Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 35

ГЛАВА 22. Песнь валькирии

Хальвдан вместе со всеми собирал в сундуки и мешки награбленное добро.

- Нужно побольше набрать их пойла. После выпитого вчера думал, головы не соберу. Ан-нет, - говорил Эрик, сгружая серебро и камни в мешок, ничуть не заботясь об их сохранности. - Интересно, как там наша вельва? Вчера в нее словно темный альв вселился.

Хальвдан улыбнулся, вспоминая вчерашнее. Как она пила, вместе со всеми, во славу богов. Как разрумянилась, а огромные карие глаза приобрели блеск. Ей шел румянец. И этот огонь в глазах, когда он ловил ее чуть затуманенный вином взгляд. А как она пела... Что-то веселое. Об эльфах, что водят хороводы в лесной чаще и заманивают неосторожных юношей в свой танец. И пусть понимали слова этой песни не многие, но все же никто не смог устоять перед ее чарующим голосом. Он развеивал грусть. И суровые воины улыбались, как дети, слушая, как она поет. Что там! Хальвдан и сам не мог сдержать улыбку. И даже хмурый уже несколько дней Ульв. Что тогда говорить о других?

Но даже когда она уже совсем обессилела и начала клевать носом, облокотясь на плечо Снорри, веселье не отпускало воинов.

- Я сам, - сказал Хальвдан, когда племянник собирался отнести уснувшую Берту в одну из монастырских комнат.

Малец не стал перечить. Ему не хотелось оставлять веселье и снова стеречь вельву в унылых стенах монастыря.

Хальвдан поднял ее на руки. Какой же она оказалась легкой. Словно ребенок. И такой же тонкой. Даже тощей. И как она прижималась к нему...

Но даже не это его волновало, а то, что почувствовал он, когда нес ее через пустые коридоры монастыря. Хотелось прижать ее крепче и не выпускать из объятий. Хотелось снять с нее одежду и разделить с ней ложе. Хотелось срывать с ее губ сладостные стоны и чувствовать тепло ее тела под своими ладонями. Хотелось... Но он не решился взять ее, пока она не смогла бы сопротивляться. И даже не из-за клятвы старой ведьме, что теперь казалась проклятьем. А просто... Просто он хотел, чтобы и Берта желала его так же, как и он ее.

И уложив ее в келье на монашескую койку, Хальвдан поспешил вернуться. Даже не смотря на то, как она сжалась под тонким одеялом. И на ее тихое «не уходи»... Кто бы узнал, что в эту минуту Любимец Богов бежал от женщины, засмеял бы. И только ему было совсем не смешно.

- Хальвдан, там отряд фракийцев! - подбежал Улье. Все посторонние мысли тут же вылетели из головы.

- Сколько? - коротко спросил он. Улье пожал плечами.

- Точно не скажу. Десятка три ,может четыре... направляются сюда.

- Далеко?

- Скоро будут здесь.

Хальвдан молча кивнул. Сюда он пришел с двумя третями своих людей. И даже если фракийские воины вполовину не так сильны, как северяне, то все равно грядущий бой сулит потери.

- Что случилось? - подбежала встревоженная едва проснувшаяся Берта.

- Наконец-то я омою в битве сталь своей Скегги, - предвкушающе оскалился Кьяртан. - Думал, что так и буду подобно мяснику резать этих овец.

- Ты видела, вельва, чем закончится этот бой? - спросил Хальвдан, глядя куда-то на восток.

Берта мотнула головой.

- Нет. Но я верю, что боги даруют вам победу.

Берта не было места на поле боя. Вельва не воительница, и вреда от нее может оказаться гораздо больше, чем пользы. Да и вообще, какая из нее может быть польза?

Она смотрела, как выходят воины за невысокий монастырский забор. Как готовятся к бою... Юный Снорри держал в руках оружие рядом с ними. И Берта подумала о том, что лучше бы он был сейчас рядом с ней. Дурное предчувствие, как ядовитый змей сплетший гнездо б животе, терзало ее. Даже Хельги взвешивал в руке секиру, улыбаясь.

Видела, как оскалился подобно зверю, Ульв, вытаскивая из кожаных ножен парные мечи. Как крякнул Бьерн, несколько раз крутанув в руке секиру, которую Берте и от земли не оторвать.

Что может грозить таким воинам? И все же Берте было неспокойно.

