Восход стоит мессы

Этот инцидент удалось скрыть. Гиз не стремился рассказывать всем о своем поражении. Генрих тоже не хотел скандала. О чем думала Маргарита, он не знал. Несколько раз он ловил на себе ее настороженный взгляд.

Несомненно, она ждала от него какой-нибудь каверзы, однако не дождавшись, начала поглядывать на своего жениха с интересом. Интерес этот Генрих, впрочем, не переоценивал, понимая, что неприятный эпизод с его участием вряд ли сделает его привлекательнее в ее глазах.

Он искренне любовался ею всегда, когда думал, что она не видит этого. И иногда когда знал, что видит. Перехватив ее взгляд, Генрих намеренно не отводил глаз, а лишь кланялся ей, как бы извиняясь за то, что не в силах избавить ее от своего навязчивого восхищения. Порой ему казалось, она ждет, что он подойдет к ней и заговорит, но всегда оставался на месте.

Однажды во время протокольного басданса она сама завела с ним беседу.

– Вы не находите, что придворные музыканты сегодня превзошли себя? У нас новый дирижер, и басданс в его исполнении особенно величествен. Вам нравится эта мелодия, сир? – поинтересовалась она.

– Басданс – мой любимый танец, – ответил Генрих, – особенно учитывая, что это один из немногих танцев, который я могу сносно исполнить. Надеюсь, теперь вам не придется благодарить меня за то, что я не отдавил вам ноги.

Генрих думал, она смутится, поняв, что он слышал ее нелицеприятное замечание, но смутить ее было не так-то просто.

– Я не хотела вас обидеть, сир, простите, – легко извинилась принцесса. – Но сегодня вы и вправду хорошо танцуете. Как вам это удается? Я слышала, у гугенотов не принято устраивать балов.

Генрих оглянулся, как будто убеждаясь, что их никто не слышит, и, наклонившись к самому ее уху, произнес таинственным шепотом:

– Просто басданс я разучивал специально, прежде чем отправиться в Париж. На аллеманду моего терпения не хватило.

Она рассмеялась его откровенности.

– Хорошо, я скажу придворному дирижеру, чтобы басданс исполняли чаще.

– Буду признателен, ваше высочество, – поклонился Генрих. – Однако я заметил, что  не только я здесь не умею танцевать. Вчера я видел, что господин де Верне тоже путает фигуры. Возможно, меня это не украшает, но я был даже рад встретить здесь товарища по несчастью.

– Господин де Верне туг на ухо, – ответила Маргарита, – поэтому двор прощает ему неловкость на балах.

– Пожалуй, я лишен этого оправдания, – вынужден был согласиться Генрих, потом тяжело вздохнул и добавил: – Какое невезенье. Но неужели только тугоухость может спасти придворного кавалера от хореографии?

– Ну почему же? Не только. Еще хромота, – ответила она, поймав себя на том, что улыбается.

– Ну нет, я уж лучше научусь танцевать, – быстро ответил Генрих, так что она снова едва не рассмеялась.

Маргарита вдруг подумала, что Гиз никогда не умел быть таким забавным. Любезным, галантным, сильным – да, но с ним никогда не было так легко. Она невольно взглянула на Гиза, который танцевал в следующей паре, поддерживая под локоть мадемуазель де Шеврез, и обнаружила, что он тоже смотрит на нее. Герцог, видимо, давно уже обратил внимание, что его возлюбленная отнюдь не скучает в обществе жениха из провинции, ибо на лице его застыло странное выражение, а на щеках появились красные пятна. Она тут же перестала улыбаться. Генрих перехватил ее взгляд.

– А еще мадам, я заметил, что некоторые парижские вельможи обладают столь изящным воспитанием, что танцуют даже лучше, чем владеют собой. Более того, лучше, чем владеют шпагой, – произнес он, внимательно глядя ей в лицо. – Посмотрите, к примеру, на господина де Гиза, как он тянет носок. Мне никогда не превзойти его в этом искусстве.

Она опустила глаза.

– Вы зря недооцениваете господина де Гиза, – сказала она наконец, – он вовсе не так безобиден, как вам бы хотелось. И умеет не только тянуть носок.

Она сама не понимала, зачем заговорила об этом. Хотела защитить любовника от насмешек? Или, напротив, остеречь жениха?

– Я знаю,  мадам, – ответил Генрих, – и все же благодарю вас за предупреждение.

Совсем недавно Маргарита опасалась, что будущий муж не простит ей нанесенного оскорбления. Что греха таить, она боялась этого разговора. Но король Наваррский не желал становиться врагом своей невесте, предпочитая враждовать лишь с ее любовником. Ей не хотелось признаваться себе в этом, но она была  благодарна ему за снисходительность.

Когда прозвучал последний торжественный аккорд, и музыка стихла, Генрих учтиво поцеловал своей даме кончики пальцев. Она склонила изящную головку, и от этого жеста у него перехватило дыхание.

– Вы прекрасны, мадам, – взволнованно сказал Генрих. - Клянусь, когда-нибудь я все же научусь танцевать, ибо ради возможности приглашать вас на танец, несомненно, стоит потрудиться.

– Буду ждать с нетерпением, сир, – так же учтиво ответила она.

Более в этот вечер басданс не исполняли.