Восход стоит мессы

Каждый стоит столько, сколько стоит то, о чем он хлопочет

Августин Блаженный

«Сир! Я пишу Вашему Величеству в положении наместника Вашего, быть может, в последний раз, ибо не чувствую за собою права далее занимать сей почетный пост.

Весь последний год я пытался удержать бразды правления, но с тех пор, как местные жители, поддержанные отрядами принца Конде, изгнали из этих земель королевские войска, мне не на кого опереться. Власть здесь отныне делят между собою местные магистраты и господин де Круа, являющийся, как Вам известно, доверенным лицом Его Высочества. Он командует теперь городским гарнизоном, меня же не слушает вовсе. А Ваша юная сестра, напротив, внимает всем его советам.

Мой государь! Я не тщеславен и не властолюбив. Мне известно о той безграничной любви, которую Вы питаете к Ее Высочеству принцессе Екатерине, а также о том уважении, что оказываете Вы своему кузену принцу Конде. Но я не готов прикрывать своим именем совершаемые ими поступки, коих совесть моя не может одобрить.

Я много раз докладывал Его Величеству королю Франции о тех притеснениях, которым подвергаются здесь теперь местные католики, но только сейчас решился написать Вам, ибо всякому терпению есть предел. Постараюсь быть кратким и придерживаться фактов.

Несколько дней назад лихие люди разграбили усадьбу банкира Леду, убив всю католическую прислугу. Счастье, что сам банкир со своим почтенным семейством в тот день отбыл в Париж. Разбойники почти не прятались и легко были пойманы. Однако по причине принадлежности их к протестантскому вероисповеданию и неких заслуг перед Реформаторской церковью, все они вскоре были отпущены с возложением штрафа в двести ливров.

Двести ливров, сир! Двести ливров за убийство девяти человек! Выходит, всякий гугенот может теперь убить католика, уплатив при этом двадцать два ливра в казну!

Но продолжу. Вам, полагаю, известно, что подписанный Вами эдикт от 16 октября 1572 года в Гиени теперь отменен. Церкви и монастыри повсюду подвергаются разграблению и надругательству. Снова, как и десять лет назад, здесь бушуют костры, в которых горят ценнейшие книги. А недавно солдаты господина де Круа сожгли чудотворный образ Святого Луки. Аббат де Жуанвиль не выдержал этой потери – умер от разрыва сердца прямо на пороге своего монастыря и ему даже не удосужились позвать врача!

Вы знаете, что я и сам разделял когда-то убеждения ревнителей протестантской веры. Но теперь сердце мое обливается кровью от творимых ими бесчинств.

Почти каждую ночь под окнами моего собственного особняка я слышу крики: «Смерть папистам!» Я уже немолод и мне стыдно бояться за свою жизнь, но ведь здесь моя семья. Я не могу даже отправить детей в родовой замок, ибо не имею достаточно верной охраны для этого.

Ваше Величество! Я не смею оставаться наместником губернатора в провинции, где не могу защитить даже собственную семью, ибо не желаю порочить своим бессилием славное имя Вашего Величества.

Засим нижайше прошу принять мою отставку.

Ваш покорный слуга, Антуан де Мерю, граф де Граммон»

Генрих задумчиво вертел в руках бумагу. Что ж, в Гиени приспешники Конде хотя бы не вешают младенцев. Спасибо и на том. Но не слишком ли много берут они на себя? Не засиделись ли они в гостях? Генрих почувствовал, как изнутри поднимается злоба, горячей волной смывая привычную усталость.

Однако он понимал, что дело не только в Конде и де Круа, как бы ни хотелось ему назначить их виновными во всех бедах. Принц лишь следовал тем путем, которым шли его отец и адмирал Колиньи. Тем путем, который указала им королева Жанна Наваррская. Которым готова, кажется, пойти и Катрин.

От плотного беленого листа буквально веяло пожарищем. О, как все это было Генриху знакомо! Резня в Васси, учиненная католиками, на которую гугеноты ответили резней в Ниме. Потом было две войны и много, много сожженных деревень и разграбленных городов. Затем Варфоломеевская ночь, затмившая собой все, что было до этого.

Теперь кровавый маятник качнулся в обратную сторону. Пока он в еще начале своего пути, но как же быстро он набирает силу! Генрих словно воочию видел, как совсем скоро новая волна погромов, теперь под знаменами Реформации, накроет цветущую южную Гиень, его любимый город Нерак. А друзья короля Наваррского, достойные и храбрые, возглавят озверевшую толпу, избивающую детей и стариков лишь за то, что те исповедуют иную веру. Возглавят не потому, что одобрят, а потому, что не смогут иначе.

Не смогут или не захотят? Взятие Мезьера армией Конде говорило о многом.

Генрих вспомнил постыдную историю, которую в его семье хотели бы забыть. Тогда Жанна Наваррская, еще юная неофитка Новой веры, приехала в родовые владения своего супруга и была радостно встречена последователями протестантизма. В порыве восторга и в стремлении порвать с традициями папизма, они устроили погром на Вандомском кладбище. Они извлекли из могил и осквернили тела родителей отца Генриха и даже тело его маленького братика, умершего в младенчестве первенца Жанны. А сама Жанна в немом оцепенении смотрела, как нелюди, называвшие себя защитниками веры, топчут прах ее сына, боясь вмешаться, чтобы не потерять их любовь. Оправдывая их изуверство религиозным фанатизмом, она полагала, что властвует над ними, но в действительности уже сама была их рабою.