5 ёлочных игрушек

Не имя, а бальзам, растекающийся на языке при произнесении, заполняющий всё сознание и мысли. Кажется, на это имя должна откликнуться какая-то аристократичная бледнолицая особа с тонкими запястьями, от которых вверх до ключиц идёт лёгкая полупрозрачная вуаль, накинутая на острые плечи. Облачена красавица в шёлковое золотистое платье, перетянутое сверху корсетом, а на ногах её красуются туфли на изящном каблучке, который при соприкосновении с полом издаёт мелодичный звук, похожий на звон колокольчиков.

Те-ре-за.

Получается, что почти так оно и есть, пусть даже у девушки нет в гардеробе ни корсета, ни золотистого платья, зато есть она сама — не человек, а сплошное эстетическое наслаждение, подаренное природой. Вот сейчас красавица стоит перед зеркалом, чуть прищурив серо-голубые глаза с пушистыми чёрными ресницами, и посыпает юные и свежие щеки еле заметным слоем пудры. Затем она убирает пудру в сторону, взявшись за тоненький колпачок блеска для губ, который открывает, а потом наносит содержимое лёгким слоем на мягкие пышные губы. Остаётся лишь подправить густые брови уже давно неиспользуемой по назначению щёточкой от туши, вновь припудрить вздёрнутый немного и покрытый рыжеватыми веснушками носик. Изучив вновь своё отражение в зеркале, красавица мягко улыбается себе, заправляет длинные вьющиеся волосы за уши и в этот же самый момент слышит телефонный звонок.

— Баранински, слышишь меня?

Те-ре-за. Баранински. Тереза Баранински. Враз прекрасное впечатление от имени разбивается о скалы и летит в чёрную пустоту ущелья.

— Баранински, ау?

— А, да, привет, Мить, — вспыхнув мысленно от того, что её вновь называют по фамилии, хотя терпеть этого не может, говорит она. В любом случае виду об эмоциях не подаёт, а только нервно теребит пальцами вязаную кофту на себе и держит телефон у уха. — Как у тебя дела? Лучше себя чувствуешь? Ты уже пришёл?

Юноша отвечает сразу же, довольно резким тоном, ничуть того не смущаясь:

— Нет, нормасом всё. Короче, я сегодня не приду, у меня праздничная тренировка. Да и чувствую себя лучше, вроде горло не болит. Вот, короче, зачем звоню, — сам того не замечая, он заставляет сердце девушки чуть дрогнуть от сожаления. — Ну, это. Завтра, если чё встретимся? У меня отец с матерью укатят по магазинам, вот тогда и приходи. Слишком тепло не одевайся, у меня отопление работает. Да и сядем рядышком, я тебя обниму, всё такое, — после этого он неприятно смеется, чуть ли не гогочет. Девушку это, правда, не сильно трогает. Она привыкла к подобным «подколам» и шуточкам, хотя и становится стыдно, если кто-то когда-либо слышит подобное от её парня. — С НГ тебя, короче! Не грусти, оливье не наедайся, а то жирной будешь. А сейчас просто чудо зато. Ну, в общем, бывай, — он снова заходится беспричинным и режущим уши смехом, и только тогда Тереза умудряется тихо сказать:

— Тебя тоже с Наступающим. Люблю, — вполголоса и подавленно, потеряно, хотя с большим чувством. Больше Митя ничего не говорит, а только сбрасывает вызов, оставляя свою вторую половинку одну. Оставляя её в состоянии тихой грусти и полнейшей отчуждённости от мира. Тереза неслышно опускается на диван, подгибая под себя колени, и глядит в одну-единственную точку на полу, что выбрали её кукольно-холодные глаза в этот самый момент. Пальцы её сжимают нежно-розовую простынь под ногами с силой, отчего белеют костяшки пальцев. Сидя как фарфоровое изваяние на мягкой кровати с пушистыми подушками, Тереза не сразу замечает очередной звонок телефона, вырывающий её из беспамятства.

— Алло? — едва слышимым голосом произносит она в трубку.

— Тес! Привет! Как дела у тебя? — на другом конце провода восклицает тонким голосом подруга Терезы по имени Катя.

— Привет, пойдёт, а как сама? — немного недовольно протягивает девушка, медленно приподнимаясь с кровати.

— Что-то случилось? — мгновенно чувствует Катя настроение Терезы и решает проигнорировать вопрос.

— Нет, то есть… да опять у Мити не выходит на свидание пойти.

— И так уже пять дней подряд… — слышится монотонный голос с того конца. — Ты вообще уверена в том, что у вас, хотя забудь.

