Страница 5 из 28
Они не разговаривали, и Джек заснула, не пошевелившись, когда Эбен приобнял её и вдохнул её аромат, упиваясь покоем. Наступил рассвет, он разбудил девочку, чтобы она отправилась обратно в постель, прежде чем их поймают.
Но в последующие ночи они стали вести беседы. Играть в шахматы. Изучать карты, она показала ему все места, которые планировала посетить, когда вырастит. Джек читала ему истории о величайших каперах, и они решили, что когда-нибудь наймут корабль и отправятся путешествовать по миру. Она мечтала о будущем, а он хотел оказаться подальше от прошлого.
Так они стали друзьями.
Достаточно хорошими, чтобы она скучала по нему, когда он уехал в школу-интернат. Вот только тоска вскоре сменилась каким-то другим чувством, более сильным. Это самое чувство заставляло её сердце биться сильнее, когда она представляла, как воспользуется дверью, чтобы увидеть Эбена во время каникул и праздников. Оно заставляло Джек с нетерпением ждать того момента, когда он сам её откроет. И оно же сподвигло её прокрасться в тихий дом в поисках друга.
Когда она впервые постучала в дверь его комнаты, ей было четырнадцать, а ему - шестнадцать. Эбен сказал, что Джек не может остаться. В конце концов, он - маркиз, а она - юная леди, они больше не дети. Спальни не подходили для их встреч. В особенности тёмные, в ночное время суток, но, для пущей уверенности, и спален с любым освещением и в любое время дня, лучше тоже избегать.
Потребовалось лишь пару мгновений, чтобы убедить Эбена отбросить эти глупые правила. Они же, в конце концов, друзья, и он так редко возвращался домой из Итона, а вскоре уедет в Оксфорд. Ночные тайные визиты были идеальными, не потому, что считались скандальными, а потому, что принадлежали только им двоим.
После той ночи, между её тихим стуком и тем, как он открывал дверь, проходило буквально пару секунд. Они садились в кресла у камина в его покоях, и Джек подтягивала к себе колени под ночной рубашкой так, что из-под подола выглядывали только длинные розовые пальчики, он наливал ей шоколад, и они шептались в темноте, пересказывая события месяцев, проведённых в разлуке. Эбен развлекал её длинными и подробными историями, отвечая на все вопросы, даже на неприличные, а Джек проживала их наяву, запоминая имена всех мальчиков в его классе и безумные поступки, которые они вытворяли, когда воспитатели, преподаватели и деканы за ними не следили. Эбен тоже запоминал: мельчайшие детали о книгах, которые она прочитала, платья, которые она носила, и нелепые вещи, к которым прибегали её старшие сёстры, чтобы обратить на себя внимание то графа, то маркиза.
Так продолжалось не один год, пока не умер его отец. Восемнадцатилетняя Джек пролетела по тёмным коридорам Олрид-Хауса, отчаянно пытаясь поскорее добраться до Эбена. В ту ночь, когда она постучала в дверь, он не открыл.
Поэтому она отворила дверь сама, но поворачивая ручку, Джек уже знала, что всё изменилось.
Эбен лежал на кровати, уставившись на шикарный бархатный балдахин. Он не посмотрел на дверь, когда Джек проскользнула в комнату и закрыла её за собой. И не обратил на неё внимание, когда она проигнорировала кресла у камина.
Не взглянул на Джек и тогда, когда она взобралась на кровать, без колебаний к нему прижалась и обхватила длинной рукой его талию. Становясь для друга якорем во время шторма.
Он обнял Джек, притянув ближе к себе.
– Тебе не следует здесь находиться.
– Мне всё равно, – прошептала она.
– Не в моей комнате. Однозначно, не в моей постели.
И вновь последовал ответ:
– Мне всё равно.
Повисла тишина. А потом прозвучали едва различимые слова:
– Я не хочу, чтобы ты уходила.
Она никогда его не покинет.
– Майкл не позволил мне прийти на похороны, – проговорила Джек. Конечно же, брат ей не разрешил, ведь похороны неподходящее мероприятие для девушек. – Естественно, я разозлилась, но никто не стал слушать.
– Хорошо, что тебя там не было, – проговорил он, хотя его слова прозвучали неправдоподобно.
