Страница 28 из 66
Дыхание сбилось, она впилась ногтями в ладони. А ну не реветь! Взрослая дура, нечего тут плакать. Поздно уже. Похоронили всех.
А у Сида рубашка была задом наперед.
Обри моргнула. Посмотрела на монаха.
— Он может быть жив?
Медленный, внушительный кивок.
Подскочила.
— Тогда он у Циркачей! Они на нас напали тут, мальчишка ихний! Точно, они хотели Сида нанять тогда, он отказался, и они из-за этого!..
Задохнулась от ярости.
— Пошли! Их район там, я знаю, как обойти.
Монах придержал ее за плечо, вывел туда, где сидели эти два господинчика. Подобрал с земли брошенный кошелек, сунул в руки. Обри оскалилась. Им настолько деньги не нужны? Ну и отлично. А ей пригодятся. Один спрятать в доме под полом, второй на пояс, напоказ. Если не получится пробраться тихо, то она Сида выкупит. Тут денег как с грабежа, и еще со скупщиком собачиться не надо!
Все получится. Обязательно получится.
***республика Магерия, город Варна
15 Петуха 606 года Соленого озера
Когда после долгого бала и захвативших первый рассвет разговоров с подругами леди заказывает доставку завтрака из трактира, это никого не удивляет. Выбор разве что мог показаться странным — «Бараний рог» был далеко не самым престижным заведением, идти туда лично так и вовсе было небезопасно для репутации. Шелковая улица рядом, любая здравомыслящая леди обойдет подобное место за сто шагов.
Адельхайд лично и не ходила. А что в записку вложена вторая, никому знать не обязательно.
Поспать пока не удалось, так что голова болела, ныли натанцевавшиеся ноги, да и лицо отнюдь не сияло. Увы, у сорока лет есть объективные недостатки, а не только общественное мнение, что ты уже стара и надо замуж срочно, пока не стало окончательно и бесповоротно поздно.
Адельхайд сдержанно улыбалась в ответ на подобные восклицания, которых вчера пришлось выслушать немало. Тетушки начали петь о безвозвратно уходящем времени, когда Аде едва исполнилось двадцать пять. С тех пор «окончательно и бесповоротно поздно» было уже пятнадцать лет, и увы, женихов это ничуть не останавливало.
В дверь тихонько постучали. Три удара, долгая пауза, пока посыльный переминается с ноги на ногу, а Ада делает вид, что полностью погружена в неразобранные вчера визитки и ничего не слышит. Еще два тихих удара и один громкий — посыльный решился побеспокоить покой леди.
Отлично.
— Завтрак для леди Зальцман, — пискнул ребенок, закутанный в платок так, что не понять было, оно мальчик или девочка. Адельхайд улыбнулась.
— Спасибо, дитя. Заходи, мне найдется, что разделить с тобой.
Забота о нищих и убогих, все аплодируют и умиляются.
В комнате ребенок поставил поднос на стол, стащил тряпку с головы, оказавшись темноволосой девочкой, посмотрел деловито.
— Да, детка, я правда знаю Гирея, — улыбнулась Ада. — И даже знаю, почему его зовут Безродным, но только это очень большой секрет.
— Мне не нужны секреты, — девочка вытерла вздернутый нос рукавом. — Адрес дайте и приметы человека, и мы будем смотреть.
Адельхайд все же сначала достала из-под тарелки записку, прочитала.
Писать Гир стал заметно лучше. Неужели тренировался, находил время? Теперь это была уже не детская попытка повторить прописи, а вполне пристойный почерк. И ошибок не так уж много, хотя концепцию запятых не в качестве пауз в разговоре Гирей так и не понял.
Все верно, описать триверца и примерное место, где он живет, девочке, которая, как оказалось, откликалась на имя Циска. Ада подвинула ребенку тарелку.
— Ешь и слушай. Запомнишь лучше.
Гировы дети найдут жилье Фрица и Аластера если не к полудню, то к первому закату. Как раз когда те приведут себя в порядок после бала и отправятся изучать трактиры, которые Адельхайд вчера расписывала триверцу.
И наконец можно будет действовать.
Циска ела со сдерживаемой жадностью, раздирая руками копченое до расходящихся волокон мясо. Адельхайд, очертив круг поисков и для верности набросав лица Фрица и Аластера на листе, присоединилась к трапезе. Понюхала вино, коснулась губами, прислушиваясь к себе — разбавить могут все, и самой дешевой водой, но нет. “Бараний рог” держал свое слово, и по крайней мере ей вино приносили хоть и плохонькое, но не долитое. Спросила девочку:
— Откуда ты?
Циска посмотрела исподлобья, но вопрос “а вам какое дело?” все же не задала. Ответила:
— Здешняя. Родители уехали на заработки в поля и не вернулись. Нас с братом выгнали из дома. Он младше, поэтому я работаю за нас обоих.
— Хорошо, что ты попала к Гиру.
Девочка серьезно кивнула, облизала пальцы, спрятала за пазуху портреты.
— Спасибо, леди Зальцман.
— Ада, детка. Для таких, как ты, просто Ада.
Проводила ребенка с опустевшим подносом до порога, улыбнулась, закрывая дверь.
Эта девочка очень напоминала Гирея, такого, каким он был, когда они впервые встретились. Голодный, злой, решительный мальчишка, который схватил ее за руку и уволок с Шелковой, прямо из-под носа пары бандитов постарше, которые не то всерьез решили, что дорогое платье и вежливый отказ это такие способы привлечь к себе внимание, не то были достаточно пьяны, чтобы забыть, что надругаться над дочерью дожа верный путь на виселицу. Уволок прямо в “Бараний рог”, у которого тогда еще не было названия, но была та же хозяйка, сквозь пальцы смотрящая на чумазых детей, шныряющих по кухне, пока те не таскали со стола еду, не отработав ее.
Адельхайд тогда еще все знали только как юную леди Зальцман, и сокращали имя разве что в любимое матерью и старшим братом Адель. Для девочки, которая бегает по опасным кварталам и помогает банде подростков находить правильные цели, такое имя совсем не подходило, и они с Гиром придумали новое. Конечно, после того, как перестали шипеть друг на друга парой котов, несколько раз вместе спаслись от смерти, и подкинули страже улики против первого Адиного жениха, который по совместительству оказался убийцей Гирова хорошего друга.
Гирей Безродный, мальчик со шрамом от ошейника, сирота. Наверное, он тоже не ожидал, что так сдружится с девчонкой из богатых, и тем более что она поможет ему стать не просто лидером детской банды, но главным в немалом квартале.
Ада потянулась, оглянулась на окно. Солнца поднялись высоко, но весь золотой свет Варны гулял всю ночь, и можно было надеяться, что никто не пожелает нанести ей визит. А на вечер у нее были планы, которые подразумевали бодрость и собранность.
========== Глава 11 ==========
Южная Империя, подземелья
15 Петуха 606 года Соленого озера
Отектей шел первым, огонек над плечом светил ярко, загоняя темноту в проемы и углубления барельефов. С тростью, позволившей меньше нагружать больную ногу, в совершенно новом месте, он чувствовал себя удивительно молодым и одновременно особенно ярко ощущал, насколько изменился.
Вокруг была история. Знания, опыт, возможности — скорее всего, недозволенные, но это если их обсуждать или использовать. Просто знать даже гвардия не запрещала. Но он должен был проходить мимо. Смотреть не на цветные барельефы — сколько им лет? Зачем их сделали? Кто на них изображен? — а на пол, пытаясь отыскать следы.
Когда в последний раз он узнавал что-то новое — настолько новое? Двадцать лет назад? Нет, еще раньше. Когда была дочитана библиотека Цитадели, когда исчерпалась память тогда еще молодого Анаквада, брать по-настоящему новые знания стало неоткуда. Чей-то шедевр, слухи с той стороны озера, очередная настойка, позволяющая рисовать то, на что обычно не хватало воды — вот и все откровения.
Отектей все же ловил рисунки краем глаза, думал. Соотносил с живописными традициями. Стиль больше всего напоминал старые монастырские росписи, и часто встречающийся светловолосый мужчина без лица, но с солнцем вокруг головы был похож на каноническое изображение Создателя.
Часть фресок читались буквально как иллюстрации к сотворению мира, Отектею хватало беглого взгляда, чтобы соотнести их с надежно запомнившимся текстом. Вот бескрайняя вода, сложно поверить, что когда-то ее было так много. Поднимаются волны, рождается из капель птица первого месяца, ястреб. Вторая, третья… В подсчете Отектей все-таки сбился, и не мог сказать уверенно, было их двенадцать или тринадцать, считая не запрещенного, но почему-то ловко умалчиваемого соловья. Причину, по которой даже не встречающуюся в Империи серую птаху старательно обходили упоминаниями и выделили ей всего пять дней в году вместо тридцатидневного месяца, Отектей так и не сумел выяснить.