Дочь дьявола

Уэст слегка улыбнулся, его затравленный взгляд вернулся к изображению Фиби на портрете.

– Я её не заслуживаю, – пробормотал он, сам того не желая.

– Конечно, нет. И я не заслуживаю своей жены. Лучшие женщины достаются худшим мужчинам, вот такая жизненная несправедливость. – Глядя на осунувшееся лицо и сутулую фигуру Уэста, герцог, казалось, принял решение. – Ничего из того, что я тебе скажу, сегодня не возымеет действия. Если я отошлю тебя в таком состоянии, неизвестно, в какую беду ты попадёшь. Поэтому ты останешься на ночь в этой комнате для гостей, а утром мы поговорим.

– Нет. Я вернусь в свои апартаменты.

– Великолепно. Могу ли я спросить, что тебя там ждёт?

– Моя одежда. Бутылка бренди. Полбанки маринованной моркови.

Кингстон улыбнулся.

– Я бы сказал, что ты сам напоминаешь маринованную морковь. Оставайся на ночь, Рэвенел. Я попрошу Найла и моего камердинера приготовить тебе ванну и принести предметы гигиены, включая большое количество мыла.

На следующий день Уэст проснулся с расплывчатыми воспоминаниями о событиях прошлой ночи. Он поднял голову с мягкой подушки, набитой гусиным пухом и, недоумённо моргая, оглядел роскошную обстановку. Уэст лежал на шикарной, удивительно удобной кровати, застеленной белыми льняными простынями, пушистыми одеялами и шёлковым покрывалом сверху. Он смутно припомнил, как принял ванну, а потом с помощью Найла и пожилого камердинера с трудом добрался до постели.

Сонно потянувшись, он сел и огляделся в поисках своей одежды, но обнаружил лишь халат, висевший на соседнем стуле. Уэст чувствовал себя отдохнувшим, как никогда за всю прошедшую неделю, однако его состояние нельзя было назвать удовлетворительным или близким к счастливому. Но всё вокруг больше не выглядело таким серым. Он накинул халат и позвонил в колокольчик. Лакей появился с поразительной расторопностью.

– День добрый, мистер Рэвенел.

– Уже день?

– Да, сэр. Три часа дня.

Уэст был поражён.

– Я проспал до трёх часов дня?

– Вы были весьма утомлены, сэр.

– Видимо. – Потирая лицо ладонями, Уэст спросил: – Не могли бы вы принести мою одежду? И кофе?

– Да, сэр. Могу я заодно принести горячую воду и бритвенные принадлежности?

– Нет, на бритьё нет времени. Мне нужно отправиться... в одно место. Заняться делами. Немедленно.

К несчастью, Кингстон подошёл к двери как раз вовремя, чтобы услышать последние слова.

– Пытаешься сбежать? – вежливо спросил он. – Я боюсь, что банке маринованной моркови придётся подождать, Рэвенел. Мне нужно с тобой поговорить. – Герцог улыбнулся пожилому камердинеру. – Принеси бритвенные принадлежности, Калпеппер, и проследи, чтобы мистера Рэвенела накормили горячей пищей. Пошли за мной, когда он будет сыт и обретёт приличный вид.

В течение следующих полутора часов Уэст подвергался всяческим гигиеническим процедурам. Кроме того, он пребывал в таком фаталистическом и мрачном настроении, что позволил Калпепперу его побрить. Что с того, что старый хрыч перережет Уэсту горло, ему плевать. Процесс оказался не из приятных, всё это время он безумно нервничал, а желудок неприятно сводило. Но скрюченные, морщинистые руки были на удивление тверды, и орудовали бритвой легко и умело. Когда камердинер закончил, результаты его работы превзошли даже успехи Фиби на этом поприще. Хотя пальма первенства в любом случае принадлежала ей, вид её груди в вырезе ночной рубашки не сравнится ни с чем.

Его вещи чудесным образом выстирали, высушили и выгладили, а ботинки почистили и отполировали до блеска. Одевшись, Уэст сел за маленький столик в соседней комнате, где ему подали кофе с густыми сливками, тарелку варёных яиц и тонкую нежную говяжью вырезку, поджаренную на решетке и приправленную солью и рубленой петрушкой. Поначалу сама мысль о необходимости жевать и глотать вызывала у него отвращение. Но, когда он откусил кусочек, а потом ещё один, пищеварительная система начала подавать благодарные сигналы, и Уэст проглотил весь завтрак с неприличной поспешностью.

