Сброд

– Ты, как я понимаю, здесь тоже задарма спину гнёшь?

– Ну конечно! – подтвердил Далиибор, и стал ностальгически себя укорять – Эх, всё легкомыслие моё… А ведь мог бы сейчас у отца в подсобниках не спеша мастерства набираться, в достатке и спокойствии. Отец мой, самый знатный резчик по кости во всём Белом Крае! Секрет мастерства его в особом внимании к мелким деталям: над каждой, едва глазу видимой, мелочью коптится. И на каждой поделке мелочей таких делает великое множество, а вместе они всё изделие вроде как оживляют. Что сделать не возьмётся – хоть рукоять на мече, хоть винный рог, хоть ларец – взгляда не отведёшь, красота такая! И никогда две одинаковые вещи не делает, ни за какие деньги. Вся знать Златоврата к нему с поклоном здоровается, за каждую безделушку вдвойне озолотят. А я всё нагуляться не мог, всё думал успеется ещё… Ой, дурак…

Что бы отвлечь своего собеседника от тоскливых воспоминаний, Духовлад решил вернуть разговор в русло происходящего в обозе:

– А, толстяк этот, с головой выбритой, кто здесь? Вроде как он тебя особым вниманием отмечает.

Далибор ехидно заулыбался и стал, смакуя, рассказывать:

– Зовут его Сбыня. Но имени этого он страшно стыдится, и потому врёт всем, что зовут его Себастьян, на рунейский манер. Он вообще страшный охотник до всего рунейского. Да хоть посмотреть во что одет: сандалии, юбка эта… Кстати: знаешь почему он юбку носит? (Духовлад отрицательно помотал головой) Да просто ляжки его, жирнющие, так при ходьбе друг об друга трутся, что любых штанов ему более чем на неделю не хватает!

Далибор был явно очень доволен тем, что ему удалось поделиться с кем-то пикантной подробностью о своём недруге, хоть как-то того унижающей. Духовлад усмехнулся и предположил, лукаво покосившись на собеседника:

– Да ты о нём такие личные вещи рассказываешь, что можно подумать, будто он твой родственник…

Выражение лица Далибора приняло ещё более значимый характер, как-бы обещая изречь весьма важное и невероятное повествование:

– Ну, слава богам, кровь у нас разная. А причина, по которой я так сведущ в его личных вопросах, та же самая, по которой он проявляет ко мне особое внимание. Сам он тоже из Златоврата, и дом его находится на одной улице с домом моего отца. Детей у Сбыни нет, а вот жена есть, особа хоть и в годах, но так моложава, приятна лицом и пышна формами, что глаз не отвести. Сбыня дома всего один месяц в году бывает, остальное время в обозе, да и (со слов супруги его) когда доходит до любовных утех, он в этом деле весьма неуклюж и маловынослив. Так что мается, бедная красавица, считай круглый год без крепкого мужского… плеча. Так вот, прохожу как-то мимо их дома, а она из калитки выглядывает, и просит, мол, не поможешь ли дров наколоть слабой женщине? Я и согласился помочь по-соседски, да в такой раж вошёл, что не заметил, как смеркаться стало. Наколол ей дров – на пол зимы хватило-бы. Она меня, значит, похвалила, но без ужина отпускать отказалась. Ну, поужинал я, а там и заночевал. Ух и жаркая же она баба! Только под утро дала уснуть. С той поры, только Сбыня в обоз, как я у неё уже. Так почти год было, да, видать, кто-то из соседей это заприметил и Сбыне доложил. Супруге своей он, небось, ничего говорить не стал, она крутого нрава барышня: чуть что, может и кочергой по горбу не поскупиться! В общем, он вроде как в обоз уехал, а я же сразу к ней, через задний двор. Не иду, а лечу, весь желанием пылаю, ни про что другое не думаю, ничего кругом не вижу. Вдруг как налетело человек пять из-за сарайчика, и давай лупить меня, куда попало. В общем, я даже понять ничего не успел, а уже чувств лишился. Очнулся я уже в обозе, связанный. Видать молодчики Сбынины меня долго охаживали, так как места живого на мне не было. С тех пор тружусь здесь, под неусыпным взором оскорблённого толстяка, ежедневно оказывающего мне ощутимые знаки «особого расположения». А ты как здесь оказался?

Духовлад пересказал Далибору всё, что случилось с ним вчера, не пытаясь что-либо скрыть или приукрасить, начиная с того, как встретил двух стражников, пытавшихся его ограбить. Когда он закончил рассказ, на устах Далибора поигрывала кривая улыбка. Духовлад, несколько смутившись, решил, что собеседник сомневается в искренности рассказа, и с претензией, но без злобы спросил:

–Ты что, мне не веришь?!

– Да мне твой рассказ, что правда, что вымысел – в одну цену будет. А смешно мне от того, что ты так быстро незнакомому человеку поверил. Здебор увидал, что тебе ни бежать некуда, ни жаловаться некому, да и наплёл тебе благородных речей, мол, сам городскую стражу не любит. Да ещё и деньги все отобрал… «Два золотых маловато, вот если бы пять…». Было бы у тебя пять, запросил бы десять. Да за два золотых, тебя любой обозник из города у себя на горбу вывезет!