— Что у нас? Нет, ты уж договаривай! — хмурит бровки Тереза, мгновенно меняясь в лице и будто бы готовясь бросить подруге какое-то злостное ругательство.

— Мне кажется, — ненадолго останавливается Катя. — Мне кажется, что он тебя не воспринимает, как подобает. Даже никогда не интересуется, как себя чувствуешь, не болеешь ли, как дела? Да и вообще, ты ему уже раз сто говорила, что тебе твоя фамилия не нравится, а он всё «Баранински» да «Баранински». И он тебя хоть с Новым Годом-то поздравил? По-нормальному?! — не унимается девушка, с каждым словом всё более разгораясь. На секунду она понимает, что перегибает палку, поэтому успокаивается и старается дышать чуть глубже. — Прости. Я просто хочу помочь, как подруга. Жаль, выходит как-то резко, — продолжает она сиплым голосом, словно болеет, и, пусть Тереза этого не видит, кусает губы, ощущая вкус крови.

— Резко, говоришь?! — выкрикивает красавица, что складывается впечатление, будто стены розовой комнаты сотрясаются. — Да ла-адно?

— Прости, — ломается Катя всё больше и больше, осознавая, что зря дала волю собственному мнению — лучше б помалкивала. — Не знаю, что на меня нашло. В общем, — медлит девушка. — Хотела спросить, не могла бы ты мне одолжить на сегодняшний вечер своё платье, ну, то, голубое, с блёстками? Или любое, абсолютно. Мне всё равно, так что, какое тебе не жалко. У моего папы ведь завтра день рождения, и он, наверное, хочет, чтобы я хоть когда-то красивой была, — Катя чуть усмехается от своей детской нелепости и глотает подступающие слёзы — живёт она с матерью, бабушкой и дедушкой, а отец лишь раз в год находит время, чтобы приехать из Москвы к семье. — Понимаешь? — спрашивает, втайне надеясь, что её подруга больше не злится из-за сказанных ранее слов. Ведь сказала это Катя как-то ненароком, а теперь чувствует укол совести за испорченное подруге настроение.

— Ага, бегу и падаю, — и сбрасывает вызов, отдуваясь от непослушных светлых волос, падающих на щёки. Терезе только и хочется сейчас, что выбить дверь, дотопать до кухни и нажаловаться на всё маме. Хотя сил хватает лишь на то, чтобы быстро одеться, завязать лицо красным кашемировым шарфом, чтобы не было видно разгоряченных щёк и выбежать из дома, на ходу попрощавшись с мамой и папой, готовящими праздничный ужин.

Спускаясь по лестнице, Тереза укутывается чуть теплее в свою тонкую курточку не по сезону, зато искусно расшитую шёлковыми нитями, и надевает варежки. На одном из лестничных поворотов к подошве её лакированных сапог на каблук клеится какой-то белый конверт. Буркнув что-то невнятное и вновь нахмурившись, Тереза приподнимает ногу, чтобы отклеить это нечто. Смяв конверт, ей хочется выбросить его из окна и, приподнимаясь на цыпочках, она уже хочет это сделать, но вовремя замечает нацарапанное на бумаге имя.

— Чего? — вслух удивляется и тут же передумывает избавляться от письма. Разворачивает, чуть отряхивает грязь и вчитывается в адрес, облокачиваясь о подъездную стену. Напряжённо дымчато-серые глаза бегают по строчкам, округляются. Брови сдвигаются, создавая тонкую морщинку между ними, а потом вновь разглаживаются, когда Терезе становится менее волнительно. Вот только дрожь в коленках никто не отменял, и девушка явственно предчувствует, что ещё совсем немного, и она убежит обратно в квартиру, бросив злосчастное письмо валяться в подъезде. Ну, кто, скажите, кто за ней следил, раз так много о ней знает? Наверняка, чья-то глупая шутка. Ещё и эта розовая ёлочная игрушка на конверте словно насмехается: с Новым годом, не правда ли?

«Милая Тереза, это, наверное, странно — получать письма от незнакомцев? Да ещё и не в почтовом ящике, как это обычно бывает. Что ж, прости нас. Сейчас речь пойдёт о другом.

Ты уже подготовила своей подруге подарок? Что-то нам подсказывает, что нет. Ну что ж, если это действительно так, то стоит поторопиться. Остаются считанные часы до Нового года. Тем более что ты должна быть благодарна своей подруге. Она спасла тебя уже не раз и ещё много раз спасёт. Не теряй её и будь счастлива в Новом году, Тереза!