К концу трапезы к нему присоединился Кингстон. Герцогу подали кофе, а Уэсту вновь наполнили чашку.

– Всё ещё не в форме, – констатировал герцог, критически оглядывая Уэста, – но уже лучше.

– Сэр, – начал Уэст, но к горлу подкатил ком, и заставил его замолчать. Чёрт подери! Он не мог обсуждать с этим человеком никаких личных тем. Иначе сломается. Он чувствовал себя таким же хрупким, как выдувной стеклянный пузырь. Дважды прочистив горло, Уэст продолжил: – Мне кажется, я знаю, о чём пойдёт разговор, но я не могу это обсуждать.

– Превосходно. Я и так планировал говорить большую часть времени. Перейду сразу к делу: я даю своё благословение на брак между тобой и моей дочерью. Теперь ты, несомненно, захочешь указать на то, что не просил об этом, что побудит меня спросить, почему. Затем ты расскажешь пару историй из своего сомнительного прошлого и займёшься утомительным самобичеванием, чтобы я осознал в полной мере, насколько ты не годишься на роль мужа и отца. – Герцог сделал глоток кофе, и добавил: – Но ничего из этого меня не впечатлит.

– Не впечатлит? – осторожно переспросил Уэст.

– Я творил вещи и похуже, чем ты можешь себе представить, и нет, я не собираюсь делиться своими секретами, чтобы облегчить муки твоей совести. Тем не менее, из личного опыта могу с уверенностью сказать, что погубленную репутацию можно восстановить. В конечном итоге, злые языки общества найдут новую жертву для нападок.

– Меня беспокоит не только это. – Уэст потёр подушечкой большого пальца тупой край ножа для масла, а затем с трудом продолжил: – Я буду вечно настороже, в ожидании когда мои внутренние демоны сорвутся с цепи и затащат близких мне людей, которые меня любят, в один из кругов ада.

– У большинства людей есть внутренние демоны, – тихо проговорил Кингстон. – Бог свидетель, они есть и у меня. И у одного моего друга, который, по сути, является самым благородным и высоконравственным человеком из всех моих знакомых.

– Как вы от них избавляетесь?

– Никак. С ними необходимо научиться жить.

– Что если у меня не получится?

– Давай не будем ходить вокруг да около, Рэвенел. Ты не идеален, с этим мы оба согласны. Но я видел и слышал достаточно, поэтому уверен, что ты станешь тем супругом, в котором нуждается и, которого желает моя дочь. Тебе не придёт в голову изолировать её от внешнего мира. Они с Генри жили в их проклятом греческом храме на холме, как божества на горе Олимп, и дышали исключительно разрежённым воздухом. Мальчикам нужен такой отец, как ты. Который подготовит их к жизни в меняющемся мире и научит сочувствовать людям, работающим на их земле. – Его пристальный взгляд встретился со взглядом Уэста. – Я был на твоём месте. Тебе страшно, но ты не трус. Прими вызов. Хватит бегать. Иди и договорись обо всём с моей дочерью. Если вам двоим не удастся самим прийти к удовлетворительному умозаключению, тогда и брака вы недостойны.

В дверь осторожно постучали.

– Войдите, – проговорил герцог, повернув голову. Серебристая седина на его висках блеснула в дневном свете.

Дверь открыл лакей.

– Ваша светлость, – сказал он и решительно кивнул в сторону окна.

Герцог поднялся со стула и подошёл к окну, чтобы посмотреть на улицу.

– Ах. Очень вовремя. – Он оглянулся на лакея. – Ты свободен.

– Да, ваша светлость.

Уэст был слишком поглощён мыслями и не обратил внимание на слова, которыми обменялись герцог и лакей. За свою жизнь ему не раз приходилось выслушивать нравоучения, и некоторые даже оставили шрамы в его душе. Но ни один мужчина не разговаривал с ним так иронично, честно, прямо, ободряюще и немного властно, что странным образом обнадёживало. По-отцовски. Хотя, предположение о трусости Уэста задело, правду нельзя было отрицать, страх есть страх. Он боялся слишком многих вещей в жизни.

Но этот список стал немного короче. Бритьё больше в него не входило. Ведь это о чём-то говорило?