Страница 4 из 7
Он загнул третий палец и многозначительно посмотрел на меня.
– И? – испуганно спросила, ожидая чего–то страшного.
– И, – он удовлетворённо кивнул, мол, правильно мыслишь девочка, – самое главное: тебе надо всё рассказать, тебя надо научить и ты должна отомстить.
– Всего-то? – разозлилась я.
Страх прошёл, мне надоело стоять столбом посередине комнаты. Я зашла в соседнюю, нашла там стул, поставила стул напротив Вени и села. Веретено положила на стол. Веня не пропал.
– Быстро схватываешь! – обрадовался Веня. – Лизаветы Ляксевны порода, не то что дочь. Испугалась и сбежала. Пропащая, – поставил точку в характеристике моей матери.
– Чего испугалась? – решила уточнить я.
– Нуу, всего… – неопределённо сказал Веня и также неопределённо обвёл избу рукой.
– Непонятно, ну ладно, разберёмся.
– Хорошо, – согласился он. – Я-то думал, что и ты такая, – он многозначительно посмотрел на меня, ну когда уехала в город учиться, а потом работать на край географии. Но ничего, ты наша, – и он гордо посмотрел на меня, словно то, что я «наша» оказалась лично его заслугой.
– Конечно, моя, – согласился он. – Ну, не вся, – тут же поправился, но и моя есть.
– Нехорошо подслушивать, – веско напомнила я правила хорошего тона. – Я сейчас с хозяйством разберусь, а потом ты мне всё расскажешь.
Я встала, принесла дров и затопила печь. Через полчаса в доме запахло жилым. Натаскала воды из колодца, вымыла полы, поставила бабушкин синий чайник кипятить. Разыскала посуду – две треснувшие чашки и тарелка с голубой каёмочкой . Оттёрла стол от липких пятен. Достала из рюкзака оставшиеся пироги и булки. И накрыла стол. Капитону отварила сосиску и раскрошила мясной пирог.
– Ешь, Капа, потом в магазин схожу, куплю еды. Пока что есть.
Капитон протяжно мяргнул и с урчанием сожрал сосиску и пирог. И с осоловелыми глазами уселся рядом.
– Я так и не поняла, Капитон, ты-то разговариваешь или нет? – решила я уточнить, на всякий случай.
Кот сонно посмотрел на меня и мяргнул.
– Он же кот! – укоризненно сказал Веня, с удовольствием наблюдавший за тем как, я прибираюсь и накрываю на стол.
– Ну, так ить кто ж вас знает, – хмыкнула я. – Ты вимый-невидимый, а кот болтающий. Я бы уже не удивилась.
Я налила свежезаваренного чаю по чашкам. Пододвинула пироги к Вене и сказала:
–Рассказывай, что тут случилось.
– Лизавета Ляксевна, не сама умерла. Помогли, – он шумно втянул воздух над чашкой с чаем, а потом над пирогами, – вкусные пироги старушки стряпают. Старались стряпали, чтоб тебе на всю дорогу хватило.
– Ты откуда знаешь?
– Думаешь, ты сама по себе так добралась? Без проблем? И билеты нашлись на нужный поезд и в нужное время? Да всю дорогу тебя бабушки сопровождали, берегли и разговоры разговаривали! – рассердился Веня.
– Как это?
– Так это! – опять шумно втянул воздух Веня. – Всё это знакомицы Лизаветы Ляксевны. Уж понятно было, что тебе не до еды будет, вот и старались, тебя кормили, встречали, провожали, берегли всю дорогу.
– Что ж вы такие умные и заботливые бабушку не уберегли! – закричала я.
– Она знала, чем занимается, – строго сказал Веня.
– Чем? – вскочила я, расплёскивая чай. – Людей всю жизнь лечила. Фельдшером в нашей деревне всю жизнь проработала! И на пенсии покоя не было! К новой докторице никто не шёл, все к бабушке! «Полечи Ляксевна!» – протянула я, изображая деревенских старух. – Докторица сколь раз скандалить приходила!
–Хватит орать, – строго сказал Веня. – Горе, я понимаю. И у меня, между прочим, тоже горе. Вот и надо разобраться, кто напакостил.
– Ешь пироги-то, – примирительно сказала я, жалея о своём крике.
– Домовые только запахом питаются, – ответил Веня. – Благодарствую. Вкусно всё хозяйка. Сейчас пей чай, и слушай.
