Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 14

– Не убивай его, – баба Антипова, бросилась на помощь мужу, – дурак он, не знает доверять кому можно, кому нельзя, все расскажем.

– В старые времена, – начал Антип, – лютовал в краях наших разбойник, али колдун, не разберешь. Яг Морт, лесной человек, значит. Ростом с добрую сосну. По голосу, да виду – зверь дикий. Глаза сверкают, черная бородища. Ночью нападал на деревни. Скот уведет, жен да детей украдет, любого встречного убьет. И силой колдовской обладал. И в воде не тонул и в огне не горел. И не было предела его могуществу. Потому и царствовал он безраздельно в лесах этих. А как нам без леса? И зверь там и рыба и ягоды-грибы. Сперва, люди задобрить его хотели. Колдуний ловили и в жены ему приводили. Жены этого Яга – бабы Яга, так и оставались в заповедном лесу. Но ничто его не услаждало. Тогда собрались мужики всем миром, нашли нору – пещеру его, да забили татя, как в старину слонов мохнатых забивали. Жили тут такие. В пещере той и богатства краденные, и косточки жен да детей нашенских. Голову Яг Морту отрубили, а над пещерой курган, значит, насыпали. Вот с тех пор мирно у нас, да спокойно

Антип, не привыкший долго разговаривать, аж пот со лба утер.

– Про Яга того сказ знатный, да вот про ведьму ты не рассказал, – Василий подался вперед, – меня т на мякине не проведешь.

– Есть у нас ведьма, не стану врать, за лесом заповедным живет, – сдался Антип, – да токмо полезная она, хорошая, жить нам помогает леченьем да советом, негоже зла ей чинить.

– Сам решу, поехали, – Василий встал с лавки.

– Зачем этот лес вкругаля объезжать? Напрямки давай, – Василий понукнул свою кобылку.

– В лес этот предки нам заповедали ходить. Дремучий он. Зло там дремлет. Не дай Боже разбудить. Деревья гнутые стоят, весь день там быть не можно – не выйдешь, Богу душу отдашь.

Василий ехал впереди по еле заметной стежке. Сзади боязливо двигался Антип. Лес и впрямь был странный. Нечисти Василий не чуял, может потому как день да солнышко, да что-то не так было с лесом этим. Больной он был какой-то. Кривые крученые стволы, голые сучья. Мох кусками. Ветер возьми, да и пронесись нежданно. Будто из-под земли болезнь перла, а лес задыхался в мученьях страшных. Голова начала кружиться.

Внезапно краем глаза Василий уловил легкое движение сверху. Мгновение – и он спрыгнул с лошади, подняв меч в боевом замахе.

– Баба Яга это, – голос Антипа звучал успокоительно.

На дереве, высоко в кронах, колыхалась привязанная ступа, сплетенная из прутьев. Из нее торчала обглоданная муравьями нога скелета.

– Мужики колдуний то в жены Ягу сюда приводили, – сказал Антип,– в ступе привяжут, в руки помело сунут, что б, значит, в доме Яг Морта прибиралась, да вздернут вместе со ступой повыше на дерево. Гляди, дескать, Яг – баба тебе новая. А лес уже сам их к себе прибирал. Нам тож не медля выходить надо, не пройдем мы через лес этот, сгинем.

К вечеру, по дороге вокруг леса, Василию с Антипом все же удалось добраться до избушки ведьмы. К избушке вела хорошо протоптанная тропинка. Солнце садилось за сосны, далекий вой волков, сопровождавший их всю дорогу умолк. Лошадей привязали у коновязи. Вошли в горницу.

– Ты что творишь, погань,– только успел Василий выхватить верный меч.

Средних лет женщина, видать, и есть та самая ведьма, малыша раздетого, на деревянной лопате в печь налаживала. А из печи жаром так и пыхает.

– Стой, окаянный, – молодая женщина в деревенском платье, вскочила с лавки и повисла на руке, – не мешай Анисье, ирод, зенки твои выцарапаю!

Ясно дело, с бабой злющей сладу не будет, отстал богатырь.

Ведьма осторожно усадила малыша в печь на подстилку из трав, чутка прикрыла заслонку и повернулась к Василию.

– Что, богатырь, – сказала она, вытерев пот со лба и уперев руки в бока, – волки сказывали, убивать меня наладился? Ааа сынок Агафьи, – ведьма проследила взгляд Василия, в ступоре смотревшего на закрытую заслонку печи, – так жив он, есть не стану, – и закатилась веселым, задорным смехом.– Застудился он, вот и прогреем его в печи, да с травами, завтра здоровее здорового будет. Али вы там у себя так богато живете, что детей не в печи моете, а в бане, как взрослых?





