Страница 16 из 21
110 Ссылаясь на Аввакума, 2:3 («Ибо видение относится еще к определенному времени… и хотя бы и замедлило, жди его»), раби Ионафан говорит: «Если ты говоришь: “Мы ждем [его прихода], Он же не ждет”, то написано: “И потому Господь медлит, чтобы помиловать вас” (Исаия, 30:18)… Но поскольку и он ждет, и мы ждем, что отсрочивает его приход? Божественное правосудие отсрочивает его»[91]. Именно в таком смысле следует понимать молитву раби Иоханана: «Да будет волею Твоею, Господи Боже, видеть стыд наш и созерцать бедствия наши. Облекись в милосердие Твое, покрой себя силою Твоею, окутайся любовью Твоею, препоясайся снисходительностью Твоею, и да будут мягкосердечие и доброта идти пред Тобою»[92]. Здесь Бога призывают помнить о своих добрых качествах. Существует даже традиция, в которой Бог обращается с молитвой к самому себе: «Да будет воля Моя на то, чтобы милосердие Мое подавило гнев Мой, а сострадание Мое возобладало над другими проявлениями Моими»[93]. Данная традиция подкрепляется следующим рассказом:
Раби Ишмаэль, сын Элиши, рассказывал: «Однажды я вошел в святая святых, дабы воскурить фимиам, и там увидел Акатриэля[94] Йа Яхве Саваофа[95], восседающего на высоком троне. И сказал Он мне: «Ишмаэль, сын мой, благослови меня!» И я ответил: «Да будет воля Твоя, чтобы милосердие Твое одолело гнев Твой, а сострадание Твое возобладало над другими проявлениями Твоими, дабы Ты с чадами Твоими мог поступать по милости Твоей, а не по суровым законам правосудия Твоего!» И в ответ он согласно кивнул мне Своею головою[96].
111 Вышеприведенные цитаты ясно свидетельствуют о том, к каким последствиям привел противоречивый образ Бога Иова. Он стал предметом религиозных размышлений внутри иудаизма и через каббалу оказал несомненное влияние и на Якоба Беме. В его сочинениях мы обнаруживаем схожую амбивалентность, а именно между любовью и «огненным гневом» Бога, в котором вечно горит Люцифер[97].
112 Поскольку психология не метафизика, никакой метафизический дуализм не может быть ни выведен из ее утверждений касательно эквивалентности противоположностей[98], ни приписан им. Психологии известно, что эквивалентные противоположности суть необходимое условие акта познания и что без противоположностей невозможно никакое различение. Маловероятно, чтобы нечто столь тесно связанное с актом познания являлось в то же время свойством самого объекта. Гораздо проще полагать, что именно наше сознание в первую очередь называет и оценивает различия между вещами и, возможно, даже проводит разграничительные линии там, где различия не заметны.
113 Я столь подробно обсуждаю доктрину privatio boni потому, что именно она в определенном смысле ответственна за чересчур оптимистическую концепцию зла в человеческой природе и за крайне пессимистический взгляд на человеческую душу. В противовес ей раннее христианство с непогрешимой логикой противопоставило Христу Антихриста. Ибо как можно говорить о «высшем», если нет «низшего», о «правом», если нет «левого», о «хорошем», если нет «плохого»? Лишь с Христом дьявол вступает в мир в качестве реального антагониста Богу, тогда как в ранних иудео-христианских кругах, как уже упоминалось, Сатана считался старшим братом Христа.
114 Однако есть еще одна причина, почему я вынужден уделить столь много внимания privatio boni. Уже у Василия мы обнаруживаем тенденцию приписывать зло предрасположенности () души и одновременно наделять его «не-сущим» характером. Поскольку, согласно этому автору, зло проистекает из человеческого легкомыслия и, следовательно, обязано своим существованием простой небрежности, оно существует, так сказать, лишь в качестве побочного продукта психологического недосмотра, а последний есть такая quantité négligeable, что зло и вовсе растворяется, как дым. Легкомыслие как причина зла определенно заслуживает серьезного отношения, однако это фактор, от которого можно избавиться сменой установки. Мы можем поступать иначе, если захотим. Психологическая каузация настолько эфемерна и на первый взгляд нереальна, что все сводимое к ней неизбежно приобретает характер незначительности, случайной ошибки, а потому в высшей степени минимализируется. Остается открытым вопрос, в какой мере наша современная недооценка психики проистекает из этого предрассудка. Впрочем, данный предрассудок заслуживает крайне серьезного отношения, ибо именно из-за него психику подозревают в том, что она есть подлинный источник всего зла. Отцы Церкви едва ли осознавали, какую фатальную власть они приписывали душе. Нужно быть слепцом, чтобы не увидеть ту колоссальную роль, которую играет в нашем мире зло. В самом деле, потребовалось вмешательство самого Бога, дабы избавить человечество от проклятия зла, ибо без такого вмешательства человек бы погиб. Если эта чудовищная сила зла приписывается душе, результатом может быть только негативная инфляция, т. е. демонические притязания на власть со стороны бессознательного, что делает ее еще опаснее. Данное неизбежное последствие предвосхищено в фигуре Антихриста и отражено в событиях последнего времени, природа которых соответствует христианскому эону Рыб, ныне приближающегося к своему завершению.
115 В мире христианских идей Христос, несомненно, представляет самость[99]. Будучи апофеозом индивидуальности, самость имеет атрибуты уникальности и однократности. Однако поскольку психологическая самость – понятие трансцендентное, выражающее целокупность сознательных и бессознательных содержаний, оно поддается описанию исключительно сквозь призму антиномий[100]; иными словами, если мы хотим дать корректную характеристику трансцендентной ситуации, вышеперечисленные атрибуты необходимо дополнить их противоположностями. Проще всего это сделать в форме кватерниона противоположностей:
116 Данная формула выражает не только психологическую самость, но и догматическую фигуру Христа. Как историческое лицо, Христос однократен и уникален; как Бог – универсален и вечен. Аналогичным образом и самость как индивидуальность характеризуется однократностью и уникальностью, но как архетипический символ она есть образ Бога, а потому универсальна и вечна[101]. Если теология изображает Христа просто «добрым» и «духовным», на другой стороне должно возникнуть нечто «злое» и «материальное», или «хтоническое», репрезентирующее Антихриста. Получившийся кватернион объединен в психологической плоскости тем фактом, что самость не мыслится как нечто исключительно «доброе» и «духовное»; в результате ее тень оказывается гораздо менее черной. Кроме того, противоположности «доброго» и «духовного» больше не требуют отделения от целого:
117 Вышеприведенный quaternio характеризует психологическую самость. Будучи целокупностью, он по определению включает в себя светлый и темный аспекты, так же как самость охватывает мужское и женское, а потому символизируется брачным quaternio[102]. Последний – понятие отнюдь не новое: согласно Ипполиту, оно было известно уже наасенам[103]. Таким образом, индивидуация представляет собой «mysterium conjunctionis», при этом самость переживается как брачный союз противоположных половин[104] и изображается в виде составного целого в мандалах, спонтанно рисуемых пациентами.
91
Nezikin VI, Sanhedrin II, 97 (BT, стр. 659; изменено).
92
Zera’im I, Berakoth 16b (BT, стр. 98; слегка изменено).
93
Там же, 7a (стр. 30).
94
«Akathriel» – искусственно образованное слово; состоит из ktr = kether («трон») и el, имени Бога.
95
Цепочка нуминозных имен Бога, обычно переводимая как «Господь Воинств».
96
Zera’im I, Berakoth 7 (BT, стр. 30; слегка изменено).
97
Беме, Якоб. Aurora, или Утренняя заря в восхождении.
98
Мой ученый друг Виктор Уайт в своих Dominican Studies (II, стр. 399) полагает, будто отыскал у меня следы манихейства. Я не занимаюсь метафизикой, однако к ней нередко прибегает церковная философия; по этой причине я должен спросить: как быть с адом, осуждением на вечные муки и дьяволом, если они вечны? Теоретически они состоят из ничего, но как это согласуется с догматом о вечных муках? Если же они состоят из чего-то, это нечто едва ли можно считать благом. Где же здесь опасность дуализма? Кроме этого, моему критику следовало бы знать, с какой настойчивостью я подчеркиваю единство самости, этого центрального архетипа, который представляет собой complexio oppositorum par excellence, и, следовательно, насколько сильно я склоняюсь к прямой противоположности дуализма.
99
Мне возражали, что Христос не может служить валидным символом самости или же выступает лишь ее иллюзорным субститутом. Я могу согласиться с этой точкой зрения исключительно в отношении современности, когда стал возможен психологический критицизм, но не в том случае, когда она претендует на суждения о допсихологической эпохе. Христос не просто символизировал целостность; как психический феномен, он был целостностью. Это доказывают и символика, и феноменология прошлого, для которого – следует отметить это особо – зло было privatio boni. В любое заданное время представление о целокупности целокупно в той мере, в какой целокупен сам человек. Кто может гарантировать, что наша концепция целокупности также не нуждается в дополнении? Само по себе понятие целокупности отнюдь не является ее фактическим гарантом.
100
Аналогичным образом трансцендентная природа света может быть выражена только через образы и волн, и частиц.
101
См. Психология и алхимия; «Отношения между эго и бессознательным».
102
См. «Психология переноса», абз. 425 и далее.
103
Elenchos, V, 8, 2 (пер. F. Legge, I, стр. 131).
104
См. Психология и алхимия, абз. 334; «Психология переноса», абз. 457 и далее.