Вселенная русского балета

Когда отмечали 10-летие училища, Екатерина Николаевна захотела восстановить «Шопениану» Фокина. У нее был удивительный дар профессиональной памяти, и, если бы не она, возможно, шедевр Фокина был бы утрачен. Но Гейденрейх помнила мельчайшие детали, но что самое главное – она сумела сохранить фокинский стиль этого балета.

Прошли годы… После смерти Сталина с Екатерины Гейденрейх сняли судимость и реабилитировали. Это было огромным событием в ее жизни, так как появилась возможность вернуться в родной Ленинград. Когда в Ленинградском Малом оперном театре узнали новость, ее тут же пригласили на должность педагога, и она, конечно же, согласилась. В письме подруге она писала: «К моему отъезду в Перми относятся спокойно. Радуются мои друзья и недруги: первые – за меня, другие – за себя».

В Ленинграде не было своего жилья, и надо было заново устраивать быт, но это был ее город, туда рвалась душа. Пожить к себе пригласила Татьяна Михайловна Вечеслова, которая близко дружила с Раневской, Улановой, Ахматовой. Ахматова часто приходила в гостеприимный дом Вечесловой и читала свои стихи. Гейденрейх говорила о том времени: «Мой Ленинград. Восхищаюсь! Восхищаюсь всем – улицами, домами! С ужасом думаю о жизни в Перми, где, кроме работы, жизнь от меня медленно отлетала. Я готовилась к глубокой старости. Здесь я, глядя на друзей, а главное – на родной город, снова оживаю и, смеясь, называю это “четвертой молодостью”».

В Ленинграде Екатерина Николаевна много работала в Малом оперном театре, репетировала с балеринами, вела классы. Она чувствовала себя востребованной. Потом последовало приглашение в Москву, где балетом Большого театра руководил Леонид Лавровский. Он попросил Екатерину Николаевну восстановить в Большом театре «Шопениану». Екатерина Николаевна согласилась и приехала в Москву, чтобы репетировать с Галиной Улановой, которая и станцевала премьеру. Партнером Улановой был юный, только-только окончивший училище Владимир Васильев. Он вспоминает: «Я только переступил театральный порог как артист этой великой труппы и оказался рядом с Гейденрейх и Улановой. А я был совсем мальчиком. Партия в “Шопениане” – одна из самых сложных. Я – партнер самой Улановой! Репетирует Гейденрейх. Как я смотрел на нее? Как бывает, когда приходят в храм и смотрят на икону. Она для меня и была иконой, так же как и Уланова. И обе они мне очень помогли – помогли понять стиль, помогли в понимании того, что такая простая вариация, казалось бы, но насколько же это сложно! Я рад, что соприкоснулся с той культурой, с той манерой разговаривать, показывать, с культурой поведения всегда и во всем». В Большом театре до сих пор живет спектакль Фокина «Шопениана», восстановленный Екатериной Николаевной Гейденрейх.

У нее была долгая, трудная и сложная жизнь, вместившая так много испытаний. Сколько же стойкости и мужества было в этой женщине, сколько подлинного аристократизма духа! Но самое главное дело ее жизни – это создание Пермского хореографического училища, среди блистательных выпускников которого – Надежда Павлова, Ольга Ченчикова, Любовь Кунакова, Галина Шляпина, Наталья Балахничева, Светлана Смирнова, Станислав Исаев. И это неполный список звездных имен. Школа, созданная Гейденрейх, сегодня одна из лучших, и это воистину лучший памятник ее создателю.

Галина Уланова

(1910–1998)

В истории русского балета – а она переполнена блистательными именами – выделяются три особых имени: Анна Павлова, Галина Уланова и Майя Плисецкая, они стали символами русского балета еще при жизни.

Сердцами поколений владели также Мария Тальони – романтическая балерина XIX века, или, скажем, Рудольф Нуриев, русский танцовщик, ставший гражданином мира. Но на самом деле их не так много – немеркнувших, на века, звезд балетной сцены.

О Галине Сергеевне Улановой, одной из ярчайших исполнительниц в мировом искусстве, сохранилось множество отзывов современников. Даже те, кто видел ее всего один раз, всегда с восторгом вспоминали ее легкий и одухотворенный танец. Сергей Прокофьев сказал: Галина Уланова – «гений русского балета, его неуловимая душа, его вдохновенная поэзия», так и есть, к этим словам нечего добавить.