Пока я пила чай и слушала Веню, я успела возненавидеть всю деревню со всеми жителями. Бабушка, оказывается, непросто лечила всех деревенских, она и порчу снимала, и венец безбрачия, и присушки-привороты. Но не рассказывала всем. Пришёл человек с отравлением, а вылечился от сглаза и даже не узнал. Кому-то сильно помешала бабушка.
Потом Веня осторожно рассказывал, как прошли похороны. Когда умерла бабушка, деревенские, узнав, что я не успеваю приехать, скинулись на похороны. Любили Лизавету Ляксевну в деревне. С кладбища пришли к нам домой, соседка баба Нюра приготовила поминальный обед. Сначала все сидели чинно, вспоминали какая хорошая была бабушка, всех лечила, сколько человек спасла от разных напастей и от смерти. Сколько человек не дала залечить до смерти нашим, вечно сменяющимся докторицам, которым веры нет совсем.
И тут понеслось. Люди словно обезумели, сорвались, стали пить, скандалить, драться. Потом всё что находили в избе стали распихивать по карманам, а дальше просто растаскивать к себе по домам. Последний ушёл бывший председатель колхоза завязав скатерть узлом со всей посудой и едой и плюнув на порог.
– Владимир Петрович? – недоверчиво спросила я. – Ты, Веня, точно ничего не путаешь? Владимир Петрович? Который с себя последнюю рубашку снимет, что б соседям помочь?
–Я ж тебе говорю, обезумели люди. Почему – не знаю. Как было, так и говорю.
Кот запрыгнул на стол и внимательно посмотрел на меня, потом коротко мяргнул, словно подтверждая слова Вени.
– Подтверждаешь его слова? – спросила я у кота.
–Между прочим, обидно это слышать, – насупился Веня.
– Ну, сам посуди, я приезжаю домой, дома разгром, сидит мужик в тулупе и рассказывает страшное про моих соседей. И единственный кто может подтвердить его слова – кот Капитон.
–Я не простой мужик, – ещё больше насупился Веня, сдвинул седые брови и запыхтел как паровоз. – Я домовой. Чего тогда на грязном полу сидела, коли я просто мужик?
– Нууу… от неожиданности!
– От такой неожиданности болезь межвежья случается, – не сдавался Веня. – Что, ты меня совсем–совсем не помнишь? Маленькая ты со мной часто играла.
Что–то мелькнуло у меня, действительно знакомое.
«Голубенькая маленькая чашечка и стакан в подстаканнике, мы сидим в огороде и пьём чай с моим другом. Только его никто кроме меня не видит. И чай он пьёт смешно – он пьёт запах».
–Верно, верно! – обрадовался Веня. – Ты всегда к чаю бутерброды по городскому готовила: подорожник, сверху берёзовых листочков, потом лук и потом обязательно цветочком украсишь! Сидим с тобой чаи гоняем в огороде, а все соседские над тобой смеются!
–Вот почему меня ненормальной звали… – вздохнула я. – И били.
– Я им всем отомстил. Кому подножку поставил, у кого тетрадку с домашним заданием спрятал, – гордо сказал Веня. – Только Лизавета Ляксевна мне потом запретила с тобой играться.
– Жаль.
– Жаль, – как эхо повторил Веня.
Глава 3.
К десяти утра еле–еле рассвело.
–Так, я в магазин, за едой какой–нибудь. А вы, – я строго посмотрела на кота и Веню, – без глупостей!
У магазина, перед открытием, как обычно, собрались все неработающие. Бабушки, и дедушки у кого с утра внутрях горит, и прочая выходная публика. Все переговаривались, спорили, кто за кем, считали деньги в кошельке, но как только заметили меня – насторожились.
Улыбаться я не стала, не ко времени, просто поздоровалась.
Но мне никто не ответил, отошли на безопасное расстояние и с опаской ждали моих действий. Наконец открылся магазин. Продавщица, с лёгкого похмелья, глянула на ожидающих мутным глазом и скомандовала:
–Заходи по очереди! – сплюнула в жёлтый сугроб, и добавила. – Не кричать и не ругаться. Шо б все вели себя тихо!
Бабки заволновались, перешёптываясь, что Людка опять с бодуна, вот выгонят её из Потребкооперации и правильно сделают. Толпа волновалась, но внутрь не заходила. Все смотрели на меня.
–Кто последний? – осторожно спросила я.
Мне никто не ответил.
–Никому в магазин не надо?
Тут выглянула недовольная Людка и обложила всех матом: