Страница 246 из 253
Глаза выглядели уставшими.
— Да, я недавно сменил Эрнесто, — коротко ответил Кёя. — Ты должна кое-что знать, — он сделал паузу, давая мне возможность собраться и услышать. — После всего произошедшего на том острове невозможно, чтобы все осталось без изменений. Торикай имеет виды на тебя, как и Вонгола.
— Понятное дело.
Ничего из сказанного не было для меня новостью. Можно было легко догадаться, что после своего эпического выступления незамеченной я не останусь.
У Кёи же отчего-то дернулась бровь. Он резко рывком приблизился, схватив меня по сложившейся традиции за ухо, и навис, стоя.
— Что именно из сказанного мной тебе понятно? Ясно ли тебе, что глава клана Торикай будет искать самые разные способы присоединить тебя к клану? И способы эти могут разниться, начиная от кражи тебя, отравления, шантажа и заканчивая политическим давлением, с целью принуждения к подчинению, где даже Вария не поможет. Я могу лишь предполагать, как принято действовать в Вонголе, но то, что они не преминут совершить похожий противоестественный акт в отношении Варии при удобном случае, не сомневаюсь.
Я подняла на него глаза, чувствуя по состоянию Кёи, что на данный момент сжимать мое ухо — это слишком мало для него, чтобы выразить свои эмоции, но тем не менее, это минимум, дозволенный ему. И он рамки дозволенного не переступает только огромным усилием.
Но как красиво сказал-то «поиметь» — «совершить противоестественный акт».
— Понимаешь ли ты, что, ставя себя политической фигурой, ты не должна быть такой беспечной, — продолжал Кёя говорить, практически не разжимая рта. — Тебе следует подумать о том, что на территории Японии клан имеет монополию на влияние. Все мелкие кланы так или иначе находятся в подчинении у представителей той или иной ветви, и против них никто не рискнет пойти, потому что клан сильнейший и непобедимый. На континенте правит Вонгола, и перед ней также склоняют головы, боясь ее силы. И если придет кто-то новый, кто не захочет так же, как все, склонить голову, кто-то, не находящийся под присмотром Вонголы, он будет уничтожен. Потому что никто не захочет делиться нажитым. Урезать свои сферы влияния. А в то же время ты не выглядишь тем, кто понимает, что его ждет.
Я спокойно смотрела ему в глаза, рассматривая напряженное лицо. Баюн следил за нами, слегка подергивая хвостом из стороны в сторону.
— Кёя, я знаю, что ты волнуешься, — сообщила ему спокойно. — Но не думаешь же ты, что я не знала, что делаю?
Хибари замолчал. Его лицо оставалось таким же непроницаемым, глаза — пронзительными, а грудная клетка вздымалась слишком часто. Он рассматривал мое лицо так, как будто хотел убедиться в сказанном. Заглядывал в глаза, ища ответ — получится ли у нас.
Сейчас я не могла сделать с этим практически ничего. Проблема повышения влияния Феникса требует приложения множества усилий, но одномоментно ничего не получится. Тем более что в руки не валится уже готовая организация с властью, деньгами, кадрами и связями. У нас была фора для того, чтобы стать сильнее и обзавестись связями — я сделала для этого все, что было в моих силах. И на данный момент мы представляем из себя немного больше, чем три года назад.
Наконец, его дыхание выравнивается. После чего рука отпускает мое ухо и он, уже успокоившись, говорит:
— Как я говорил раньше, ты — маленький хищник. Я верю, что когда-то ты станешь чем-то несравненно большим. Может быть, даже больше Вонголы и Торикай вместе взятых. Но если ты хочешь дожить до этого момента, то не пытайся добровольно есть яд.
Я не сдержала улыбки от этого. Все-таки стоит и мне, по примеру Кёи, помнить о том моменте, когда он все-таки решил пойти за мной и вместе с тем совершить в его понимании страшное — презреть волю клана.
