Сброд

Он вышел во двор, и уверенным шагом направился к бараку, указанному Мстивоем. По пути он думал о бывшем сотнике: что заставило его оказаться в среде разбойников? Что такого он совершил? Почему оставил службу в дружине Батурия, в которой занимал довольно почётное место? Почему, учуяв опасность, он пытается помочь организовать оборону этим необученным, недисциплинированным людям, не готовым сражаться по-настоящему, вместо того, чтобы просто скрыться? Даже предположительных ответов на эти вопросы, молодой боец найти не мог, но дал себе зарок, что обязательно всё это выяснит, едва спадёт опасность, нависшая над «медвежьим воинством».

Войдя в барак, где расположились люди Ворона, Духовлад сразу отметил разницу с тем бараком, в котором ночевал сам: здесь, трупы охранников медоварни хоть и не были вынесены из помещения, но были снесены на кучу в дальний угол. В этом был виден верный признак сплочённого сообщества, в котором, перед тем, как сделать что-нибудь полезное для всех, никто не спрашивает себя: «А почему Я должен?», и не найдя для себя убедительного ответа, просто ждёт, пока это сделает кто-то другой. Люди Ворона тоже гульнули вчера хорошо, но покинули попойку одними из первых, причём спокойно, организованно, без шума, приказов и поторапливаний, осознавая нужду в отдыхе после суток оживлённой деятельности. Может быть, выглядели они и неважно, молча провожая Духовлада усталыми, красными глазами на слегка подпухших лицах, но до основной массы разбоев, в нелепых позах валявшихся по всему двору, им было далеко.

Найдя взглядом Ворона, молодой боец направился к нему. Тот, занимая горизонтальное положение на одном из лежаков, прикрыв правой ладонью глаза, был практически недвижим. Только его грудная клетка, тяжело поднималась при каждом вдохе, и опускалась при выдохе. Приблизившись к нему, Духовлад проговорил, предусмотрительно избегая громких звуков и резких интонаций:

– Будь здоров, атаман. Есть к тебе важный разговор.

– И ты, Малыш, не болей – усталым голосом ответил Ворон, даже не шелохнувшись – Давай, говори свой разговор.

– Думаю, у нас крупные неприятности… – попытался было начать молодой боец.

– Наутро, после такой попойки, всегда крупные неприятности – философски перебил Ворон. Думая о своём, и всё ещё не шевелясь.

– Я не о том, Предраг пропал…

– Я по нему скучать не собираюсь – монотонно пообещал атаман, явно не желая вникать в суть разговора.

– Может, ты дашь мне закончить мысль?! – раздражённо спросил Духовлад.

Ворон, наконец, убрал руку от лица, и удивлённо посмотрел на парня, явно не ожидая от него подобной резкости. Духовлад даже посетовал на свою несдержанность, опасаясь, что теперь придётся объясняться с атаманом, но тот снова принял прежнее положение, и бесцветно буркнул:

– Ну, извини…

– Есть мнение, – с облегчением продолжил молодой боец – Что мы угодили в ловушку. Возможно, Предраг не спасся в предыдущем налёте, а сознательно сдался дружинникам, и, чтобы выторговать себе жизнь, обещал привести нас сюда. Скорее всего, изначальный расчёт основывался на том, что добравшись до обильных складов с пойлом, мы впадём в запойное пьянство на несколько дней минимум. А за это время Предраг сбежит, и даст знать дружинникам, которые легко перебьют наше пьяное, ничего не соображающее «воинство».

Ворон сел на лежаке, и пристально уставился в глаза Духовладу. Видимо, ещё раз прокрутив в уме полученную информацию, он стал сомневаться, уточнять детали:

– А с чего ты вообще взял, что этот шнырь пропал? Может, завалился куда-то, да и дрыхнет мёртвым сном… Пил он вчера, как буйвол. Побольше меня, это уж точно! Правда, молодцом держался, не раскисал вроде, но в этом деле окосеть мгновенно можно: вот ты, вроде, бодрячок, а через глоток – уже бревно мычащее.

Духовлад, ранее убеждённый Мстивоем, настаивал на своём:

– Слишком гладко у него всё вышло: и от дружинников ушёл, и цель для налёта нашёл, и вместо добычи здесь пойло одно, и пьёт он не хмелея… Так что лучше, по-моему, к худшему изготовиться.