Джек однозначно на них не купилась.
– Я хотела пойти. Хотела быть с тобой.
– Ты бы не была со мной, – сказал он. – Я стоял впереди. Тебя... бы не было рядом.
Она крепче стиснула его талию, чтобы вывести из оцепенения, страстно желая почувствовать на себе взгляд его прекрасных зелёных глаз.
– Ты бы знал, что я там. Таким образом я и оказалась бы с тобой. – Она замолчала, не в силах отвести от него взгляд. Желая быть ближе. Желая прикоснуться. Достучаться. – Эбен... мне следовало быть рядом.
Слова отозвались болью в груди. Её собственные родители погибли несколько лет назад. Трагедия разыгралась, когда их карета потеряла управление на ледяной дороге во время зимней бури. Эбен находился в школе, слишком далеко, чтобы успеть вернуться на похороны. Но он написал. У неё всё ещё хранилось то письмо, страницы, заполненные вереницами слов, которые она теперь понимала как никогда.
– Мне следовало быть рядом с тобой, – повторила она с благоговением.
Он ничего не ответил, только крепче обнял, и этого было достаточно. Она прижалась щекой к его груди, различая тяжёлые удары его сердца. Теперь она находилась рядом с ним. Останется на всю ночь, если он позволит, и не важно, что скажут тётя, братья и сёстры. Эбен нуждался в ней.
Джек провела с ним всю эту ночь. Следующую. И ещё одну за ней.
Пока Эбен не нашёл слова, которые, она знала, он должен был сказать.
Они долго лежали молча, пока свеча у его кровати не превратилась в огарок. Пока Эбен не сделал глубокий вдох и не поведал ей свою самую страшную тайну. Ту, которую она и так уже знала.
– Я рад, что он мёртв.
Признание прозвучало пугливым шёпотом, как будто отец мог услышать его и начать преследовать.
Джек не ослабила объятий.
– Как и я.
– Он был пьяницей.
– Он был сломленным, и его уже невозможно было привести в чувства. –
Эбен посмотрел на неё, но она пожала плечами. – И ублюдком.
Его губы дёрнулись от такой прямолинейной оценки.
– Таким он и был. А ещё, плохим отцом. И плохим герцогом.
– Ты будешь лучше.
– Ты так говоришь, будто это предрешено.
Она подняла голову, и повернулась так, чтобы положить подбородок ему на грудь, и сказала правду:
– Так и есть.
Он глубоко вздохнул и снова посмотрел на бархатный полог.
– Всё изменится.
– Ничего существенного.
Только не это. Только пусть они не разлучатся. Пожалуйста. "Пусть только мы не разлучимся".
– Я теперь - герцог.
– Я всегда думала, что ты был недостаточно впечатляющим для роли маркиза.
Он рассмеялся, и от этого звука по её телу разлилась радость. Это не изменилось. Она любила его смех, словно он был их общей тайной.
– Ты ведь знаешь, что по положению герцоги выше маркизов?
Джек улыбнулась в ответ.
– Да, но маркизы носят такие элегантные кольца. Я бы предпочла стать маркизом.
– Ну, теперь оба титула мои.
– Вот ты уже и стал невыносимым хвастуном.
Она прижалась к нему ещё теснее.
Его рука опять крепче её сжала, и он прошептал:
– Как я с этим справлюсь?
Вопрос возвещал о перемене, которую он предсказывал. Возвещал о страхе. Панике. Ответственности. Зрелости. Она положила руку ему на грудь, где билось сердце.
– Я помогу.
– Разве у тебя есть опыт в том, как быть герцогом?
Ей не понравился вопрос. И она постаралась ответить легкомысленно:
– Нет, но разве это может оказаться трудной задачей? Мужчины тебе кланяются, а женщины желают добиться внимания.
– Какая прекрасная оценка общего положения дел.
– Ты вечно будешь мне благодарен за то, что я буду рядом, и не позволю тебе зазнаться. – Он тихонько усмехнулся, и Джек постаралась сохранить в нём это чувство свободы, хотя бы на мгновение. – С чего начнём? Мне ходить за тобой и напоминать, что однажды ты с трудом пытался отыскать Константинополь на карте?
– Вовсе нет. Карта оказалась перевёрнутой.