– Вот и помогаю людям, как могу и чем могу, – Анисья накрыла на стол снеди, да самовар поставила. Вылеченный малыш напился чаю с медом, да уснул на коленях матери. – Сила мне дана – тайны трав да растений знать. Волки да птицы мне новости шепчут.

– Почто ж князь говорил, что всех изводишь, – задумчиво проговорил Василий.

– Видать смысл был у князя твово тайный, услать тебя подальше. Вижу в тебе силу могучую, не раз она службу добрую, Руси сослужит, да вот только все силы твои ты отчизне отдашь, а себя оборонить от горя силы то и не хватит.

– А вот и не всезнающая ты, – улыбнулся Василий, – дома жена меня ждет – пождет молодая.

Ведьма грустно опустила глаза.

Туфелька

– Князь, к тебе богатырь новгородский, Глеб Никитич, – тиун (слуга князя старорусск.) низко поклонился.

– Зови давай, заждался ужо, – Князь Муромский, Юрий Ярославович, встал со скамьи и с удовольствием потянулся. Давненько он поджидал Глеба, дело срочное было.

– Князь Новгородский тебе поклон шлет, – богатырь протиснулся в широкую дверь.

Казалось, пол княжеской горницы гнется и скрипит под тяжелым шагом новгородского борца с нечистью. Одет Глеб был просто – белая рубаха – косоворотка, подпоясанная кушаком, синие штаны заправлены в сапожки сафьяновые. Вид как у увальня деревенского, а так и не скажешь, что на поле брани десяток басурман иноземных враз положить может.

– Василия отправил я в Чудь, с ведьмой разбираться, не скоро воротиться, – князь хитро подмигнул собеседнику.

– Вот это гоже, – расплылся в улыбке Глеб, – теперича мы с евоной молодой женой без помех-то плотно и потолкуем.

Василий, богатырь Муромский, борец с нечистью, придержал коня на взгорке. А и лепота вокруг. Солнце радостно лучится навстречу, зеленые луга сочные так и зовут вперед, к дому родному. Птички чирикают. Ветерок несет яблок спелых запах. Вона за пригорком и Муром ужо показался, а там, глядишь, и до двора родного недалеко. А в избе то женушка милая ждет, чай пол подмела да щи наварила. Путь – дорога, считай сама под копыта коня то ложиться. Всадник какой-то по ней скачет навстречу. Всадник?

– Василий Ильич, – запыхавшись, уважительно склонился в седле посыльный – князь к себе немедля зовет, поспешать просит.

– Здоровья тебе, княже, прости что грязный да неумытый с дороги, сам поспешать велел, – Василий вошел в горницу, стряхивая пыль с кольчуги, – и тебе здоровья, Глеб Никитич, – завидел Василий богатыря, – никак без помощи муромской в землях новгородских не обойтись?

– Ну что ведьма – то чудская? – князь указал Василию на место за столом перед собой.

– Ведьма та травница. Людей лечит, да скотине помогает. А байки про страшных ведьм в ступах да с метлами в руках – то россказни испужавшихся трусливых иноземных путешественников. Считай, напрасно съездил.

– Тут дело к тебе, – опустил глаза князь, – Глеба Никитича вот послушай.

– Дело зим десять тому было, – проговорил собравшись, наконец, Глеб,– жил в Венгерском королевстве сын графский Владислав. И не знали б о нем ничего, кабы не любовь великая. Влюбился он в девушку простую, Иванку. Любились они, радовались, да недолго. Родители другую невесту сыну нашли, кровей дворянских. Выгнал тогда Владислав свою любимую прямо в лес. Да на мороз. Да в ту же ночь и пожалел об этом. Болезнь страшная Владислава охватила. Стал он на людей бросаться, кусать их, да кровь их пить. Крови, значит, дворянской захотел – вот кровь то и получил.

– Так то ж заклинание кровавого поцелуя, – вступил Василий, – только убить бедолагу, да в гроб каменный замуровать, что б не встал, ежели конечно ведьму не поймать.

– Правда твоя, – подтвердил Глеб, – стали, значит, они Иванку ту ловить, да не поймали. Но так быстро девица убегала, что туфельку то свою и потеряла. А сам знаешь, что по туфельке той ее найти то и можно, как она не меняй лицо свое. Туфелька то святой водой омытая, только этой ведьме на ногу и налезет. Никому более. Стали искать везде в графстве, туфельку всем девицам примеривали, да не поймали. Граф то суровый был. Сына в гроб каменный положил. Да замуровать в склепе велел, что б зараза наружу не вырвалась.