молил об иной участи.
Но послушание, которому Он научился в страданиях, побудило Его довериться Богу, независимо от того, что говорили Его человеческие глаза.
О, Боже, милый, помоги мне довериться Тебе, независимо от того, что говорят мои человеческие глаза. Когда ветры всего неподвластного мне хлещут меня и бросают из стороны в сторону, мне нужна какая-то опора, чтобы она придала мне устойчивость. Стань этой опорой, когда мир вокруг меня рушится. Я хочу довериться Тебе в большем, чем доступно моему взору.