– А не проще дружинникам, было бы здесь нам засаду устроить? – продолжал высказывать сомнения Ворон, скорее, для прояснения ситуации, чем пытаясь переубедить собеседника.

– Тогда наши разведчики могли бы что-то заподозрить. Да и спящих, перепившихся резать – это дело менее хлопотное, нежели в открытом бою, пусть даже из засады.

Ворон молчал. По выражению его сосредоточенного лица было видно, что он склонен поверить в сценарий, описанный Духовладом. Заметив, молодой боец попытался использовать это, торопя Ворона:

– Нечего время терять! Надо скорее собирать Совет, объяснить всем ситуацию, решить, как оборону держать будем…

– Какой Совет!? Какая оборона?! – в возмущённом недоумении уставился на него атаман – Я забираю своих людей, и ухожу отсюда. И ты, Малыш, уходишь с нами!

– А остальные? – Духовлад исступлённо задал первый же пришедший в голову вопрос.

– Да плевать мне на остальных! – искренне ответил Ворон – Вчера перепились в хлам, сейчас попросыпаются, и опять к бочонкам присосутся! К тому времени, когда рассудок, наконец, соберётся вернуться в их головы, те уже будут красоваться на кольях у стен Кременца! Не валяй дурака, Малыш! Собирайся, и уходи с нами!..

– Нет – твёрдо ответил Духовлад – Здесь есть люди, которых я не могу, да и не хочу бросать.

– Ну, что ты, как ребёнок! – явно расстраиваясь, воскликнул атаман – Хочешь, бери с собой своего книгоеда! Да кого хочешь, бери! Хоть даже жабу эту рыжую – Ратибора! Главное, чтобы в пути нас не тормозили, а то лично зарежу!

– Нет Ворон, я останусь. Удачи тебе, прощай.

Сказав это, Духовлад повернулся, и твёрдым шагом, не оглядываясь, вышел из барака. Он был расстроен решением Ворона, но не осуждал его. Ведь и ранее было известно, что этот атаман чутко относится лишь к своим людям, а всех остальных (не безосновательно) призирает. Как он – Духовлад – не подумал о возможности такой реакции, ведь Ворон и ранее ему признавался, что подумывает об уходе из «медвежьего воинства», а более уместного случая и не придумаешь. Шагая, и думая об этом, молодой боец даже не заметил, как оказался посреди двора. Он остановился, оценивая происходящее вокруг: разбои, безобразно валявшиеся повсюду, понемногу просыпались, пытаясь подняться на ноги. Получалось это обычно, раза с третьего-четвёртого, и то всего на пару шагов. Те, кто сумел в этом поганом состоянии, сохранить хоть каплю сообразительности, отказывались от более привычного прямохождения, и передвигались на четвереньках. Целью этих сложных, невероятно утомительных походов, на расстояние от пяти до десяти метров, являлись бочонки с недопитым мёдом. Духовлад мгновенно пропитался презрением к этому сброду. Разве достойны спасения эти люди, к которым едва возвращается сознание, как они снова пытаются прогнать его ковшом пойла «на старые дрожжи»?! Может прав Ворон: не нужно с ними возиться, всё равно толку от них меньше, чем даже вони?! Молодого бойца стали разбирать сомнения в правильности своего выбора. Дело было не столько в опасении перед приходом дружины, сколько в симпатии к сплочённости людей Ворона. По представлениям парня именно так должно было выглядеть действительно боеспособное подразделение. Не рабское повиновение «благородно рожденным» командирам, становится залогом победоносности войска, а братская, поделенная на всех ответственность за исход общего дела! Может, стоит вернуться, и согласиться на предложение Ворона уйти с его отрядом? Эту мысль в голове Духовлада, перебил окрик: «Малыш!», послышавшийся за спиной. Молодой боец резко обернулся, и увидел решительно приближающегося к нему Ворона. Следом за атаманом из барака выходили его люди. Подойдя, Ворон в сердцах обратился к парню:

– Ты с ума сошёл?! Одумайся, тебя здесь убьют, вместе со всей этой пьянью!

Поймав взгляд атамана, молодой боец уловил в нём сомнение. Крохотное, на самом донышке глаз, но этого было достаточно. Его собственные сомнения улетучились в один миг, и он твёрдо ответил, уверенно глядя в глаза суровому, прожженному разбойнику: