Страница 6 из 97
Эти же мотивы роковых кадровых ошибок, характерные для части военно-политической «элиты» белой Сибири, звучали и в заключительных страницах дневника Будберга, написанных уже после его отставки и переезда в середине ноября во Владивосток (где он вместе с Розановым подавлял «гайдовцев»). По его мнению, правительство отличалось «дряблостью, отсутствием определенной деловой программы», не соответствовало «насущным нуждам» «кондового населения Сибири». Нужны были «продолжительные и широкие реформы», работа «революционного времени». Вместо этого власть занималась бесполезным законотворчеством всероссийского, «имперского» масштаба. «Мы восстановили все министерства, со всеми их деталями и закоулками, но не восстановили власти, не восстановили ее деятельности и ее морального и физического воздействия на население; хотели создать орган высшего, да еще всероссийского масштаба, а получили второстепенные омские магистратуры, забывшие в своем дутом величии о черной земле и ее серых нуждах». Абсолютно не соответствовал должности премьера Вологодский. На его месте гораздо эффективнее работал бы И. А. Михайлов («подпольный руководитель правительственной деятельности»), сумевший в нужный момент поддержать Верховного Правителя. «Исключительная обстановка требовала исключительных людей, а не добросовестных делопроизводителей и усердных просиживателей министерских кресел; нужны были кипучие люди, энергичные, нешаблонные реформаторы и организаторы, способные на настоящее творчество, на создание новых и разумных форм и новых здоровых порядков; нужны были таланты, способные понять, что произошло на русской земле и как нужно строить новую жизнь, отвергнув старые и новые скверны и сохранив все здоровое и разумное, что было в старом и чему научило новое».
Тем не менее, даже после столь пессимистичного прогноза, Будберг полагал возможным добиться перемен к лучшему. Нужно было бы «всеми мерами спасать армию; министерствам бросить Омск, откатиться подальше в тыл и на новом месте отрешиться от омских ошибок и омского размаха и начать настоящую работу по мелкому ремонту и воссозданию разрушенных жизненных частей государственного управления, с минимумом работы в министерствах и максимумом на местах, в самой стране. Исполнение безумно тяжело, быть может, едва ли осуществимо, ибо пожар восстаний, охвативший почти всю населенную Сибирь, почти уничтожает возможность работы среди населения; все восстания сопровождаются истреблением чиновников, священников, учителей и мелкой интеллигенции»[10]. Осуществились, однако, худшие предположения…
Глава 3
Перемены в Российском правительстве после «омской эвакуации». «Смена курса» в условиях развития военно-политического кризиса белой Сибири (ноябрь – декабрь 1919 г.).
14 ноября 1919 г. – роковая дата в истории всего Белого движения. Падение Омска – столицы белой Сибири и фактически столицы всей Белой России, не могло не вызвать перемен. Сразу после «эвакуации» правительство стремилось объяснить, что неудачи носят временный характер и связаны исключительно с военным превосходством большевиков, а не с ошибками собственной политики. Так, в телеграмме-декларации, отправленной по каналам МИДа иностранным послам еще накануне отступления (11 ноября), говорилось о «временном», «вынужденном оставлении Омска» (проводились параллели с эвакуацией французского правительства из Парижа в 1914 году, когда правительство покинуло столицу, но войска и население ее отстояли). Подчеркивались «высокий моральный дух» войск и «крепнущая в народе ненависть» к «грубым узурпаторам власти – большевикам-интернационалистам». Все это считалось залогом грядущего «пробуждения национального чувства» и «победы над большевизмом». В официальных документах Российское правительство «спокойно взирало на будущее с полной верой в конечный успех» и «твердой уверенностью», что «оно доведет эту борьбу (с большевизмом. – В.Ц.) до победного конца».
Сохранялась еще и внешняя лояльность к покинувшему Омск правительству. За период с 15 по 20 ноября в поезд Верховного Правителя поступали телеграммы, письма, оптимистично оценивавшие перспективы Белого дела в Сибири и Приморье. Так, например, в полученном от Хабаровской городской думы сообщении говорилось, что «отход армии и даже оставление Омска не поколеблет власть… Страшен не большевизм, а общественное уныние, разброс сил». Дума, к обращению которой присоединились местные отделения Союза возрождения, кадетской партии и Славянского братства, призывала к «тесному объединению власти, героической удвоенной борьбе за Великую, Неделимую Россию, олицетворяемую Верховным Правителем России». «Весь Дальний Восток, являющийся ныне тылом армии, проявит величайшую выдержку и спокойствие, даст бойцов для спасения Отчизны»[11].
«Оптимальный» путь решения политических проблем в условиях единоличной власти, опирающейся на бюрократический аппарат, – это перемены в звеньях управленческой модели, персональные, кадровые перестановки в правительственных структурах. Данная тенденция отразилась в указе Верховного Правителя от 24 ноября 1919 г., принятом в г. Новониколаевске, где оказался поезд Колчака. Согласно ему Совет Верховного Правителя, так и не получивший четкого статуса, распускался. Взамен него создавалось Верховное Совещание в целях «преподания тех общих указаний по вопросам удовлетворения многообразных потребностей армии и управлению страной, которые должны внести строгую согласованность в действия представителей правительственной власти на местах и сосредоточить всю работу прежде всего на служении фронту». При утверждении указа Колчак ссылался на часть 2 ст. 3 «Положения об устройстве государственной власти в России», предоставлявшую ему право «принятия чрезвычайных мер для… водворения гражданского порядка и законности», и данный указ вводился в действие по телеграфу, до его опубликования Правительствующим Сенатом. «Чрезвычайная» обстановка требовала концентрации власти. Верховное Совещание создавалось на паритетных началах из представителей «фронта» и «тыла» – военной и гражданской власти. В него входили Главнокомандующий Восточным фронтом и его помощники, а также генерал-квартирмейстер при штабе Главковерха, председатель Совета министров и «основные» министры: военный, внутренних дел, иностранных дел, путей сообщения, финансов, снабжения и продовольствия. Полномочия новой структуры определялись одним пунктом: «разработка общих указаний по управлению страной, объединение деятельности отдельных ведомств и согласование ее с работой армии». Требовалось «сосредоточить всю работу прежде всего на служении фронту».
Указ о создании Верховного Совещания завершался требованием «полной законности в деятельности всех органов, как военной, так и гражданской власти… ограждения общественной безопасности, защиты личной собственности». В части форм взаимодействия военной и гражданской властей функция Верховного Совещания, в сущности, мало отличалась от прежнего Совета при Верховном правителе: по признанию Колчака, «этот орган никоим образом не может конкурировать с Советом министров, так как не располагает аппаратом и является лишь совещательным органом при мне»[12].
Одновременно были опубликованы два обращения Колчака: «К населению Сибири» и, достаточно необычное, «К крестьянам». В первом подводился итог годичному правлению («год тому назад, приняв на себя тяжкий крест верховной власти»), отмечались успехи: «Наша армия… нанесла тяжкие удары большевикам, облегчив победное движение армий Юга и Севера России, ведущих свою боевую работу для одних и тех же целей, во имя этих же целей объединившихся под одним Верховным Главнокомандованием». Несмотря на это, признавались ошибки: «Теперь мы переживаем время отхода армий наших в глубь Сибири и вторжение красных банд, несущих беспредельную анархию, разорение и кровавую гражданскую войну». Заканчивалось обращение призывом «защищать себя, свои семьи, свое достояние с оружием в руках» и «немедленно вступать в ряды Русской Армии». Аналогичный призыв содержался и в обращении «К крестьянам». Поскольку острота земельных противоречий не была характерна для Сибири и Дальнего Востока, крестьянство привлекалось к защите белой власти перспективой «преимущественного представительства» в ГЗС.
10
Будберг А. Дневник, 1919 год // Архив русской революции. Берлин, 1924, т. XV, с. 307, 329–341.
11
ГА РФ. Ф. 341. Оп.1. Д. 52. Лл. 23–24; Ф. 193. Оп.1. Д. 49. Л. 2.
12
ГА РФ. Ф. 195. Оп.1. Д. 15а. Лл. 2—13; Последние дни колчаковщины. ГИЗ. М.-Л., 1926, с. 134–135.