Никого не жаль

Ночная Москва светилась многочисленными огнями, жизнь продолжалась почти как днем, разве что поток машин стал меньше. По-прежнему внизу куда-то шли люди, светились вывески. Дождь со снегом прекратились, оставив после себя грязно-коричневую кашу, которая к утру немного подмерзнет и превратится в скользкие колдобины. За ночь коммунальные службы завалят все реагентом, и станет только хуже – разводы на обуви, чавкающая жижа под ногами.

Настя никогда не любила Москву в осенне-зимний период, еще в годы учебы это время всегда вызывало у нее только негативные эмоции, а ощущение от города было мрачным и тягостным.

Ей все время хотелось спать, и частенько Стаська по утрам никак не могла вытащить подругу из теплой постели и заставить спуститься в метро, чтобы ехать на учебу. Так что и сейчас, наверное, было не самым лучшим решением прилететь в город, который в это время года тебя просто убивает, но что-то внутри точило и подталкивало. И Настя знала, что это. Боязнь потерять Захара и остаться совершенно одной.

В это же время, в той же самой гостинице, но тремя этажами ниже, Захар Лавров сосредоточенно пролистывал на экране ноутбука страницы интервью Анастасии Ромашкиной.

Ему казалось, что в голове уже сплошная карусель из одних и тех же слов, одних и тех же фраз и предложений – ни единой новой мысли.

«Как она смогла продержаться на этом два с половиной года? – недоумевал Захар, закрывая очередную статью и открывая новую, почти слово в слово повторявшую предыдущую. – Почему никто не заметил, что она, как музыкальная шкатулка, повторяет одну и ту же мелодию? Да, безусловно, изначально все строилось именно на этом, чтобы не было случайностей и проколов, но как люди-то не заметили? Как же просто манипулировать сознанием… Красивая картинка плюс выверенные фразы, проникающие в душу, – и готово дело. Так, наверное, строятся все секты в мире».

В голове постоянно крутилась и мысль о том, что же делать дальше, что же будет, чем все закончится. Ему не удалось встретиться с Тимофеем – у того было совещание, затянувшееся допоздна, и встречу перенесли на завтра. Возможно, у него больше информации, чем было вчера, и от этого можно будет хоть как-то оттолкнуться. Вопрос был не в деньгах – возможно, как бы цинично это ни звучало, их сейчас как раз станет больше, потому что на экраны выходят два сериала, а в работе у Тимофея еще три книги, и такая внезапная смерть еще молодой женщины, без всякого сомнения, подстегнет интерес к ее работам.

Захара беспокоило другое. Безопасность. Его собственная, Тимофея и еще одного человека, посвященного в эту, без преувеличения сказать, аферу.

Если смерть Анастасии не вызвана какими-то естественными причинами – ну, мало ли, – то все обстоит очень и очень плохо. И невозможно определить очередность, с которой будут развиваться дальнейшие события. Кто станет следующей жертвой, предсказать не удастся никому. И, пока Тимофей не прояснит картину, придется жить с ощущением внутренней тревоги.

Неожиданно пришла мысль о жене. Что скажет Настя, если вдруг узнает правду? Он ведь не подумал о том, что и ее жизнь подвергает опасности, когда придумывал эту схему. Что, если на него попробуют надавить при помощи жены? Он любит Настю и ни за что не захочет причинить ей вред, и вот тут-то и встанет проблема выбора. И, что ни выбери Захар, в конечном итоге он окажется предателем.

Он отставил ноутбук и взял с тумбочки телефон, однако вспомнил, что дома уже глубокая ночь и Настя, конечно, спит – сегодня у нее появилась возможность спокойно уснуть и выспаться без посторонних звуков, без его вечного клацанья по клавишам, без мелькания картинок на экране ноутбука.

«Пусть спит, – подумал Захар, возвращая телефон на место. – Завтра позвоню».

Настя проснулась в хорошем настроении и сама очень удивилась этому факту. Обычно по утрам ей хотелось убивать, а не радоваться жизни. Сегодня же что-то пошло не так, и в этом Настя увидела хорошее предзнаменование – значит, день будет удачным.

