Супргуа Архангела

Он склонил голову на бок, поднял руку и поиграл с вьющимися завитками волос.

— Она была хорошим правителем. До безумия она была образцом архангела.

Взгляд его супруги смягчился, а глаза стали цвета расплавленной ртути.

— В историях, которые Джессемайя давала мне читать, говорилось то же самое. Она была самой любимой из архангелов, и даже остальные члены Совета относились к ней с уважением.

Рафаэль прижал Елену ещё теснее, и ей пришлось уткнуться носом в его шею, обнимая одной рукой, а другой продолжая ласкать чувствительную дугу левого крыла.

— Люди Аманата так любили её, — он вдохнул аромат своей охотницы — весны и стали, — потому что она любила их. — Слабые отголоски смеха его матери с женщинами, служившими в храме, сияние её улыбки, когда она одаривала служанку, собирающуюся выйти замуж, приданым из золота и драгоценных шелков. — Поэтому, когда группа чужаков-вампиров вошла и похитила двух женщин Аманат, она не спустила это им с рук, потому что женщины были смертными, а вампиры старше четырёхсот лет.

Елена напряглась. И Рафаэль крепче её обнял, чтобы прогнать её кошмарные воспоминания.

«Елена».

— Всё нормально, архангел. Рассказывай дальше.

Он никогда не говорил об этом, но события повлияли на него так же, как и исчезновение Калианны.

— Вампиры держали женщин три дня. Три дня земной жизни могут показаться тремя десятилетиями. — Слова его матери. — Поскольку женщин вернули живыми, она решила не казнить вампиров, а приговорила их к тому же ужасу, который причинили они.

Елена втянула воздух.

— Она повесила их, рассчитав всё так, чтобы они не умерли.

— Нет, Елена. Она не повесила их, а заставила их самих повесить себя.

Елена начала прикусывать ногти.

— Поэтому я не смогла уловить других запахов на верёвке или на телах. Они были вынуждены сделать то, что сделали.

— Да.

— Те вампиры в Аманате, висели три дня?..

— Нет, Охотница Гильдии. Помнишь… три дня ужаса по меркам смертных могут показаться тремя десятилетиями. — Он говорил, касаясь губами её кожи, и чувствовал тепло, отгоняющее холод, который так долго жил в Рафаэле. — Вампиры живут намного дольше людей.

— Тридцать лет? — не веря, прошептала она. — Как они это пережили?

— Их кормили ровно настолько, чтобы они не погибли и оставляли висеть на специально построенной виселице в поле, где водились вороны.

Елена вздрогнула, представив всё это.

— Птицы вырывали им глаза и выклёвывали мягкую плоть, — прошептала она. — Части тела отрастали снова, и вороны прилетали назад. — Бесконечный цикл. — Сколько они продержались?

— Все три десятка лет. Мать в этом убедилась.

— Твоя мать была страшной женщиной, — сказала она. — Но если эти люди сделали то, что я предполагаю, приговор был справедлив. — Три дня ничего бы не значили для четырёхсотлетнего вампира. Да, какое-то время было больно, но вскоре боль прошла, а шрамы у женщин остались навсегда.

— Да. Они стали такими же, какими оставили жертв.

Она втянула носом его аромат, внезапно осознав, что они полностью переплелись. Елена обняла его за шею, а его ноги находились по её бокам, одну руку он запутал у неё в волосах, а другую положил на поясницу, его рот прижимался к её виску, а его грудь была твердыней. Она никогда не чувствовала себя сосредоточеннее и настолько защищённой, хотя они говорили о смертельном ужасе.

— Я понимаю, в чём справедливость. Вампиры на мосту сегодня — ты что-нибудь о них знаешь?

— Дмитрий говорит, они молоды, меньше семидесяти. И ни один не заслужил такого наказания: двое — семейные люди, один — писатель, который предпочитает одиночество, когда не занят делами по Контракту, а оставшиеся двое работают на самом нижнем этаже Башни.

— Они даже не дожили до сотни… слабые, легко управляемые. — Особенно Архангелу, пробуждающемуся от тысячелетнего сна. Она не могла сказать этого вслух, не могла причинить Рафаэлю боль.