- Видишь Берта, я ведь говорил тебе, что возмездие все равно настигнет этих демонов, - выкрикнул в спину отец Оливер. - Господь не оставит своих детей.

Берта не стала отвечать ему. Взобралась на высокий придорожный камень и выпрямилась во весь свой рост.

Теперь она хорошо видела облако пыли, приближающееся к монастырю. Воинов во фракийском облачении, верхом на лошадях.

Сомкнувшиеся в один строй и поднявшие окованные железом и обтянутые кожей щиты, северяне, нерушимой стеной застывшие в пяти десятках шагов от нее.

И все же, когда всадники налетели на сынов Норэгр, казалось, прогрохотал гром.Заворчал, вместе со ржанием раненых лошадей и криками умирающих людей. Невозможно было отвести глаз от этого кровавого действа и смотреть, как падают на землю и северяне и фракийцы не хотелось. Но Берта смотрела. Стояла прямо, и ждала, когда затянет инеистый туман поле боя. Но нет! Она видела другое.





Как, словно из ниоткуда, прилетели два ворона и стали кружить над полем боя. Огромные, настолько, что казалось само небо смогли бы закрыть своими крыльями. Как грохотали копыта восьминогого Слепнира, высекая искры, а на спине его сидела женщина.

Прекрасней ее, Берте не доводилось видеть когда-либо. Ее огненные волосы развевались, а в руках она держала меч, что светился, подобно солнцу. И она пела.

Не слышали северяне ее песни, за грохотом стали. Только Берта. Не каждому выпадет честь услышать, как поет валькирия. Ее песни не услышит раб или старик, проживший жизнь у домашнего очага и так и не познавший азарта битвы. Ее не услышит женщина, которой суждено беречь огонь в доме и рожать детей. И уж тем более не услышит ее трус, показавший спину врагу.

Но услышит ее воин, что не боится битвы.

«Наточим ножи о камень,

Настало иное время

Подросток мужчиной станет

Доставши ногою стремя...»

Пела она, восседая на своем коне, и Берта зачарованно слушала. Некогда она слышала ее от Гессы. И даже почти верила, что старуха переняла ее у валькирий. Теперь же и она услышала песню воинственных дев. Не могла оторвать глаз от гордой воительницы, которая предрешит исход боя.

Как она легко соскочила с коня, поднимая свой меч над головой. Как влилась в бой, закрывая щитом то одного, то другого. На миг, Берта заметила, как щит валькирии отразил удар одного из фракийцев, направленный на Хальвдана. Казалось, в этот миг чуть было не оборвалось ее сердце. И думала, что забыла, как дышать... И единственное, что могла...

«Мы дети волков из стаи,

И внуки волков-одиночек,

Здесь жажда убийства правит...

Здесь смерть каждый день пророчат

И ярость- сестра отваги

Подмогою в битве будет...

Погибших накроют флаги

Их вряд ли теперь забудут»

Ей не сравниться с валькирией и все же она пела. Пела, вкладывая в слова свою душу. Пела, чувствуя, как глаза застят слезы, а голос грозился сорваться на каждом слове.

И казалось ни ее песне, ни этому бою не будет конца.

Но всему рано или поздно приходит конец. Самой кровавой битве тоже. Берта после сама не могла вспомнить, как соскочила с камня. Как бежала, спотыкаясь на каждом шагу, через горбатое поле, еще не вспаханное и не засеянное зерном. Бежала, желая задержать прекрасную воительницу. Не дать ей увести хоть кого-то. И все же не успела.

Видела, как она склонилась над воином с развороченной грудью. Как коснулась губами уже безжизненных губ. Как он поднялся, беря ее за руку, и Берта всхлипнула, узнав в мужчине Снорри.

А валькирия все ходила, целуя то одного, то другого павшего воина... семеро. Все семеро сидели на спине могучего восьминогого Слейпнира и воительница, вскочив на коня впереди них, оглянулась. Посмотрела просто на бессильно опустившую руки Берту и улыбнулась, как старой знакомой.

«Нам только слегка за двадцать,

Куражится смертью сеча...

Положено улыбаться-

Тому , кто уходит в вечность...»

Пела она, поднимаясь, сдавливая бока Слейпнира и направляя его вверх. В Вальхаллу. А Берта, онемев и оглохнув, смотрела, как уходят ввечность отважные воины.