Король (ЛП)

Блейз остановилась и добавила вторую руку, лаская его эрекцию от основания до вершины, сжимая и разжигая его для большего удовольствия.

- Люблю твой член, - прошептала она и снова облизала влажную головку. - Мне нравится, какой он большой. Нравится его вкус.

- Ты слишком добра ко мне. Продолжай, chouchou, и я удостою тебя чести глотания.

Блейз соблазнительно улыбнулась. – Продолжай, и я продолжу. - Девушка игриво подмигнула ему и вернулась к своей задаче. Теперь она сосала еще жестче, глубже, и стояк стал болезненно твердым. Она вертела языком вокруг него, вверх и вниз, снова и снова. Нежными пальцами она отодвинула крайнюю плоть и ласкала головку так умело, что спина Кинга изогнулась от удовольствия.

Мышцы на его животе напряглись. Он ощутил, как приливала кровь, как нарастало давление. Сердце колотилось, а пальцы впились в ткань обивки шезлонга. Еще несколько секунд он сдерживался, пытаясь отсрочить освобождение, желая отложить как можно дальше возвращение в горькую реальность. Блейз сосала, ласкала рукой, задабривала его, вбирала в глубину своего горла. Он завис на грани оргазма, дыша через нос, а Блейз продолжала работать над ним, заявляя права на него своим ртом. Она взяла его глубоко и массировала яички языком. Она поднялась до головки, и Кингсли жестко кончил в ее горло, спазм за спазмом удовольствие накрывало его, пока он изливал семя в ее гостеприимный рот.

И как хорошая девочка, которой она и была, Блейз проглотила каждую каплю и выпустила его. Она выцеловала дорожку к его губам, и он ощутил свой вкус на ее губах.

- Ты сейчас в хорошем настроении? - спросила девушка, вытирая губы одним из полотенец, сложенных рядом.

- В лучшем, - заверил Кингсли. - Пока что.

Блейз зарычала от разочарования.

- Ты король топ-дропа.

- Ты снова придумываешь слова.

- Топ-дроп. Это паника, в которую бросаются доминанты после завершения сцены. А ты рефлексируешь.

- Рефлексия - это моя версия послевкусия.

- Позвони священнику. У тебя настроение лучше, когда он рядом. Он не так рефлексирует, как ты.

- Он изобрел рефлексию. У него патент на рефлексию. Он получает гонорар, когда кто-то рефлексирует. Ты просто не видела, как он это делает.

- Позвони ему, - повторила Блейз, ткнув Кинга в грудь.

- Я не хочу. Он мне больше не нравится.

Блейз выдохнула и покачала головой с отвращением.

- Ты лживая французская задница. При мне ты называл его «старым добрым другом». Я была там.

- Это был сарказм.

- Тогда кто же он? - с раздражением спросила Блейз.

- Овдовевший муж моей покойной сестры.

Глаза Блейз широко распахнулись.

- Я не знала, что у тебя есть сестра.

- Больше нет. Сказал же, она мертва. Он был женат на ней несколько недель, пока она не сбросилась со скалы, ее тело разорвало на две части. И лицо тоже размозжило.

- О, Боже. - Блейз прижала ладонь ко рту, словно ее вот-вот стошнит.

Кингсли взял бутылку бурбона.

- Неважно, - ответил он. - Это было очень давно.

- Кингсли... я и не подозревала.

- И теперь ты знаешь, почему я пью.

Он сделал глоток, затем второй.

- Я надеялась, потому что ты любишь вкус бурбона. - Она попыталась улыбнуться, но попытка с треском провалилась.

- Люблю? Я ненавижу это дерьмо.

Блейз наклонилась вперед и опять поцеловала его, не в губы, а в лоб, как мать ребенка.

- Мне жаль, - прошептала девушка, затем поднялась с шезлонга и оставила его одного у бассейна. Нежная и чувствительная душа, вероятно она побежала куда-нибудь поплакать. Хорошо, что она ушла. Последнее, чего он хотел, это видеть женские слезы. Ему за жизнь этого более чем хватило.

Снова наедине с бурбоном. Он пил, пока не ощутил себя в достаточной безопасности, чтобы поспать. Алкоголь никогда не выключал кошмары, но размывал их. Однако сегодня выпивки оказалось недостаточно, чтобы достичь желаемого эффекта. В этот раз он вернулся в госпиталь, его разум жив и активен, тело бездвижно, инертно, умирает. Если бы ему удалось произнести хоть слово, тогда кто-нибудь понял, что он понимает, что находится в могиле, которой стало его тело.

