Страница 10 из 14
А пару годов спустя, в королевстве французском похожая история приключилась. Принц Филипп влюбился в простую девушку, что гусей пасла у стен дворца. Звали ее Жанной. Да не сложилась любовь. Мать Филиппа выгнала девушку из дворца, да с проклятьем страшным, дескать, язвами покройся, да подохни блудница. И в ту же ночь страшный мор начался. Черной смертью люди его назвали. Тысячами люди заживо гнили и умирали. Никто не знал, откуда напасть. Пока не приехал к Филиппу граф, что сына в склеп замуровал. Да туфельку ту принес. И началось по Европе всей – девиц хватали да туфельку им примеряли. Да туфелька то одна, а ловили много. Жгли на кострах несчастных на всякий случай. После поутихло вроде.
А тут, в прошлом годе, князь наш новгородский, девицу приветил. Любовь великая, только – Глеб серьезно поглядел на Василия, – никому, потому как князь то женатый. А княгиня то возьми да вызнай. Пошла, говорит, прочь со двора, корова шелудивая. И в ту же ночь весь скот струпьями да коростой пошел, да полег от болезни. Девицу эту Иоанной звали.
– Иоанной звали, – задумчиво протянул Василий, – как женушку то мою, Иоаннушку.
Князь с Глебом молча переглянулись.
– Так ты что же князь, хочешь сказать…– Василий сжал пудовые кулачищи и медленно встал из-за стола, – ну ежели…
Василий бросился из горницы прочь, вниз к коновязи. Глеб встал.
– Пойду я за ним, княже, как бы бед не натворил. Да. И ежели что – прикажи похоронить меня по – христиански. Но тризну по мне справь, как предки наши богатырей поминали.
…
Василий стоял у своего бывшего двора. Избу вмяло в землю и разломало так, как будто камень огненный на нее с неба сверзился. Раскиданные обгорелые бревна. Корка запекшейся в огне глины заместо прудика для гусей.
– Семерых покалечила, да троих порешила, пока я голову ей не снес, – подошел сзади Глеб, – туфелька та, за которой я съездил, прямо впору ей пришлась. Как надели туфельку то, так и схватило ее к земле, как колоду, не опускает. А ты почуять ее не мог, так как любовь твоя настоящая была. Она под твоей любовью, как под щитом надежным укрывалась, борцам с нечистью невидимая.
– Так. Значит, это ты, Иоаннушку мою… – повернулся к Глебу Василий.
– Я. Вот мой меч. Хочешь – голову мою сруби. Обороняться не стану.
Даже соловьи в тот миг замолкли. Да тучи солнышко золотое прикрыли.
– Покажи, где схоронил, – глухо проговорил Василий.
…
На взгорке, у реки, был насыпан холмик свежей земли, из которого на вершок торчал кол осиновый.
– Сам знаешь, нельзя на земле освященной, – словно извиняясь, произнес Глеб.
Василий повернулся к богатырю.
– Ты правильно все сделал. Богатство наше – сила богатырская. А дело наше – Руси служить, да от нечисти оборонять. Да только не могу я боле быть с тобой в дружках. Уходи. И князю скажи, пусть богатыря себе нового на службу ищет.
…
Огромная луна роняла капельки слез на серебристую гладь реки. Запах ели смешивался с запахом воды. В ночной тиши шуршание листвы нарушалось лишь всхлипом проснувшейся птицы. Под березкой у свежего могильного холмика беззвучно плакал богатырь.
Любовь зла. Даже когда настоящая.
Ругодив
– А ну ка, Василий Ильич, подсоби, – Ставр Никитич, богатырь смоленский, мерно колотил в ворота замка здоровенной булавой, как крестьянским цепом при молотьбе зерна.
– Дык для того то и пробивался к тебе, – Василий, богатырь Муромский, достал боевой топор.
Спины и головы богатырей от льющейся сверху смолы и падающих камней прикрывали щитами пятеро дружинников князя новгородского.
Под веселым перестуком булавы и топора окованные железом ворота начали щепиться и разламываться.
…
Старинный замок Ругодив (старорусское название Нарвы, прим. автора), был уже давненько отнят у эстов датским королем Эриком и отдан за долги германцам. Так нет бы, чтоб, как и положено добрым соседям, приехать на ярмарку, свои товары привезти, себя показать, барон германский отсиживался за стенами замка.
