Люди и чудовища

— Да, — рассеянно согласился юноша, не глядя на Венда, — холодает… Сегодня вечером придет первая буря.

— Сегодня? — только и смог повторить Венд. Остальные мысли из головы вылетели.

— Нужно найти укрытие, — Ресан остановил коня и осторожно снял с шеи цепочку с амулетом — стеклянным шаром, внутри которого плавал серый туман. Потер, потом встряхнул. Туман на мгновение разошелся, показав нечто, напомнившее миниатюрную версию замковых развалин, отчего-то абсолютно белых. Тут — крепостная стена, наполовину обвалившаяся, тут — проем в том месте, где стояли ворота, а тут… Досмотреть не удалось — туман вернулся на место.

— Дед предусмотрел, что зимние бури могут застать нас в пути. Дал вот…

— Что это за развалины?

— На них древняя защита. В Степи много мест с защитой, и амулет всегда показывает ближайшее. Не знаю только, успеем ли добраться.

Успеем ли? Венд поднял голову, глядя в небо, покрытое серой пеленой. С рассвета ни прорехи голубого неба, ни луча солнца.

— Ты видел зимнюю бурю раньше?

— Да, — Ресан тоже посмотрел на небо и поежился. — Но тогда я был в хранимом месте.

Они ехали.

Небо темнело.

Холод становился все более пронзительным, тишина — оглушающей. И Венд уже не мог понять, как давно они едут, день сейчас, вечер, или и вовсе — ночь, такая же темно-серая, как и день. Бывают ли на юге такие серые северные ночи?

— Я не могу понять, день сейчас или ночь, — сказал Ресан, будто озвучивая мысли Венда. И добавил дрогнувшим голосом: — Это один из признаков — когда теряется чувство времени. Сейчас… сейчас начнется.

Разрушая тишину, задул западный ветер. Пригибая траву. Напевая. Посвистывая. Плача. Проклиная. Смеясь…

— Что это? — силясь перекричать ветер, Венд наклонился к Ресану.

— Духи предков! — крикнул тот в ответ. — Они приходят первыми!

Венд уже не только слышал их, но и видел — сотни, тысячи призраков, надвигающихся с запада. Кто-то верхом, на конях призрачных, но способных приминать траву. Кто-то — человеко-птицами, с крыльями, растущими из плеч.

Духи приближались куда быстрее, чем любое войско живых, и Венд уже мог разглядеть их лица — широкоскулые лица кочевников, мужские и женские. Мог разглядеть их глаза, одинаково горящие гневом и торжеством.

Вот сейчас — сомнут, втопчут в землю, проткнут для верности призрачным оружием. Отчего-то у Венда не возникло даже доли сомнения: и копья, и мечи в руках духов способны убивать живых.

Вот сейчас…

Войско призраков достигло их — и потекло мимо, огибая двух оцепеневших чужаков. Пылающие потусторонним огнем глаза скользили по живым равнодушно, человеко-птицы проносились над головой, порой роняя призрачные перья. Одно такое перо упало Венду на предплечье — словно острой бритвой пропороло рукав куртки — и воткнулось в землю, когда Венд торопливо встряхнул рукой. Воткнулось и исчезло.

А потом их заметили.

От армии призраков отделилось несколько всадников и направилось к ним. Трое мужчин и женщина. Первый мужчина — с разрубленной до переносицы головой, второй — с развороченными ребрами, сквозь которые виднелся комок мертвого сердца, третий — с распоротым животом, откуда выпадали кишки… Менее всего пострадала внешность женщины — у нее просто не было правого глаза. Оттуда, где ему полагалось быть, смотрела клубящаяся чернота.

Ресан соскочил с коня, шагнул призраками навстречу, поклонился. В лице юноши не было ни кровинки, только страх и желание развернуться и сбежать. Но Ресан держался.

Четверка призраков остановилась, и, словно невидимый маг поставил полог неслышимости, ветер стих, принеся тишину — такую же мертвую, как и войско, текущее мимо.

Ресан заговорил на языке тууров. Несколько раз голос юноши срывался и каждый раз Венду казалось: больше Ресан не сможет выдавить ни слова. Но нет, тот продолжал. В речи юноши Венд улавливал лишь отдельные слова и осколки фраз — «Послание Великому Шаману… сообщить… враги… Черный Шаман… болотные…»

Призраки слушали молча, их лица не выражали ничего. Только когда Ресан закончил говорить, женщина указала на Венда и на том же языке задала один короткий вопрос, который воин, к собственному удивлению, понял полностью:

«Он с тобой, девочка?»