И все, чего он хотел – это кричать.

В кошмарах его разум кричал, а рот оставался неподвижным.

Он проснулся в воде.

В воде?

Глава 11

Кингсли прокашлялся и сплюнул. Он наконец открыл глаза, вода плескалась вокруг.

- Какого черта? - Кинг не был уверен, говорил он на французском или английском, даже не был уверен, говорил ли вслух.

- Кингсли. Смотри на меня.

- Non.

- Кингсли. Сейчас же. Делай, как я говорю.

- Я больше не подчиняюсь твоим приказам. - Кингсли погрузился в воду, прежде чем сильная рука вытащила его обратно.

Сорен грубо обхватил его за шею, достаточно сильно, чтобы проникнуть под щит, в который превратилось его тело.

- Чего ты хочешь? - Глаза Кингсли снова распахнулись. Он увидел Сорена по пояс в воде. Сорен схватил Кингсли за рубашку и потащил к краю бассейна.

- Я хочу, чтобы ты жил.

- Только ты и хочешь этого. - Кингсли снова пытался отключиться, но Сорен встряхнул его.

- Ты слышишь, что я говорю?

- Я слышу тебя. - Кингсли наконец собрался с силами и открыл глаза, и держал их открытыми. Он снова увидел Сорена, увидел его лицо. Тот выглядел разъяренным и напуганным, почти человеком. Он снова был в сутане, в колоратке. - Почему ты в этом?

- Я священник, помнишь? Сколько клеток мозга ты сегодня убил?

- Недостаточно.

Волна тошноты прошла сквозь него. Кинг снова закашлял, и Сорен потащил его наверх, через край бассейна. И на большое белое полотенце Кингсли вырвало.

- Пусть все выходит, - спокойно сказал Сорен. Кингсли ощутил ладонь на своей спине, растирающую напряженные мышцы. Он был недостаточно пьян, чтобы его рвало от алкоголя. Сон сотворил с ним такое.

Тело Кингсли подчинилось приказу. Казалось, прошла вечность, пока его раз за разом. Сорен держал его волосы, растирал плечи, предлагал утешения, которые Кингсли едва слышал сквозь звуки собственного мучения.

Наконец Кингсли остановился. Он знал, что лучше не двигаться, чтобы меньше тошнило. Кингсли вздрогнул и сделал несколько неглубоких вдохов.

- Ты бросил меня в бассейн? – задал вопрос Кингсли, когда тошнота наконец отступила.

- Ты кричал и дергался. Я не смог тебя разбудить.

- Плохой сон, - прошептал Кингсли. - Иногда они у меня бывают.

Кингсли отстранился от Сорена и сел на ступеньки, ведущие в бассейн. Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться на окружавшей его воде. Вода. Только вода. Она не причинит ему вреда. Ничего здесь не причинит ему вреда. Даже Сорен. Больше нет.

- Почему ты сегодня пьешь? - спросил Сорен, встав перед ним. Казалось, он не обращал внимания на то, что был полностью одет и промок до нитки. Если Кингсли отключится и упадет вперед, грудь Сорена его остановит.

- По той же причине, по которой я пью каждый вечер.

- И это?

- Это помогает мне заснуть.

- Снотворное помогло бы заснуть. Рассказывай правду.

Кингсли провел по мокрым волосам, приглаживая их назад. Он вздохнул, прежде чем посмотреть на Сорена с ухмылкой.

- Тебе лучше не знать. - Он покачал головой. - Ты думаешь, что знаешь, но это не так.

- Я знаю, что не хочу знать, - ответил Сорен. - Но ты должен мне рассказать.

- Почему тебе не все равно?

- Потому что мне не все равно.

- Это тавтология. Тебе нравится это слово? Я помню занятия философии в Святом Игнатии. - Кингсли издал усталый безрадостный смешок.

- Я забочусь о тебе, потому что я забочусь о тебе, и это факт.

- Тебе наплевать на меня. Я один вез ее во Францию.

- Я предлагал поехать с тобой, и ты отказал. Ты не хотел быть со мной.

- Ты отпустил меня и забыл обо мне.

- Я никогда не забывал о тебе.

- Забыл. Ты отпустил меня во Францию и забыл...