Страница 23 из 50
— Не уверена.
Дункан поднял мою руку, которую всё ещё держал, к своим губам, и поцеловал кончик каждого пальца, посылая дрожь от каждой точки соприкосновения к моему лону. Мои веки затрепетали, а бёдра сжались, когда я попыталась сосредоточиться.
Но стоило ему втянуть мизинец в рот, как мои губы приоткрылись, и я охнула. Клянусь, я могла почувствовать, как эти ощущения прострелили прямо до клитора.
Когда я открыла глаза, улыбка Дункана стала шире.
— Вот почему.
— Что?
— Звуки, которые ты издаёшь, действуют на меня, как Виагра.
Я не успела остановить свой взгляд, и он опустился к его шортам. Сквозь нейлон проступали очертания очевидно твёрдого члена.
— Дункан. — Я кивнула в сторону дома в отдалении. Если бы на улице стоял конец лета, и кукуруза почти полностью созрела, нас совершенно не было бы видно. Но поскольку шёл конец мая, мы были как на ладони. — Нас могут увидеть.
Он посмотрел на дом.
— У тебя паранойя. Он слишком далеко.
— Посмотри на окна второго этажа. Комната моей бабушки в дальнем конце. За ней не заржавеет прямо сейчас стоять у окна с биноклем.
Его грудь затряслась от смеха.
— Она — это что-то. Знаешь, мы можем дать ей повод расчехлить вибратор.
Я забрала у него свою руку и встала.
— Фу! Остановись. Я только забыла тот отвратительный разговор, а ты опять про него вспомнил.
Дункан встал, повернулся спиной к дому и привёл себя в порядок.
Настала моя очередь смеяться.
— Проблемы?
Дункан потянулся к моей руке, и мы возобновили прогулку по тропинке. Лёгкий ветерок шелестел в кронах деревьев, ярких, сочных и зелёных, как весна. Пройдя ещё немного, мы остановились.
— Слушай.
Я так и сделала, но всё, что я слышала — это ветер и шелест листвы, ну может ещё редкий лесной житель, белка или бурундук, шуршал в кустах ближайшей рощи.
— Что ты слышишь?
— Ничего, — он посмотрел сначала направо, затем налево. — Думаю, я понял, почему Кевин не хочет оставлять это место. Здесь так спокойно.
— Так и есть. А также здесь может быть скучно.
Он снова начал смеяться.
— Рискую снова тебя расстроить, но не думаю, что можно скучать, когда поблизости твоя бабушка.
Когда я не ответила, он дёрнул меня за руку.
— Пойдём покажешь.
— Покажу? Что покажу?
— Ты сказала, что покажешь мне ферму. Я хочу её посмотреть. Каково это было — расти здесь? Чем вы с Кевином занимались, когда были детьми?
Кивнув в сторону деревьев, я начала рассказывать: — Там озеро, скорее даже пруд, за этими деревьями. Летом мы часами в нём плавали, — на меня нахлынули воспоминания. — Мы даже привязали тарзанку. Можно качаться над водой, а потом отпустить руки и нырнуть глубоко-глубоко.
— Какая там глубина?
Я пожала плечами.
— Понятия не имею. Отпустишь руки — и просто падаешь в воду.
— И даже дна не видно?
— Нет, — хихикнув, ответила я. — Это же не бассейн.
— Покажешь?
Я подняла взгляд на его лицо и всмотрелась в его черты.
— Зачем?
— Потому что у меня не было ничего такого, когда я рос, и мне хочется посмотреть. Я хочу узнать о тебе больше.
Я обернулась к дому и взвесила варианты: приятная прогулка с Дунканом по роще и закоулкам памяти, или возвращение в дом к семье. Я глубоко вздохнула.
— Ладно, пошли.
Он снова потянулся к моей руке, и я повела его в рощу. Посмотрев под ноги, я вспомнила, что мы оба в шлёпках.
— Берегись колючек, — предупредила я.
— Колючек? Каких колючек?
Я указала на небольшое зелёное растение. У него были острые листья, а его маленькие колючие семена могли очень крепко вцепиться.
— Посмотри на это маленькое растение. Летом эти шарики становятся гораздо опаснее, когда высыхают.
Дункан кивнул и пошёл дальше, старательно держась подальше от колючей угрозы и осматривая землю так тщательно, будто я сказала ему, что тут мины, а не сорняки.
