Кир-завоеватель

Перед лидийскими лошадьми пыхтели чудовища, которые выглядели еще страшнее, ведь на них в закрепленных седлах сидели лучники, по два на каждом животном. Кони становились на дыбы, сбрасывая всадников. Их тут же добивали легковооруженные персы и мидяне, не веря своим глазам в то, что такое возможно.

Замешательство явилось неожиданностью для военачальников Креза. Заметив, что тяжелая конница ввергнута в хаос, они приказали воинам спешиться. Это стало роковой ошибкой. Лучники вели прицельную стрельбу и вскоре погнали лидийцев обратно к горе.

Прорыв с флангов был ликвидирован с помощью другой хитрости. Кир приказал стоящим сзади всадникам и колесницам зайти легкой коннице лидийцев с тыла. Собиравшиеся окружить войско персов лидийцы оказались в западне.

Лучники потеряли счет выпущенным по бегущим лидийцам стрелам. В колчанах осталось немного. Слуги не успевали подносить новые вязанки стрел. Равнина Тимбра была усеяна трупами.

Войско Кира, не ломая строй, маршем приближалось к подножию горы Тмол. Началась паника в нижнем городе. Простолюдины стремились за крепостные ворота, опасаясь, что персы истребят их, не взирая на возраст и пол, сожгут заживо вместе с жилищами и сбросят со скал. Верхний город не мог вместить всех, укрылись только счастливчики.

Резня все же началась. Каппадокийцы мстили за свой разоренный край пуще других.

Осколки армии Креза, столкнувшись со столь серьезным врагом, предпочли форсировать вброд реку Герм и укрыться в близлежащих селениях. Кому-то удалось вернуться в город вплавь по золотоносной реке Пактол, которая проходила через город, после чего лидийцы перекрыли ее, затопив в ее русле три торговые галеры.

Персам не удалось бы взять крепость с ходу. Цитадель была практически неприступной. Крез мог удерживаться в ней с оставшимся гарнизоном и остатками армии сколько угодно долго. Запасов еды хватило бы на полгода, через город протекала река. Остатки разбитой армии будут тревожить осаждающих с тыла. А потом придет подкрепление.

Кир выиграл битву, но теперь предстояло осадить Сарды. Но у него не было крыльев, как у сокола на его красном штандарте. Акрополь и дворец царя Креза казался недосягаемым.

Глава 15. Утес и фригийская дудка

Шел тринадцатый день осады Сард. Разграбление нижнего города, в котором особенно отличились каппадокийцы, давно прекратилось: в хижинах бедняков, покрытых глинистой охрой, не нашли ни золота, ни керамики, ни узорных тканей.

Персы и мидяне просто использовали жилища как лагерь, приспособив их для себя. Кир приказал не трогать мирное население, остановить насилие и мародерство. Он предупредил своих воинов, что строго накажет за неповиновение.

– Вы не станете богаче, ограбив бедняков. Зато заслужите всеобщее презрение.

Царь не знал, насколько сдерживающими будут его предупреждения и сколько продлится осада. До его стана доносились слухи, что во всех городах эллинов на побережье, кроме Милета, уже сформированы отряды. Наемники Ионийского союза, которых Крез непредусмотрительно отправил по домам, должны были вернуться. Эта угроза не выглядела отдаленной перспективой прихода галер с лакедемонянами из Спарты. Это могло случиться со дня на день.

Лидийцам царь сказал, что они теперь его подданные. Отреагировали они скупо, без восторга.

– Пока Крез – наш царь и наше отечество – Лидия, – говорили старики, которым нечего было терять. Но Кир и так это понимал.

Недостатка в пище для войск не было. На пастбищах Лидии кормились тысячи голов скота, а орошаемые Гермом, Пактолом и Меандром и удобренные илом почвы давали по нескольку урожаев в год.

Здесь было не так жарко, как в Пасаргадах. Под смоковницами у шатра дышалось легко, изобилие расслабляло.

Однако именно поэтому и надо было торопиться. Агенты из греческого Милета, уставшего от гнета Креза, донесли, что галеры с лакедемонянами, как в те давние времена звали спартанцев, уже готовы выйти из Пелопоннеса на помощь Крезу.