В начале зимы, как встал лед на реке, нанял этот крыс рыцарей немецких, да и пошел на земли русские с грабежами. Рыцари те лютовали особо. Мужиков безоружных рубили, да калечили. Баб, что сбежать не успели, порочили. Барон скотину увел, да припасы зимние все вывез. Да снова, значит, шасть – и за стены замка. Сидит упырем, радуется. На зерне да на капусте отнятой, надулся, как хомяк.
Прознал про то князь новгородский, Александр Ярославич, собрал дружину, богатырей позвал новгородских, суздальских, смоленских да Муромских и пошел барона того воевать. Не стал исподтишка ночью нападать, как немцы подлые. Честно предупредил – иду мол, на вы, – как князь русский Святослав чести учил.
…
Ворота начали поддаваться. Скользнувшая в пролом стрела задела щеку, да раззадорила только.
– Ну ка, навались, – подпер качающиеся ворота Василий.
Дружинники и богатыри дружно навалились на ворота и огромная деревянная коробка, окованная железными полосами, рухнула, подняв облако пыли.
– Стой Василий, не ходи, – придержал за плечо богатыря Ставр, – не время ишшо.
– Как не время, проломили ж ворота? – Василий с удивлением увидел, что и дружинники не спешат бежать в пролом.
– Потому как барон хитрый, аки змеюка, – Ставр размял плечи и спиной прислонился к каменной кладке, – там, за воротами у него двор, голый да камнем мощеный, да со всех сторон стенами высокими огороженный. А на стенах то лучники. Вроде мешка каменного. Войди и враз в спину стрелу засадят. Да только на ту хитрую змеюку у нас свой ястреб имеется. Пока мы тут шумели с тобой, да лучников к себе собирали, князь то с лестницами стены перемахнул. Вона слышь, внутри они ужо.
Шум боя переместился внутрь замка. Ворота на той стороне каменного мешка открыли изнутри княжеские дружинники.
– Все, пора и нам, – Ставр поудобней перехватил булаву, тут потайной ход имеется, что в хранилища ведет. Туда нам пробиваться велено.
Навстречу богатырям вышли четверо рыцарей. В железо одетые, на головах шлемы с забралами, морду песью напоминающие. Ну, чисто псы злые железные. Ставр вышел на них первый. Окованная железом булава приняла удар рыцарского меча, не поцарапалась. Василий недаром бою с нечистью ученый, прыгнул вперед, кувырком под ноги крайнему рыцарю и ударом снизу вверх раскроил незащищенный пах.
Снова кувырок вбок, пропустил мимо себя падающее тело и ударом топора разрубил, как полено, ногу ближнего рыцаря. Третий рыцарь уже занес меч над головой для удара. Подставить успелось топор на вытянутых руках вверх. Мощный удар двуручным мечом разрубил топорище, ошеломил, скользнув по островерхому шлему, и ушел уже слабый в кожаный наплечник. Сквозь замутившееся сознание Василий увидел повторный замах меча.
…
– Чай не спать тута собрались, – Ставр шутливо подал руку и помог подняться. Рыцарь с двуручным мечом лежал на земле лицом вниз. Песий шлем был сзади вмят в голову мощным ударом булавы, как старый походный котелок.
…
– Только не убивай, не убивай, – барон на коленях отползал от князя, – возьми все золото, возьми жену да дочерей в рабыни, не убивай только.
Трясущаяся губа, слезы и сопли из жирного носа вызывали чувство брезгливости. Князь с дружинниками стоял в главной зале замка. Барон на коленях отползал к стене, покрытой ковром. В углу на коленях, опустив головы, стояли полтора десятка захваченных псов-рыцарей. В разбитые окна ветер заносил запах и веселый треск разгорающегося пожара.
– Да не ползи ты ужо, – усмехнулся князь Александр Ярославич, – знаем, где сокровищница то твоя.
В этот момент дверь, скрытая под ковром на стене, растворилась и Ставр с Василием, да с дружинниками, вывели всю семью барона. Позади них мелькнули груды награбленного бароном золота.
– Не убивааай, все возьми, земли, золото, женщин – взвился вой под своды старинного замка.
– Зачем мне земли твои? На Руси и своих земель хватает. Еще тучнее и богаче. Зачем мне женщины твои, коли свои на Руси лучше. Богатырей рожают. Золото да припасы заберем, потому как не твои они, а русские. Крестьянам отдам, чтоб хозяйство, тобой порушенное возрождали.