Страница 15 из 18
В первые годы работы в Москве Уланова подружилась с характерной танцовщицей Надеждой Капустиной и ее племянницей Еленой Ванке (тоже солисткой балета). Когда много лет спустя в Большом восстанавливали балет «Ромео и Джульетта», Елена Стефановна Ванке исполняла роль Леди Капулетти. Эту роль она потом передавала мне – мы много общались, и она сокрушалась: «Как жаль! Как же можно не пригласить Уланову, которая здесь, в театре? Она – первая Джульетта, этот спектакль дышит вместе с Улановой! Как же можно не пригласить ее принять участие в возобновлении?» Но так случилось, и это усугубило одиночество Улановой, которое она остро ощущала в последние годы.
Но пока она танцевала, одиночества не было. Она много ездила по стране, иногда выступала в своем любимом Ленинграде. Конечно, билеты на ее спектакли было не достать.
В 1947 году на сцене Кировского давали «Спящую красавицу» к юбилею Мариуса Петипа. Это был невероятный спектакль! Такого количества звезд на балетной сцене раньше не видели, да к тому же на актерские партии были приглашены выдающиеся артисты – Николай Черкасов и Юрий Юрьев. Аврору попеременно танцевали три именитые балерины: в первом акте – Марина Семёнова, во втором – Галина Уланова, а в третьем – Наталия Дудинская, и все они – лучшие ученицы Вагановой. Дирижер Юрий Гамалей вспоминал: «Я не видел у нее такой красоты линий никогда, как в этот вечер. У Улановой пели руки, пели ноги! И – удивительно – публика взорвалась после адажио, когда, пройдя круг, Уланова встала в руках Габовича – Принца и начала вытягивать ногу вперед, затем выводить ее назад в арабеск, наклоняя корпус вперед, и так несколько раз. Так было поставлено у Петипа». Должна сказать, что в этом нет ничего необыкновенного – это просто «вынимание» ноги, но зал, по воспоминаниям Гамалея, стонал от того, КАК это делала Уланова. В подтверждение этого признания еще одно воспоминание – замечательной балерины Аллы Осипенко, которая на «Жизели» Улановой «ревела, ревела, ревела и не могла объяснить, что происходит», потому что то, что она видела, не имело ни к жизни, ни к балету никакого отношения. Это было чудо? «Да, – говорит она, – это было чудо Улановой».
Тысяча девятьсот пятьдесят шестой год – особый год в жизни не только Галины Сергеевны Улановой: в этот год Большой театр впервые выехал на гастроли в Лондон.
До этого Уланова уже выезжала за рубеж – выступала в Вене, в Баден-Бадене. На одном из венских концертов, где Уланова танцевала Седьмой вальс Шопена из «Шопенианы», поставленной на Нижинского, присутствовал сам Нижинский. После спектакля вместе с женой Рамоной он пришел за кулисы и сказал Улановой: «Оказывается, русские так хорошо знают и помнят все, что для меня ставил Фокин». Это было признание. Еще были гастроли в соцстраны, в Италию, в Китай, словом – Уланова выезжала за пределы СССР.
На Западе имя Улановой было хорошо известно: книги, написанные о ней, переводились на разные языки, мир видел некоторые записи Улановой, а главное – на Каннском фестивале 1955 года был показан фильм-балет «Ромео и Джульетта» и жюри отметило его как «лучший лирический фильм». Все, казалось бы, хорошо, но был один неприятный момент. Незадолго до лондонских гастролей труппа приехала в Париж, советские артисты должны были выступить в Гранд-опера. Но на следующий день по прибытии без объяснения причин гастроли были закрыты, и, так и не выступив перед зрителями, все вернулись в Москву. Это было начало холодной войны.
Конечно, все волновались – что же их ждет в Лондоне? Уланова вспоминала: «Англичане, увидев нас в аэропорту, были поражены. Даже одежду ощупывали корреспонденты и недоверчиво на нас смотрели, потому что из советской страны приехали вполне современные люди. Но надо сказать, что о нас позаботились заранее – перед Лондоном дали талоны в спецотдел ГУМа. И нас повели куда-то вниз, еще вниз, по коридору, а потом сказали:
– Вот, товарищи, выбирайте пальто, платья, сумки, туфли.
В Лондоне к нам все были доброжелательны. А перед первым спектаклем мы подсматривали из-за занавеса – какие они, эти лондонцы? Боже мой, что мы видели! Сидит публика настолько невероятная: у кого-то розовые волосы, у кого-то – синие, все в вечерних туалетах, смокингах, шляпы причудливые! Казалось – сцена не там, где мы, а там, где они, зрители».