На это Духовлад высказал свои сомнения:

– Но ведь он тоже рискует. Если в его обозе во время досмотра при проезде через городские ворота найдут преступника, неприятностей он не оберётся.

Далибор, снисходительно улыбаясь наивности собеседника, с видом престарелого мудреца, ответил:

– Во-первых: судя по твоему рассказу, те стражники, что гнались за тобой, видели тебя только ночью и с расстояния, следовательно, лица они разглядеть не могли, а те двое, которые могли – сейчас перед богами оправдываются. А во-вторых: стража в любом городе, с любыми обозами поступает одинаково. Либо хозяин обоза выплачивает названную сумму и проезжает без всякого досмотра, либо под видом досмотра ему весь обоз с ног на голову переворачивают, да ещё и что-то сломают, что-то украдут… Так что Здебор откупаться будет независимо от того, есть у него в обозе преступник или нет.

Осознавая, что Далибор скорее всего прав, Духовлад тоже усмехнулся собственной наивности. С другой стороны, он понимал, что убежать из обоза, кишевшего наёмниками, у него вряд ли получилось бы, и воспротивься он предложению Здебора, его бы просто скрутили, и отдали стражникам на расправу. Развивать диалог в этом направлении Духовлад не стал. Выразив согласие с доводами собеседника, он продолжил выведывать у него всё, что тот успел заметить за всё время пребывания в обозе. Далибор, истосковавшийся по общению за последние три месяца, с радостью продолжил делиться результатами своих наблюдений.

Так прошло время до полудня. Сбыня приволок пять старых, щербатых глиняных мисок, небольшой котелок плохо проваренного овса, из которого торчала одна большая, грубо выделанная деревянная ложка, и, оскаливши толстую морду в отвратительной, ехидной улыбке, задорно прокричал работникам:

– Эй, дармоеды! Столы накрыты, садитесь пировать!

Находившиеся рядом наёмники злорадно заржали, бросая в сторону работников презрительные взгляды. Их ржание усилилось, когда трое крестьян стремглав бросились к котелку, спотыкаясь, и отталкивая друг друга. Духовлад с Далибором, скованные кандалами, тоже не спеша выдвинулись в сторону «накрытых столов». Грубо растолкав двоих своих односельчан, старший крестьянин первым ухватился за ложку, и с важным видом наполнил свою миску овсом до самых краёв (что было явно больше пятой части дымившейся в котелке каши). Более того, после этого он забрал с собой единственную ложку, и усевшись на один из мешков неподалёку, стал с её помощью поглощать свою порцию кушанья, имея при этом крайне важный вид. Остальные двое крестьян, наклоняя котелок, отсыпали себе примерно по четверти от того, что осталось и, присев рядом со своим предводителем, стали жадно посёрбывать из своих мисок. В глазах Далибора сверкнуло негодование и, сжав кулаки, он зло процедил сквозь зубы:

– Опять он общую ложку забрал! Ну, я ему сейчас…

– Я пойду – придержав его за руку, сказал Духовлад.

Миновав котелок, он продолжил движение в сторону крестьян. Двое младших, с тревогой поглядывали то на приближающегося Духовлада, то друг на друга. А старший, продолжал надменным взгляядом смотреть «вникуда», неспеша пережёвывая овёс, как будто происходящее его вовсе не касалось. Духовлад молча остановился прямо над ним, не моргая, сверля тяжёлым взглядом. Старший, не вставая, повернул к нему лицо, развязно жующее с открытым ртом, и надменным взглядом как бы спросил: «Чего пришёл? Чего мешаешь?». Как только крестьянин повернулся к нему, Духовлад левой рукой схватился за ложку, и потянул на себя. Ухватившись за ложку обеими руками, крестьянин, явно не ожидавший такого резкого перехода к силовому противостоянию, стал тянуть её обратно к себе, бурно выражая нечленораздельное возмущение ртом, под завязку забитым кашей. Духовлад тут же коротко и хлёстко ударил его в кадык ребром правой ладони. Сразу отпустив ложку, крестьянин, сипя и задыхаясь, ухватился руками за горло, а из открытого рта стала вываливаться недопережёванная пища. Стоявшая у него на коленях миска также вывернулась на землю от резких движений. Духовлад схватил крестьянина за клок волос на макушке, рывком повернул его голову лицом к себе, и снова не моргая уставился в его глаза. Не найдя во взгляде крестьянина ничего, кроме ужаса и смятения, он, всё так же молча, показал ему ложку в своей левой руке и, оставив его, направился обратно к котелку с кашей. Едва Духовлад отошёл пару шагов, младшие крестьяне, то и дело кидая ему в след опасливые взгляды, быстренько подняли с земли миску своего патриарха, и, отложив в неё каждый по части от своей порции, смиренно поставили рядом со своим старшим, который всё ещё сипел и кривился от боли, держась руками за горло.