Страница 31 из 56
- Твою же мать! – выругалась я шепотом, поднимаясь на ноги.
Вот так, пойдя на поводу у малышки, чье тело заняла, я и оказалась на крыше корпуса у трубы вентиляции. Спасать кого-то, вообще, дело не благодарное, а уж спасать незнакомого оборотня! Я прекрасно понимала, что в «детском» корпусе уже подняли тревогу. Знала, что нет ничего более глупого, чем оставаться в том же месте, где тебя будут искать.
Только каждый шаг, который отдалял от неизвестной реанимационной палаты, резал меня изнутри. Ребекка страдала, как могут страдать только дети, видя боль близких. Ей было больно, и эта боль не давала уйти.
Пришлось успокоить себя тем, что в палате этого неизвестного волка наверняка есть деньги или ценности. А мне, как беглянке, деньги будут нужны, причем любые и в любых количествах. Глупо отказываться от возможности заработать. К тому же червяк полудохлой совести напомнил, что это именно Вальтер спас меня от волчицы. К тому же это его братик мечтает всплакнуть на моей могиле, а не Вальтер. Этого альфу можно обвинить только в наплевательском отношении к искалеченному ребенку…
Попасть в закрытый корпус можно было тремя путями. Первый: законный, то есть под многочисленными камерами и по пропускам. Второй: через окно, что тоже подразумевало камеры. За время моей игры в шпиона я хорошо уяснила, что любое «закрытое» отделение Госпиталя напичкано камерами с избытком. Нет ни одного коридора или помещения, где не было бы камеры. Ну и третий вариант: крыша и вентиляция. Какой дурак будет ставить камеры на крыше, если она не приспособлена для передвижения по ней? Камер нет и в вентиляции, а учитывая постоянную обработку палат, трубы вентиляции достаточно широкие, чтобы в них пролезла девочка или даже худая девушка, так что мой выбор был очевиден.
Двускатная крыша с широким подножьем у самого края была, мягко говоря, неудобна для перемещений по ней. Вот и пришлось изображать из себя то ли гусеницу, то ли паука, перемещаясь от одной «башни» вентиляции к другой.
Вот когда я прокляла слабость этого тела, это когда сообразила, что вырвать решетку на трубе просто не смогу. Погнуть да, но не вырвать. И какой идиот придумал прикручивать ее не на четыре болта, а на все восемь? Ни одно из моих умений просто не способно воздействовать на металл, а под рукой не было инструментов. Ну не ногтями же мне болты выкручивать?
Помощь пришла откуда не ждали. После пяти минут бесплотных попыток оторвать решетку внутри отозвалась волчица. Зверь легко переместился к самой коже. Мое зрение сменилось на черно-белое и искаженное; резко усилился нюх, а тонкие детские пальчики, которым бы струны перебирать, легко выдрали железку, открывая проход в недра здания.
Ухватилась руками за верхний край прямоугольной трубы, которая напомнила мне раскрытую пасть замершей кобры, и вбросила свою тушку внутрь, тут же растопыриваясь внутри ногами, чтобы не полететь вниз.
На ползанье в темноте ушло больше часа. Врубленные на полную Локатор и Эмпат старательно докладывали, когда рядом появлялись живые. Из подслушанных разговоров узнала, что новость о сбежавшей девочке, уже бродит среди персонала, но вот о Вальтере не говорили. Я проползала комнату за комнатой, палату за палатой, но никого похожего на альфу не видела. Двигалась медленно, замирая при каждом шорохе.
Единственный плюс моего тела – отличное зрение. Я прекрасно видела в кромешной темноте, а уж когда спустилась ниже и вентиляция стала выходить в помещения, а значит и свет из кабинетов проникал внутрь трубы, мне стало совсем отлично. Нет, будь на моем месте человек, то тут и свихнуться недолго, узко, пыльновато, неудобно, но мне было вполне комфортно.
Все изменилось еще примерно через час. Я как раз была недалеко от одной из палат. Золотистый свет проникал через решетку в трубу. Мне была отлично слышна беседа двух мужчин. Реаниматолог дежурил сегодня, и проводил время со старым товарищем, еще с армии. Они шутили, травили байки, вспоминали друзей. Какое-то время я слушала их беседу, надеясь, что врач скажет что-то про альфу, но тот молчал. Точнее не вспоминал о «дорогом» больном. Хотела уже тихо ползти мимо, когда в палату влетела девушка в бело-голубом костюме и белых тапочках.
- Кел Врен! – выдохнула она. – Там… мистер Хаурес…
Больше она ничего не сказала. Врач в темно-зеленой хирургичке резко побледнел и вылетел из комнаты, как ошпаренный. Я едва успела набросить на него Маяк. Благо для этого совсем не обязательно касаться объекта, достаточно зрительного контакта в пять-десять секунд. Только вот, при зрительном контакте расходуется больше сил.
Палата с Вальтером Хауресом оказалась аж на третьем этаже. И к тому моменту, как мне удалось туда спуститься и доползти, альфу, в очередной раз, вернули к жизни. Реаниматолог настаивал на вызове Руна, и его, Вальтера, брата, но пациент не внял. Его еле различимый шепот я так и не разобрала за возмущениями врача. Замерла мышью у вентиляционной решетки над шкафом. Здесь две комнаты явно объединили в одну палату, снеся часть стены. Там, где и шел спор, пиликали приборы, пахло лекарствами, там была кровать. Здесь же, куда и выходила вентиляция, имелся низкий столик с цветами, три кресла и кожаный диван со шкафом. Из моего положения была видна только входная дверь и глазок камеры над ней.
Уговоры пациента оборвались его рыком, да таким, что даже мои волоски на спине встали дыбом. Силен альфа, ничего не скажешь, раз даже иномирку проняло. Врача и двух медсестер вынесло из палаты. На пороге в прямоугольнике света из коридора остался только охранник, копия моего Бранда, если сравнивать только комплекцию, такой же шкаф.