Крезу было выгодно тянуть время. Он пошел на хитрость, приказав через лазутчиков спаивать персов. Пьяная армия лишается дисциплины. Стрела принесла послание в акрополь: ионийцы из Теоса, Фокеи и Эфеса собирали распущенное ополчение и собирались вернуться в Сарды, рассчитывая на вознаграждение, обещанное Крезом. От Лидии отделился лишь Милет, присягнув персам.

– Вином! Залейте персов вином! Тогда мы застанем их врасплох! – кричал в бешенстве Крез. – И Спарта! Скоро здесь будут лакедемоняне! Продержимся еще немного – и персам конец!

Он был деятельным и неутомимым, как никогда, словно предчувствовал скорую развязку. В голове роились, словно пчелы, варианты разных исходов, все больше плачевных. «Империя падет… – вспоминал он пророчество. Какая?! Не его ли? Ну уж нет! Как бы не так! Ионийцы отозвались на призыв о помощи, а варвары скоро рухнут от вина! Они ведь разместились в хижинах, а не в лагере под присмотром командиров. Это приведет персов и мидян к погибели!»

Кир пребывал в одиночестве у реки и чертил на песке своим посохом. Недавняя победа уже не радовала, ведь она не была окончательной, и враг укрылся на утесе. Река Герм, на берегу которой он сидел, могла скоро принести беду. Вдруг царь заметил приближающегося старика.

Облик его был ужасен: горбун, испещренный морщинами, словно ящер, его нос торчал бесформенным булыжником, а глаза горели ритуальным костром. В руках старик держал сеть для рыбной ловли.

– Согласен, мутная река… – заговорил старик. – И рыбы в ней не видно. Но она есть!

– Откуда знаешь ты персидский? И как ты понял, что я перс? – спросил Кир.

– Ты в кожаных штанах и твой платок на голове едва укажет, что ты эллинский гоплит – поножей нет, сандалий нет в шнурках, вместо короткого хитона длинное и не удобное для боя платье. Изогнут меч, похож на серп он больше. Ну а персидский знаю я давно. Просто живу на свете долго. И был я толмачом не только при дворе, а и у всех своих хозяев. Я – бывший раб Эзоп, меня все знают в этих краях, а также на Самосе и в Тиосе, а больше знают в Дельфах, там я приговорен к жестокой смерти.

– Так ты эллин, – понял Кир. – Извечный враг для перса. За что тебя, Эзоп, свои приговорили?

– Свои ли мне они? И там ли дом, где тебя не ждут и ненавидят? Меня возненавидели все прорицатели за то, что я даю не те советы, а их ученость я не почитаю, – ответил старик. – Так уж повелось – не чтут пророков и поэтов до тех пор, пока в чужом краю их не признают. Меня не замечали в Дельфах и на Самосе до тех пор, пока я не предстал пред Крезом. На родине подумали, что Крезом я услышан, а он отверг даже мудреца Солона. Куда уж мне тягаться с мудрецом афинским ученостью своей… Но не это главное. На Самосе вдруг разнесся слух, что бывшего раба Эзопа осенила мудрость. Казалось бы – должны принять обратно, ан нет – теперь хотят убить. Придется мне на казнь явиться добровольно в Дельфы.

– Зачем, если тебя убьют? – недоумевал Кир.

– Чтобы оставить память для потомков, ведь все умрут, но так не каждый. Оракулы из зависти не всякого убьют, подножие горы Панрас не для всех могилой станет.

– А может, перед смертью дашь дельный мне совет? – спросил перс.

– Отчего ж не дать. Хоть дюжину! Мне мудрости не жалко для тех, кто внемлет ей и ищет справедливость, – согласился Эзоп.

– Как сдвинуть эту гору? Чтобы рассыпался утес? – Кир проникся неподдельным вниманием.

– Утес? Не знаю. Но послушай вот что. Кувшин, огромный и наполненный водой, стоял, и птица хотела из него испить. Но клюв ее не доставал до влаги. И так, и сяк пыталась, но немного не хватало. И стала биться о кувшин, толкать его, чтоб сдвинуть с места. Никак не удалось. И тогда она вдруг догадалась, что если в клюве камни принесет и сбросит в горло этого кувшина, то скоро брызнет через край водица. Так и решила сделать. Наносила камни. Они полегче, чем кувшин. И скоро напилась.

– Разгадку знаю твоего ученья. Отец мой первый, Митридат, пастух, мне рассказал, как штурмовали одну крепость – насыпали курган и по нему взобрались, одолев врага. Но как же взять утес? Он слишком крут. И слишком мало времени у персов.