Быстро собравшись, она решила не завтракать в гостинице, чтобы не наткнуться на мужа, а сделать это где-нибудь в центре, куда собиралась сразу же поехать. Звонить Инге Золотницкой она решила тоже из кафе, рассудив, что человек, посещающий светские мероприятия, вряд ли встает чуть свет, а потому время для телефонного звонка лучше выбрать ближе к обеду. Кроме того, Настя собиралась наведаться в район, где они со Стаськой снимали квартиру, побродить там, вспомнить молодость. Конечно, идеально было бы делать это вместе с Казаковой, но…

Настя выскользнула из гостиницы и повернула налево, к метро. День обещал быть пасмурным, но осадков не предвиделось, и это тоже немного ободрило ее.

Нырнув в метро, Настя оказалась в довольно плотном потоке и только сейчас сообразила, что это дома уже миновал час пик, а здесь самый разгар, люди едут на работу.

«Ничего, вспомню, как это было», – успокоила она себя, стараясь так развернуться, чтобы попасть на нужную платформу. В вагон ее буквально внесли, жестко притиснули к поручню.

«Однако… нигде так не ощутишь дух единства, как в Московском метрополитене», – подумала Настя, пытаясь хоть немного отстраниться от больно врезавшегося в бок поручня.

В таком положении пришлось ехать до нужной станции – народа становилось только больше, еще повезло, что удалось выйти там, где планировала.

Ощутив относительную свободу, Настя поправила выбившийся из-под воротника пальто шарф и направилась к эскалатору.

Первое, что сразу ударило в нос, едва Настя вышла из метро на улицу, оказался запах фастфуда. Прямо напротив располагался известный сетевой ресторан, и именно из окошка для выдачи доносился этот удушливый, на Настин вкус, запах перегоревшего фритюра.

Поскорее миновав это место, она вышла на перекресток, дождалась зеленого сигнала светофора и пошла прямо, в сторону набережной, где останется повернуть налево и оказаться во дворе старого дома, в котором они со Стаськой снимали однокомнатную квартирку на третьем этаже.

Двор, к ее огорчению, оказался заперт – на калитке стоял домофон, и попасть внутрь ей не удалось.

Настя походила вдоль забора, стараясь рассмотреть знакомые окна сквозь голые ветки деревьев, увидела изменившийся двор, в котором появилась детская площадка вместо старой песочницы с ободранным деревянным грибком, что стояла там в их время, вздохнула и пошла на набережную.

Москва-река казалась особенно серой, над ней словно натянули мутную пленку, и она колыхалась туда-сюда, повинуясь редким порывам холодного ветра.

«А ведь мы часто гуляли здесь по вечерам, – подумала Настя, облокотившись на перила и глядя вниз на воду. – Покупали мороженое и шли вдоль ограждения, чаще просто молча. Все-таки только человека, с которым комфортно даже молчать, можно считать по-настоящему близким. Жалко, что все заканчивается».

Студенческие годы всегда вспоминались как самое счастливое время, хотя и были довольно сложными в материальном плане. Квартиру они со Стаськой снимали напополам, приходилось подрабатывать, чтобы иметь возможность не прибегать к помощи родителей. Стаськина мама не могла присылать дочери каких-то ощутимых сумм, да и Настина тоже не располагала фантастическими деньгами, поэтому две студентки не брезговали ничем – ни мытьем полов, ни работой официантками, Настя даже одно время выгуливала соседских собак. Но при этом они ухитрялись ходить в театры, раз в месяц позволяли себе посиделки в хорошем ресторане.

У Стаськи не было отбоя от кавалеров, которые предлагали и материальную поддержку, но Казакова всегда считала жизнь за счет мужчины чем-то недостойным. Настя не вмешивалась, хотя иногда думала, что это неправильная позиция. Что плохого в том, что влюбленный мужчина хочет дать денег? Но Стаська оставалась непреклонной и никаких компромиссов по этому вопросу не признавала.

Сама Настя мужским вниманием избалована не была, единственный роман, случившийся в студенчестве, закончился трагически, и если бы не та же Стаська, вернувшаяся в тот день с занятий раньше, попытка Насти отравиться таблетками оказалась бы удачной.