Начался балет «Ромео и Джульетта». Уланова танцевала свою коронную роль, и было ей уже 46 лет. Но разве кто мог сказать, что перед ним не юная влюбленная девушка? В зрительном зале Ковент-Гардена присутствовала Ее Величество королева Великобритании, были дипломаты, политики, все ведущие английские балерины во главе с леди Марго Фонтейн, Фредерик Аштон и Нинетт де Валуа, приехал Серж Лифарь, работавший еще с Дягилевым, пришли Вивьен Ли и Лоуренс Оливье, Питер Брук… Марго Фонтейн после спектакля воскликнула: «Это магия! Теперь я знаю, чего нам не хватает. Я даже не могу говорить о танце Улановой – настолько это великолепно, что я не нахожу слов».
Улановой было отпущено еще четыре года балеринской карьеры. Она закончила танцевать в 50 лет, как решила сама. И это решение пришло неслучайно: на гастролях в Италии автобус по пути в Верону остановился у склепа-памятника Ромео и Джульетте. Галина Сергеевна рассказывала, что, войдя туда, подумала: «Я не буду больше танцевать».
Свой последний спектакль – «Шопениана» – она танцевала с Николаем Фадеечевым. После выступления Уланова ушла за кулисы и просто сказала: «Я больше танцевать не буду». Она никого заранее не предупреждала, все были потрясены, но в этом не было никакого наигрыша, не было позы. В этом была сама Уланова – закрытая, немногословная, с неразгаданной загадкой в душе.
А незадолго до этого она станцевала «Шопениану» с молодым Владимиром Васильевым. Ей было 48, ему – 18. Спустя много лет, когда Галина Сергеевна стала другом и репетитором знаменитой пары Максимова – Васильев, Владимир Викторович спросил ее: «Скажите, как я танцевал тогда?» Уланова ответила: «Как ты танцевал – не помню, а держал хорошо».
Галина Уланова прожила большую жизнь на сцене, была всеми признана, любима, была обласкана властью, но все равно осталось недосказанное – то, что ей хотелось бы сделать, но, увы, не случилось. Она очень хотела станцевать балет на сюжет романа Ивана Тургенева «Накануне», и уже велась работа над ним, но руководство Большого театра отказалось от постановки. Она мечтала о роли Чио-Чио-Сан, думала о Маргарите Готье («Дама с камелиями»), еще не зная, что вскоре балеты по роману Дюма-сына поставят Фредерик Аштон и Джон Ноймайер. Ей очень хотелось станцевать Снегурочку, и эта роль подошла бы ей идеально – никто бы не усомнился, что Снегурочка по-настоящему тает под яркими лучами солнца. Она мечтала о роли Офелии, думала о работе с Юрием Григоровичем…
Галина Уланова так и не станцевала Жанну Д’Арк, хотя работа начиналась вместе с замечательным балетмейстером Владимиром Павловичем Бурмейстером, а партнером ее должен был стать Марис Лиепа, мой отец. Он был тогда молодым, но уже популярным танцовщиком Музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко, и на его «Корсара» ходила вся театральная Москва. Вместе с Улановой в репетиционном зале они работали увлеченно, интересно. Уже был сделан первый акт и началась подготовка второго, но пришли люди из вышестоящих организаций и обнаружили, что в спектакле есть религиозная тема, которая была особенно интересна Улановой. Попросили переделать. Хореографу пришлось смириться, чтобы отстоять спектакль, но Уланова от дальнейшей работы отказалась: «У меня нет надобности себя ломать». Балет вышел, но уже без Галины Улановой.
В личной жизни Улановой бушевали невидимые для посторонних глаз страсти. После десяти лет преданной и взаимной любви, какого-то детского восхищения со стороны Юрия Завадского ее новой любовью стал народный артист СССР, главный режиссер Театра имени Ленинского комсомола (теперь «Ленком») Иван Николаевич Берсенев. Он был старше Улановой на 21 год и был женат на прекрасной актрисе Софье Гиацинтовой, но ради Галины оставил семью. Однако их отношениям с Улановой был уготован короткий срок – в 1951-м Берсенева не стало. Потом спутником жизни Галины Сергеевны был главный художник Большого театра Владимир Федорович Рындин, однако семьи опять не получилось – слишком они были разные.