Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 10

На самом же деле с пяти капель пьян не будешь. Для тепла им этого не хватило, а вот для храбрости – вполне! Папа стал весело буянить, будто он и вправду пьян, замерз, а «ботиночки на тонкой подошве» – следовательно, надо плясать и увлекать в пляс маму. Мама ему слегка подыграла.

И вот папа и мама опять сидят в машине и трясутся от холода.

– Фу! Да от тебя спиртом пахнет! – говорит мама папе.

– Это же чисто в медицинских целях, – отвечает папа и добавляет голосом пьяного Буркова, – а вообще… «я никогда не пьянею»…

Они смеются. Мама смотрит на папу нежно своими прекрасными синими глазами, и губы у нее сейчас тоже синие от холода… И вот папа совсем расхрабрился, снял свою кроличью шапку, бросил ее оземь и… решив согреть маму, наконец, спустя семь лет совместной учебы, поцеловал её…

Нарисованный медведь выглядывает из-за дерева и смотрит на них. У него расширяются глаза…

В медведя летит бутылка – чтоб не пялился куда не надо! – но не попадает, разбивается о дерево. А медведю в лоб отскакивает осколок – Ауч! Кровя-я-ка…

Короче. Дело к ночи. На свет я появилась, ох, в непростых условиях…

Нет. Стоп! До моего появления случилось еще кое-что серьезное…

За столом конференц-зала хирургической клиники сидят в белых халатах врачи. Мама и папа, аспиранты, сидят рядом друг с другом. Ага! Мама уже носит меня под сердцем! Хотя она еще об этом не догадывается…

На кафедре выступает энергичный пожилой профессор, главврач.

– Просто подрывается авторитет нашей клиники, товарищи! – его голос гневно звенит в тщательно дезинфицированных ушах собравшихся в зале медиков. – У хирургов, связанных какими-либо отношениями, кроме профессиональных и товарищеских, притупляется внимание. Они тратят больше внимание друг на друга, нежели на пациента. И я не позволю, чтобы семейные пары стояли за одним операционным столом!

Главврач складывает свои бумаги в аккуратную стопочку, выпивает стакан воды. Он внимательно смотрит на маму. Она смело, с вызовом, глядит ему в глаза.

– А если некоторые решат связать себя подобного рода «отношениями», то место им, – главврач делает многозначительную паузу, – в разных клиниках! Это я ответственно заявляю.

В ответ на эту гневную речь мама решительно берет под руку сидящего рядом папу.

Как рассказывала мне мама, у главврача с говорящей фамилией Нудов были свои веские основания нести бред по поводу брачных уз и разлучать моих будущих родителей. Он был по макушку своей накрахмаленной шапочки влюблен в мою маму…

Я слегка давлю себе на виски, перематывая кинопленку, и вижу – сказочный солнечный остров! Люди, попавшие на этот остров, гнались не за удачей, не за богатством, а за Большим Солнцем. А может быть, за любовью. Проще говоря, группа русских врачей во главе с папой и мамой, а под мышками – с теплыми куртками, приехали на Кубу.

И вот, очемоданенные, они направляются к зданию местного госпиталя. Их окружает толпа кубинских ребятишек. Одна кубинка что-то экспрессивно объясняет врачам по-испански.

Да, поскольку мои родители срочно хотели связать себя этими узами и только на законном основании делить ложе и стол – пусть и операционный, они использовали первую же возможность помочь дружественному кубинскому народу. Ведь они же не знали, какой я сюрприз им приготовила, задумав собственное появление…

Папа с любопытством осматривает здание. Чистое помещение с белыми простынями на незамысловатых столах, койки из дерева, темнокожие нянечки. Мама улыбается, обнимает папу. Начинается новая жизнь.

Я еще немного перематываю и вижу совсем иную картину: убогое крошечное помещение с щелями в стенах, через которые виден свет. Папа чинит провисшую дверь. Мама трет грязные полы тряпкой. По полу ползают огромные – десятисантиметровые! – кубинские тараканы. Мама в ужасе. Она сбрасывает с ноги босоножку и нещадно истребляет ею насекомых.

Расправившись с тараканами, мама устало прикрывает лицо руками и горько плачет.

Вообще-то я люблю насекомых, но когда мои родители узнали про меня, то почему-то решили, что мое появление на свет будет слишком… э… торжественным для столь прозаической обстановки.