Девочка? — мелькнула удивленная мысль. Почему девочка? Да нет, послышалось. И вообще, нужно лучше выучить язык тууров — все же самое многочисленное племя в Степи.

Да, выучить….

Только бы сперва выжить.

«Со мной», — хрипло ответил Ресан.

Женщина кивнула и первой развернула коня, возвращаясь в мертвое войско. Ее молчаливый эскорт последовал за ней. Тишина ушла вместе с ними — вновь завыл, запел, засмеялся ветер. И продолжала течь, огибая чужаков, волна духов. Ряд за рядом — будто все мертвецы, когда-либо погибшие в Великой Степи, выбрали этот день, чтобы восстать в том облике, какой их души запомнили последним.

А потом мертвая армия закончилась. Ушла туда, куда дул западный ветер.

Венд несколько раз глубоко вдохнул, втягивая воздух, который пах одновременно грозой и свежей могилой. Только сейчас услышал, как бешено колотится в груди сердце. За годы наемничества ему разное довелось видеть, но такое — нет.

— Если бы не амулеты твоего деда, нас бы растоптали, — выговорил с трудом.

Ресан, бледный до синевы, продолжал смотреть вслед ушедшей армии и, казалось, не услышал. Встряхнулся, зачем-то посмотрел на свои руки — хотел проверить, не дрожат ли пальцы? Венд видел — дрожали. Сильно дрожали. Потом юноша перевел взгляд на спутника:

— Нет, — выговорил хрипло. — Нет, амулеты не при чем. Дед предупреждал не попадаться на пути духов. Им нет дела до верительных грамот. Они восстают очистить Степь от чужаков. Они должны были убить нас.

— Но ты заговорил с ними.

— Я подумал: стоит попробовать. — Ресан глубоко вздохнул и вновь достал амулет пути. Посмотрел. Убрал. Подошел к коню, уткнулся лицом в густую гриву и стоял так несколько мгновений. Потом, с заметным трудом, забрался в седло. Пальцы его все еще дрожали.

Повернулся к Венду:

— Между появлением армии духов и началом метели проходит несколько часов. Не знаю, почему духи нас не тронули, но яд метелей опасен даже для кочевников. Развалины уже близко. Может быть… Может быть мы даже успеем.

Вскоре в Степь пришла настоящая ночь. Конечно, никакая не темно-серая, а настоящая южная, непроглядно черная, потому что и луна, и звезды были все также скрыты за тучами.

— Кони не испугались духов, — неожиданно для себя сказал Венд. — Они должны были испугаться, но не испугались. Почему?

Ресан лишь пожал плечами. После встречи с армией мертвых он почти не говорил. Только все чаще доставал амулет пути, а потом и вовсе перестал прятать его под одежду.

— Не хочу умирать, — сказал вдруг. — Не хочу!

— Помолись Солнечному, — предложил Венд. Сам он не особо верил в силу молитвы, но мальчишке могло стать легче. Ресан покачал головой:

— Над Великой Степью нет власти Солнечного. Ни одной молитвы отсюда он не услышит. — Потом криво усмехнулся. — Разве что Многоликого попросить о милости. Чтобы мы успели добраться. Чтобы выжили. Чтобы…

Следующее «чтобы» осталось невысказанным: впереди блеснула белая каменная кладка.

Неужели Многоликий и впрямь услышал? — подумал Венд, но предпочел оставить эту мысль при себе. Ресан похоже, пришел к тому же выводу, но вместо радости от скорого спасения на его лице отразилась смятение: Солнечный обязательно узнает, а он не прощает своим верным отступничества. Отступничества даже случайного, даже на мгновение.

Потом смятение исчезло, вместо того на лице появился вызов. Юноша встряхнулся и посмотрел в черное небо:

— Это не была молитва Многоликому! Только несколько пустых слов.

Ветер, ровно дувший последние часы, вдруг стих. Венд на мгновение прикрыл глаза — ругать твердолобую правдивость Ресана смысла уже не имело.

— Быстрее! К развалинам! — крикнул он парню и сам пришпорил коня, понимая, что сейчас начнется. Боги не любят, когда их милость отвергают.