Борис Пастернак, человек совсем не сентиментальный, не побоялся признаться, что плакал в Большом театре на спектакле «Золушка», когда Уланова была на сцене, а Алексей Толстой назвал Уланову «обыкновенной богиней». Это определение стало крылатым, возможно, потому, что в нем выразилась суть ее искусства – высочайшая одухотворенность, удивительная изысканность, гармония во всем – и при этом непосредственность, которая дана лишь гениям. Святослав Рихтер и Дмитрий Дорлиак говорили: «Уланова открыла нам балет, она заставляла о себе думать и думать, вызывала благоговение и признательность. Когда Уланова перестала танцевать, мы перестали ходить в балет. А когда Галина Сергеевна узнала об этом, она произнесла: „Напрасно…“, и в этом „напрасно“ тоже личность Улановой». Напомню, что Святослав Теофилович Рихтер не очень жаловал балет: в его дневниках есть высказывание о том, что хореография в «Спящей красавице» мешала ему слушать гениальную музыку Чайковского. Поэтому то, что он воспринял балет через Уланову, – ее огромное личное достижение.

Галина Сергеевна не любила излишнего внимания к себе. Ей удалось пройти по жизни с невероятным достоинством. Она родилась в 1910 году, а ушла в 1998-м – совсем разные эпохи. На одном из ее торжественных юбилеев показывали фильм о ней, и в душу запало, что во время Великой Отечественной войны солдаты уходили в бой с фотографией Улановой в нагрудном кармане. Ее образ стал олицетворением чистоты и надежды на то, что богиня из заоблачного мира поможет преодолеть все тяготы военного времени.

Она была понятной и простой, непосредственной – и в то же время несла в тебе тайну. Великая балерина воистину была великой женщиной. Она не любила давать интервью, уничтожила свой дневник. А в прекрасной монографии Львова-Анохина и других книгах о ней, наверное, очень много осталось недосказанного. Уланова не любила вмешательства в личную жизнь, и для меня невероятно интересной стала биографическая книга Сании Давлекамовой с парадоксальным названием «Галина Уланова. Я не хотела танцевать». Книга дает возможность погрузиться во внутренний мир Улановой ровно настолько, насколько она сама решилась его приоткрыть.

Каждый раз, когда мы с Галиной Сергеевной встречались в длинных, бесконечных коридорах Большого театра, мне хотелось отойти в сторону и склонить голову. Мимо пролетала худенькая стройная женщина, а я ощущала священный трепет перед Мастером.

Мой отец работал с Галиной Улановой. Владимир Павлович Бурмейстер предложил ей роль Жанны Д’Арк, а партнером должен был стать Марис Лиепа. Этой работе не суждено было реализоваться, но воспоминания о ней остались. Незадолго до кончины Галины Улановой я готовила вечер памяти нашего с Андрисом отца и книгу о нем и попросила Галину Сергеевну поделиться своими воспоминаниями о моем отце.

Мы встретились в одной из гримерных Большого театра и проговорили несколько часов. В конце жизни обычно застенчивая и немногословная Уланова любила погружаться в свои воспоминания. Начав разговор о моем отце, она вдруг стала рассказывать о своей жизни, о своих ученицах. Она со скорбью призналась, что чувствует себя не нужной в пространстве театра, в пространстве жизни своих учениц. Ей бы хотелось найти какую-нибудь талантливую девочку и передать ей свой опыт, свои секреты, ключ к тайне балетного творчества, которым Уланова владела в совершенстве – в силу своей гениальной природы и удивительной трудоспособности. Александра Чижова, мой старший друг, человек поколения Улановой, пыталась в пору своей молодости найти свободный зал для занятий и везде наталкивалась на Уланову: «Открываю дверь одного зала – там Уланова, иду искать другой зал, открываю дверь – там тоже Уланова. Причем она одна, без концертмейстера, перед зеркалом – что-то проверяет, ищет, выстраивает…» Уланова существовала в своем мире – мире творчества, мире балетного театра, – и этот мир открылся ей во всей полноте.