И вот папа, уже в белом халате, стоит у хирургического стола в кубинском госпитале. На улице ночь. Через открытое окно доносятся стрекотание сверчков и цикад, шум океана. Папа целует маму в шею. В кабинете они одни. Затем папа тщательно, большим куском ароматного кубинского мыла, которое было на вес золота, моет руки над эмалированным тазом, мама поливает ему из кувшина.





Папа вопросительно смотрит на маму, словно хочет убедиться еще раз в твердости ее намеренья. Мама отвечает утвердительно, одними глазами. Папа надевает на лицо повязку.

Мама расстилает на столе свежую простыню и ложится на нее. Папа решительно выкладывает инструменты на столик, стоящий рядом с операционным столом.

Мама закрывает глаза и прикусывает губу. И вдруг – тарабам! Мама слышит грохот. Она открывает глаза: папа лежит на полу. Он упал в обморок. Мама облегченно выдыхает и опускается на стол.

Вы скажете: «Ну ты загнула! Хирурги не имеют обыкновения падать в обмороки!»

Папа поднимается с пола бледный. И говорит вам, именно вам.

– Может быть, это не те хирурги, которые делают такие вещи собственным женам?..

Папа медленно подходит к столу, изнеможенно садится на него рядом с лежащей мамой. Грустно смотрит на нее. Он очень бледен, она же – напротив, с горящими щеками и блестящими глазами. Она очень красива.

Папе идет белый халат – накрахмаленный, строгий. Папа закуривает, его рука трясется.

– Я не могу этого сделать, – произносит папа хрипло, глядя маме прямо в глаза.

Мама выглядит спокойной и тоже утомленной, словно обмякшей. Она пожимает его свободную руку.

– Кажется, Бог этого не хочет, – отвечает мама.

В ее глазах чуть поблескивают слезы. Но она собирается с силами и кротко улыбается.

Папа кивает и затягивается сигаретой.

– Значит, будем расширять нашу ячейку общества среди пауков и тараканов!

Так папа и мама всё-таки решили меня рожать…

О, май гад! Тут до меня вдруг доходит страшное: они тогда меня чуть не убили, а я их сейчас. Я объясню вам чуть позже.

Вы, конечно, подумали, что мои родители какие-то уроды. Или что я несу тут худжнджу полную. Нет, всё правда. Почему в моем мультоклипофильмотьюбе я не могу постебаться на тему тараканов? Так, для разнообразия. Ладно, можете отписаться от моего канала: моя версия с тараканами в качестве причины аборта не прокатит только потому, что она не особенно правдоподобна.

Я узнала частичную правду в тинейджерстве, когда они ссорились. Ненавидела их жутко. Я просто расщепилась на две половинки и стала жить двойной жизнью. Создала себе новых, воображаемых родителей, нормальных, тех, что рядом со мной.

Два года спустя, когда дедушка понял, что со мной происходит что-то не то, он насел на меня, «расколол» и рассказал мне уже полную правду – всё так, как оно было на самом деле и про настоящие причины. Маме никак нельзя было рожать, по медицинским причинам. И любые удачные роды могли приравниваться к настоящему чуду… Короче, жить из нас двоих мог только один – либо она, либо я.

Но они так меня хотели, что всё-таки решили рискнуть. Поэтому я их, конечно, поненавидела еще дня три, но потом простила. Однако история с моими «вторыми родителями», которых я придумала, разрослась среди моих новых друзей уже настолько, что я не могла от нее избавиться.

Я перематываю кинопленку еще немного и вижу восход на берегу океана. Вот уж что терпеть не могу, так это описывать пейзажи! Ладно, почувствуйте, что пахнет сигарами и кубинским ромом. Какие еще штампы я могла усвоить, плавая в утробе?

Толпа пестро одетых кубинцев на берегу грузит свои манатки-шмонатки на паром; босолапые мальчишки шныряют по берегу взад-вперед, выкрикивая что-то по-испански; малыши по-чаячьи мяукают; их дородные мамаши своими огромными руками собирают детей в кучу, на ходу кормя самых младших мячистой грудью. Тут же они расторопно отдают распоряжение паромщику, помогают мужьям грузить вещи, ругаются и плюют на песок. Какой-то парнишка, сидящий на берегу, смотрит вдаль на океан и поет заунывную песню по-испански. Рядом на песке лежит небольшой узелок. К ноге привязана веревка. На привязи, как щенок на поводке, сидит зеленый кубинский варанчик. (Блин, что за кино такое кровожадное – тут всё время мучают животных?) Варан тоже смотрит вдаль, словно готовится к долгой переправе…