Через кроны деревьев до земли лучами доходило солнце. Когда мы приблизились к озеру, то прошли через полосу яркого света, только чтобы вновь войти под тускло освещённую сень листвы. Внезапно деревья закончились, и ровный луг, освещённый солнечным светом, остался единственным, что отделяло нас от озера. Утренний туман уже практически полностью рассеялся, выжженный солнцем, и небо окрасилось в изумительный оттенок голубого.
Рука об руку мы дошли до кромки воды.
Я указала на гигантское дерево на берегу.
— Вот здесь мы вешали тарзанку.
— Что с ней случилось?
— Может, сгнила.
— Очень плохо. Я собирался подбить тебя сделать это снова.
— Подбить меня? — спросила я. — Да вода около десяти градусов.
Глаза Дункана округлились.
— Ну, вот и накрылась мысль о купании.
— Боишься холодной воды?
— Нет. Я имел в виду кое-что другое... ну, ты же знаешь, что происходит в холодной воде?
Я рассмеялась.
— Думаю, даже немного сморщенный, ты всё ещё будешь впечатляющим.
— Впечатляющий, — сказал он, поиграв бровями. — Это намного лучше, чем то, как меня называли раньше.
Мы оба скинули шлёпки и по щиколотку зашли в холодную воду. Дно было мягким, и наши ноги зарылись в илистый песок.
Выражение лица Дункана было бесценным, когда мы сделали шаг, а потом другой на мелководье.
— Ну как? — спросила я.
— Думаю, твоя семья могла бы построить тебе бассейн.
— Ох, но так гораздо веселее.
Наше внимание привлекло движение в воде.
— Это рыба?
Я кивнула и расхохоталась.
— Ты такой городской мальчик.
Своим замечанием я заработала брызги, от которых моя майка и шорты покрылись пятнами холодной воды.
Чуть позже, когда мы сидели на берегу, Дункан поднялся. Не успела я спросить, куда это он идёт, как он нагнулся. Когда он развернулся обратно ко мне, в руках у него было полдюжины или около того ярких жёлтых маргариток. Эти цветы в изобилии росли на лугу, формируя золотые озёра в море высокой зелёной травы.
— Это тебе, — сказал он и передал их мне, поцеловав при этом в щёку.
Я потянулась за цветами.
— Так много?
— Так много всего произошло впервые. Моя первая прогулка с тобой в лесу, мой первый визит на озеро твоего детства, — он рассмеялся. — Первая бешеная пресноводная рыба, которую я увидел.
— Бешеная?
Он кивнул.
— Разве ты не видела? Она выскочила прямо из воды. Нам повезло, что мы унесли ноги. Бывал я на глубоководных судах, которые спасовали бы перед такой опасной рыбой.
Покачав головой, я покрутила стебли цветов между пальцев и напомнила себе, что мы всего лишь притворяемся.
— Спасибо, что спас меня от бешеной рыбы. А, и за цветы.
— Нет... Спасибо тебе, что показала мне это место. Мне нравится узнавать тебя.
Я легла на траву и стала смотреть на небо. Внезапно обзор мне заблокировали склонившиеся надо мной широкие плечи и сексуальная улыбка.
— Ты не должен это делать, — сказала я. — Все эти милые вещи.
— Ты права. Не должен. — Дункан потянулся к моему подбородку и приблизился к губам. Когда мы практически соприкоснулись носами, он продолжил,
— И вот этого я тоже делать не должен... но хочу. — И соединил наши губы.
Его поцелуй был медленным и нежным. Одними легкими, как пёрышко прикосновениями он оттолкнул грусть нашего притворного спектакля и вернул меня в фантазию. Я захныкала, поднимаясь, прижимаясь, желая большего, нуждаясь в ощущении его кожи рядом с моей. Жар возрос, когда он усилил давление. У него был вкус кофе с намёком на бекон. А когда его язык закружил в поисках входа, я решила перестать беспокоиться о том, что будет, когда мы вернёмся в Нью-Йорк, и наслаждаться тем, что само шло ко мне в руки.
Мои пальцы запутались в его густых тёмных волосах, когда я притянула его ближе.
Он сел и огляделся.
— Бинокль твоей бабушки добьёт до сюда?
— Нет, — хихикнула я, — но раз уж ты знал, что это произойдёт, стоило захватить ту коробку, которую мы купили в магазине и оставили в моей комнате.