Сброд

– Ух, добрый мёд! – удовлетворённо протянул Предраг, оторвавшись наконец от ковша, и подмигнул остальным – Может, жажду утолим, а там уж и поиски продолжим?

Как будто по команде, часть разбоев мигом кинулась в барак – выносить и выкатывать сосуды с хмельным напитком прямо во двор. Другая часть, предусмотрительно кинулась в бараки охраны, в поисках посуды. Так же был обнаружен погреб, со съестными припасами, большая часть содержимого которого, тоже очень быстро перекочевала во двор. Пока ещё не успела начаться попойка, Предраг с важным видом выбрал полтора десятка человек, из наиболее преданных, после чего, нарочито громко, чтобы слышали все, приказал им до завтрашнего утра сторожить ворота, запретив до конца этого срока употреблять мёд. Обещание, будто утром их обязательно сменят, слабо обнадёживало избранников главаря. «Счастливчики» понуро отправились на пост, с задорной издёвкой подбадриваемые ехидными соратниками, мол: питья и еды много, и вам на завтра останется.

Утро едва вступило в силу, а разбойное войско уже развернуло грандиозную пьянку. Даже те, кто ни на миг не позабыл про обещание Предрага о богатой добыче, сейчас благосклонно оценивали развитие событий: утомлённые ночным переходом и стремительным налётом, да ещё и немало измотанные эмоционально, они легко поддались соблазну расслабиться, забыться в хмельном веселье. А богатая добыча? Если она здесь есть, то ни куда отсюда не денется. Поисками можно будет заняться изрядно отдохнув. Захмелевшие и подобревшие, наслаждаясь сиюминутным состоянием, разбои славили своего нового главаря, поднимали тосты за его здоровье и долголетие, кричали, что этот налёт – самый удачный из всех, и в тот момент искренне в это верили. Хмельное веселье охватило всех, кроме часовых, наблюдавших за действом со стороны, досадно сглатывая слюни. Только для одного человека бой ещё не окончился: полуголый лесник, до сих пор гонял по территории медоварни перепуганных собак, истошно визжа, и воинственно потрясая своим ржавым копьём. Разбои со смеху катались по земле, видя, как то и дело подпрыгивает накидка из шкур, оголяя чумазый зад и всё остальное. Бедные животные, в испуге шарахались от неистового мстителя в разные стороны. Тем не менее, трёх собак, леснику уже удалось заколоть. Это зрелище легко вводило в азарт, и многие разбои, сквозь смех, поддерживали охотника, давали советы, громко хвалили за удачные выпады, или просто свистели.

Духовлад с грустной улыбкой наблюдал за происходящим. Окружающая атмосфера, благодаря шумным переживаниям «зрителей», напомнила ему арену, и, следуя по цепочке ассоциаций, в памяти возник образ Военега. Молодому бойцу не хватало этого хмурого, вечно чем-то недовольного старика. Старика?.. Да он дал бы фору любому молодцу, из этого «медвежьего сброда»! Память ласково увлекла Духовлада за собой, вновь проводя его по перипетиям освоения ратного дела на арене. Мудрые, своевременные наставления Военега, оживали в памяти, заставляя заново переживать вдохновенные мгновения осознания чего-то важного. Ему страшно захотелось остаться там, в прошлом, рядом с единственным человеком, ставшим ему родным. К сожалению, всё, что мог позволить себе молодой боец, это только немного понежиться в этом тяжёлом, но счастливом времени, когда у него была ясная цель, к которой он шёл.

Наконец, к воротам подкатил обоз с казной и хозяйственным хламом. Прибывшие с ним, завидев, какая здесь развернулась попойка, стремглав кинулись присоединяться, едва телеги въехали в ворота медоварни. Но Предраг немедля осадил этот порыв, грозно наказав сначала распрячь лошадей, и отвести их в стойло. Те недовольно повиновались, усмотрев здесь, как и полагается любому быдлу, вопиющую несправедливость.

Наслушавшись в ходе «застолья» похвал и пожеланий в свой адрес, Предраг и сам взял слово:

– Спасибо вам, верные мои соратники! Я горжусь тем, что оправдал ваши надежды. Но среди вас есть человек, без прозорливого ума которого, мы все сейчас могли бы находиться в другом месте. Если бы не Духовлад, раскрывший уготованную всем нам ловушку, покоились бы мы сейчас, кто в сырой земле, а кто на дыбах палачей. Малыш, Малыш, подойди сюда, встань рядом со мной!

