Страница 14 из 16
Проказа – оригинальное outleap имеет в виду вовсе не мелкие хулиганства или розыгрыши, а вспышки гнева или иных чувств. Иначе говоря, речь о том, что иногда надо позволять юноше давать выход эмоциям, но вместе с тем постепенно влиять на него, если он, скажем, грубо ругается или как-то еще злится.
Ибо, пока опасение обидеть друга еще не действует в нем сильнее, чем страх потерять какую-либо долю из своего наследства, нельзя еще сказать, что вы имеете над сыном ту власть, какую должны иметь.
§ 98. Если дружеские беседы уместны между отцом и сыном, то тем более может снисходить до этого воспитатель по отношению к своему воспитаннику. Время, которое они проводят вместе, не должно уходить целиком на уроки и назидательные указания о том, что соблюдать и чему следовать. Выслушивая питомца и приучая его размышлять по поводу того, что ему предлагают делать, воспитатель облегчит ему понимание правил, будет содействовать более глубокому их усвоению и возбудит в нем вкус к занятиям и учению: он начнет ценить знание, видя, что оно научает его рассуждать, и находя для себя удовольствие и честь в том, что ему позволяют участвовать в беседе, что его доводы иногда одобряются и принимаются; в особенности следует его привлекать к обсуждению конкретных случаев из области морали, благоразумия и благовоспитанности, предлагая при этом высказывать свое мнение. Это лучше развивает ум, чем всякие формулы, как бы толково они ни излагались, и лучше закрепляет правила в памяти для практического применения. При таком методе вещи доходят до души и запечатлеваются в ней, сохраняя всю свою непосредственную убедительность, в то время как слова в лучшем случае являются лишь бледными представлениями: они лишь точные тени вещей и гораздо скорее забываются.
Непосредственная убедительность (evidence) – наглядность вещей, внушающая уверенность. Имеется в виду, что наглядные моральные примеры тут же воспринимаются как доказанные, в то время как отвлеченные утверждения сразу вызывают сомнения, насколько они всеобщие.
Высказывая свое мнение относительно тех случаев, на которых воспитатель остановил его внимание, и обсуждая совместно с ним подходящие примеры, мальчик гораздо лучше поймет основы и критерии пристойного и справедливого и будет получать более живые и более прочные представления о том, как ему должно поступать, чем при молчаливом, вялом и сонном выслушивании наставлений воспитателя, и гораздо лучше, чем из софистики логических диспутов или из составленных им самим декламаций на те или иные темы.
Декламации – риторические упражнения, посвященные решению какого-то отвлеченного морально-юридического вопроса, как необходимая часть подготовки к судебной риторике. Обычно в основу декламации ложится какая-то отвлеченная дилемма вроде «Всегда ли следует руководствоваться советами друзей или нужно уметь оспаривать друзей?» или «Всякому ли моральному поступку или нет можно найти примеры у древних писателей?», которая далее решается на основании «общих мест» и моральных трактатов античных писателей. Слова «софистика» в английском оригинале нет, мы не знаем, откуда его взял переводчик.
Диспуты не ведут мысль к истине, а лишь толкают ее на остроумничанье и фальшивое фразерство; декламации же развивают лукавство, склонность к шумному спору и упорству. И диспуты и декламации разрушают способность суждения и сбивают человека с пути правильного и честного рассуждения; поэтому их должен избегать всякий, кто стремится к самоусовершенствованию и желает быть приятным другим.
Фразерство – буквально colours, цвета, в значении «хвастовство», «показное поведение», «павлиний хвост». Выступление Локка против диспутов говорит о том, сколь глубока была его критика как риторической культуры, так и наследия схоластики, где диспут был главной формой отстаивания логической формы, а значит, и правомочности любого отвлеченного тезиса.
<…> Мужество является стражем и опорой всех других добродетелей, и без него человек навряд ли будет тверд в исполнении своего долга и навряд ли проявит характер истинно достойного человека.
Мужество, помогающее нам бороться с опасностями, внушающими нам страх, и с бедствиями, которые мы переживаем, очень полезно в том положении, в котором мы находимся в этой жизни, где нападения возможны со всех сторон. Поэтому весьма благоразумно снабжать детей указанным оружием возможно раньше. Правда, природный характер играет здесь большую роль; но даже в том случае, когда характер неполноценен и сердце само по себе слабо и робко, правильное воспитание может сделать его более решительным. Я уже указал, что нужно делать для того, чтобы предупредить расслабление детской души страхами, внедренными в нас с детства, или хныканьем при каждом незначительном страдании. Теперь нам нужно рассмотреть, как закалить их характер и укрепить в них мужество, когда мы обнаруживаем, что они слишком подвержены страху.
Неполноценный (букв. «дефектный») – на самом деле лучше перевести «полный недостатков». Имеется в виду характер, неспособный воспользоваться собственными качествами или инструментами, например, сосредоточиться в случае опасности или сообразить, как именно дать отпор. Такой характер связывается с расслабленностью, тогда как мужество «сердечно», иначе говоря, требует сосредоточенности и быстрого выбора нужных инструментов сопротивления.
Истинное мужество человека заключается, по моему мнению, в спокойном самообладании и в невозмутимом выполнении своего долга, какие бы бедствия его ни постигали и какие бы опасности ни лежали на его пути. Людей, обладающих этим качеством, так мало среди взрослых, что мы не можем ожидать его от детей. Однако кое-что сделать можно, а именно разумным руководством, незаметными переходами привести их к гораздо большим достижениям, чем мы ожидаем.
Невнимание к этой важной задаче в годы детства является, возможно, причиной того, что так мало людей обладают в полной мере этой добродетелью, уже будучи взрослыми. Я бы не сказал этого о нации, обладающей такой природной храбростью, как наша, если бы я считал, что истинное мужество требует лишь храбрости в бою и пренебрежения жизнью перед лицом врага. Конечно, эти качества являются немаловажными элементами мужества, и нельзя отрицать, что лавров и почестей достойны те доблестные люди, которые рискуют жизнью ради своего отечества. Однако это еще не все. Опасности угрожают нам и в других местах, не только на поле битвы: хотя смерть – царь ужасов, однако страшные лики физического страдания, бесчестья и нищеты также способны расстроить большинство людей, на которых они грозят обрушиться; и есть люди, которые, не робея перед одними опасностями, испытывают смертельный ужас перед другими. Истинное мужество готово встретиться с любой опасностью и остается непоколебимым, какое бы бедствие ни угрожало. Я не хочу этим сказать, что оно недоступно никакому страху вообще. Где опасность налицо, там не может не возникнуть чувство страха, если только мы не имеем дело с человеком тупоумным; где есть опасность, должно быть и сознание опасности, а также такая мера страха, которая держала бы нас настороже и заставила бы напрячь внимание, активность и энергию, не нарушая в то же время нашей способности спокойно думать и не мешая нам следовать указаниям разума.
Сознание опасности (sense of danger) – не просто понимание того, что данная вещь опасна, но знание, как именно она может оказаться опасной. Так, нужно не просто знать, что волки опасны, но и в каких случаях они представляют собой угрозу, например, что в это время года они голодны, и значит, скорее всего, нападут. Этим сознание опасности отличается от простого знания опасных вещей. Именно поэтому далее Локк рекомендует не запугивать людей лишний раз, потому что тогда они начнут бояться отдельных предметов, тогда как опасность представляет развитие ситуации.