«Всё в порядке, Елена. Если моя мать сделала это — а есть все основания полагать, что именно так — она больше не та некогда любимая правительница Аманата».

Молчание.

Елена прижала его к себе, чтобы их сердца бились в унисон. Лишь это она могла сделать и только это могла дать. Если Рафаэлю придётся пустить кровь матери, она будет рядом, даже если он прикажет не приближаться. Поскольку Елена и её архангел связаны, постепенно они становятся единым целым.

Остаток дня прошёл без происшествий, и Елена проводила много времени с Эвелин.

Энтузиазм, невинность и растущая уверенность сестры в своих способностях долгожданная передышка на фоне мрака на горизонте. Всё было хорошо… До внезапной стычки с Сантьяго.

— Ты расскажешь мне, что происходит? — спросил коп. — Что это было на мосту сегодня?

Елена сложила руки на груди, а внутри всё сжалось.

— Ты знаешь, что я не могу рассказать тебе всего.

С проницательным взглядом Сантьяго встал в такую же позу, прислонившись спиной к полицейской машине, на которой приехал в ангельский анклав.

— Значит, теперь ты не одна из нас, Элли?

— Это удар ниже пояса. — Она знала, что это случится, просто не ожидала, что так скоро и не от него. Только не от Сантьяго. — Но да, если хочешь провести черту — я больше не просто охотница. Я — супруга Архангела. — Странно слышать, как эти слова срываются с её губ, но она сделала выбор и не изменит его.

Выпрямившись, детектив опустил руки.

— Полагаю, этим ты поставила меня на место.

Она хотела его встряхнуть.

— Почему ты ведёшь себя так неразумно? Ты всегда был рад позволить Гильдии разбираться с инцидентами вампиров.

— Что-то здесь неладно. — Он упрямо стиснул зубы, эта щетина с сединой отражала свет. — Не хочу, чтобы город стал полем битвы, как в прошлый раз.

— Думаешь, я хочу?

— Элли, ты больше не человек. И я не знаю твоих приоритетов.

И это било сильнее, не только потому, что они долгое время были друзьями, но и потому что он так хорошо относился к ней с тех пор, как она вернулась. Стиснув кулаки, она вперилась в него пустым взглядом.

— Полагаю, мы квиты… Не знаю даже, кто мы больше друг другу.

Ей показалось, что он вздрогнул, и Елена была почти уверена, что он хочет что-то сказать, но сел в патрульную машину и захлопнул дверцу. Только после того, как он уехал, она согнулась пополам, чувствуя себя так, словно получила удар в живот. Тяжело дыша, она выпрямилась и вошла в дом, чтобы позвонить Веному. Ей нужно выплеснуть агрессию на кого-то, а вампир умел провоцировать её… именно это ей нужно сегодня.

Веном был не только свободен, но и в ужасном настроении. В результате ночью она рухнула в постель вся в синяках и гематомах, вымотанная до последнего. Рафаэль выгнул бровь, увидев её состояние.

— Зачем приезжал этот смертный?

Конечно, он знал.

— Хотел поговорить о деле.

Зловещее молчание, которое говорило громче слов. Опёршись кулаком о подушку, она повернулась на бок.

— Это не важно, учитывая остальное происходящее.

— Я всегда могу спросить смертного.

Она нахмурилась и посмотрела на него, лежащего спиной на кровати.

— Шантаж не меня плохо действует.

Скрестив руки за головой, он смотрел на неё голубыми глазами с ничего не выражающим выражением.

— Я не угроза.

Она сжала кулаки.

— Ни за чем. — Он не моргал. — Ладно. — Упав на спину, она уставилась в потолок. — Просто… сложно разрываться между двумя мирами. — Гнев ушёл вместе со словами, а на его место пришла другая эмоция, сильнейшая, режущая и огненная.

Рафаэль приподнялся на локте рядом, волосы упали ему на лоб. Невозможно было устоять перед искушением, протянуть руку и провести пальцами по шёлку полуночного цвета.

— Я не говорила раньше, — произнесла она, даже не осознавая, что говорить, — но Бэт… мне кое-что сказала. Она умрёт, а я останусь жива. — Эмоции горели в глубине её глаз. — Я не должна пережить младшую сестрёнку, Рафаэль.