Одобрительные возгласы и свист, слились в страшный шум. Залившись краской смущения, молодой боец стал продвигаться сквозь толпу в сторону главаря, больше одобрительно подталкиваемый руками разбоев, чем идущий своими ногами. Когда же он, наконец, встал рядом с Предрагом, тот радушно возложил руку ему на плечо, и продолжил свою речь:

– Этот парень – мудр не по годам! Вдобавок к этому, он ещё и честен сердцем! Я клянусь перед ликами всех богов, что отныне, он будет мне как сын родной (Предраг вновь воспользовался своим умением, по желанию пускать слёзы в любое время)! Никаких секретов у меня от него не будет! Так что если нет меня, то приходите, и спрашивайте у него – он будет знать! Отныне он – мой главный советник и помощник, моя опора, моя правая рука!

Сказав это, он крепко обнял Духовлада, и трижды поцеловал его, по древнему обычаю ругов. Тот не сопротивлялся, но чувствовал себя неловко: всеобщее внимание к его персоне пугало молодого бойца. Он смотрел на разбоев, поднимающих ковши, рога и чаши (кто, что сумел раздобыть), наполненные мёдом, за его здоровье и долголетие, и ему почему-то показалось, что ничем хорошим это не кончится. Тем не менее, ему ничего не оставалось, кроме как, натянуто улыбаясь, поднимать свою чашу в ответ.

День выдался облачным, так что солнце не жарило в хмельные головы, ухудшая состояние пьющих на свежем воздухе разбоев. Разгул набирал обороты: то тут, то там уже слышались песни, исполняемые нестройным хором заплетающихся языков. Леснику, наконец-то удалось перебить всех собак. Когда же он, тяжело дыша от длительной интенсивной нагрузки, приблизился к «застолью», то ему, в награду за долгое, зрелищное действо, вручили большой кусок сыра, объёмный ковш мёда, и… штаны, содранные с одного из мёртвых охранников. Последний подарок, особенно пришёлся «одичавшему» по сердцу. Отложив пока первые два, он радостно натянул на себя штаны, и стал прохаживаться взад-вперёд картинным широким шагом, возложив руки на пояс, а подбородок важно задрав вверх. Пьяные разбои вновь покатились со смеху, то и дело фонтанами выплёвывая мёд, дабы не подавиться в приступе хохота.

Опара, и, с каждым днём, всё более преданный ему Далибор, сидели отдельно, с понурым видом, в маленьком кругу своих сторонников. Просто кожей ощущалось, что среди разбоев царит настроение крайней благодарности Предрагу, и поддержит его сейчас, если что, подавляющее большинство. Опара лелеял надежду, что вскоре Предраг наделает ошибок, и впадёт в немилость у «воинства», вследствие чего слетит с места главаря. Следующим главарём, по расчёту Опары, должен был стать он сам. Причины, по которым он так думал, не имели ничего общего с расчётом на его умственные способности, лидерские качества, или любые другие способности, отвечающие такому высокому статусу. Определение главаря, ему представлялось некой очередью. Из-за близости к Туру, во времена главенства которого, он (как бы!) являлся вторым человеком в воинстве, Опара считал, что его очередь и так уже наступила, а подлый Предраг проигнорировал эту священную традицию, и пролез без очереди. Вообще, отличительной чертой Опары, бала страсть к всевозможным правилам, понятиям, классификациям, которые, правда, в его изложении носили необъективный и приземлённый характер. Он частенько бубнил, перечисляя, кто и как должен поступать в такой-то ситуации, кому положено делить добычу, кто кому должен подчиняться, и тому подобное. Его монотонные рассуждения, могли длиться часами, рождая целую прорву сухих, безжизненных «таблиц» и «формул». Это-то и подкупало Далибора, ещё не отделавшегося от юношеского максимализма, и воспринимавшего это утопическое видение жизни, как самую справедливую установку в мире. Идеалистическое стремление к порядку в его неопытном сознании, исказилось до безобразия под влиянием псевдообоснованных рассуждений ограниченного, но амбициозного неудачника, в котором Далибор видел своего идеологического наставника, и за идеи которого, искренне готов был сражаться и умереть.