— Хорошо, — согласилась я с этим, мысленно добавив: «Только если буду считать его безопасным».
Ведь по сути я и не ела яд. Пламя Урагана было основным ингредиентом всех блюд Бьянки. Оно же и было отравой, что обычно она вкладывала в пищу, даже если не хотела этого. А я вытягивала усилием те крохи пламени, что портили еду.
— Если все серьёзно, тогда продолжай держать себя в руках на людях, и если хочется меня отчитать, то делай это, как сейчас, оставшись наедине со мной.
Кёя продолжал что-то рассматривать в моих глазах, а затем просто кивнул, тем самым говоря, что все понял. Я почувствовала, что это был очень удачный момент, чтобы решить этот вопрос достаточно легко и безболезненно.
Не будем портить впечатление и, как осознал эту необходимость Кёя, будем делать вид, что я крута, как босс Варии. Хотя сравнение не самое удачное, ведь босс Варии также делает вид, что крут, как босс Варии. Как политическая фигура Занзас пока слабоват. Может быть, Кёя это знал или… не знаю, почувствовал инстинктами, когда лез драться с ним. Знал, что, если и получит по шапке за это, так максимум физически, и все обойдется этим. С главой Торикай или с главой ветви Хибари, или даже с Тимотео и его хранителями он был бы паинькой. Занзаса же считает где-то равным себе и может развернуться с поистине китайским размахом.
— Что… — я почувствовала, что хочу знать, но вопрос уж слишком непростой, — что насчет твоего отца?
Я видела, в каком он был состоянии, когда все еще рвался участвовать в бою. Отсутствие руки, большая кровопотеря, понимание, что этот бой станет последним и — я видела — желание уйти достойно, а не влачить существование, пока другие хищники клана его не загрызут до смерти. И вновь открывшееся кровотечение могло привести к тому, что Хибари Хизэши бы скончался уже после боя. Я знаю, с каким упрямством Хибари может двигаться до последнего, пока не упадет без сил.
— Он жив, — коротко и рублено ответил Кёя, но даже глаз не отвел. — Ни меня, ни тебя не должна волновать его судьба. Он — член клана Торикай.
— Но он же твой отец, — возразила я, нахмурившись. — Ты ведь не можешь о нем даже не думать?
Я не могла понять, какие узы их связывают. Кёя с непроницаемым лицом говорил то, что считал правильным. Но даже я не могу не думать о Емитсу. Конечно, вряд ли Хизэши похож на того же Ямамото Тсуеши, но все же он был все время рядом с сыном и смотрел, как тот растет. Я не видела ненависти друг к другу ни от отца, ни от сына. Старшего сына не беру во внимание — тот просто слишком вспыльчив, по сравнению с ними. У них в клане нравы жесткие, не думаю, что там были теплые отношения в привычном мне понимании…
— Меня отдали, и больше я не должен возвращаться к клану, — ответил Кёя. — Даже мои останки не примут.
Все, что я видела — неудовольствие отца сыном и, соответственно, желание Кёи доказать отцу, что даже несмотря на, по общепринятому решению в клане, «дефектное» пламя, он, Кёя, все равно сильный. И «отдали» по сути Вонголе, но ситуация ведь изменилась. Хибари больше не могут приказывать Кёе, но и Вонголе он отказывается подчиняться. У меня же с Хибари особых разногласий пока не было, не считая нескольких встреч, где только мерились аурами пламени. И как бы — да, я должна быть против того, чтобы Кёя хотя бы пошел и спросил, как там его отец. Потому что это искушение. Хибари Хизэши глава его ветви и его отец. Он может отдать ему приказ шпионить, как минимум.
— Я не часть Вонголы, так что и ранние договоренности между Вонголой и Торикай меня не касаются, — начала я издалека. — Учитывая также то, что ни я, ни мои хранители не находятся с Хибари или Торикай на ножах, то я вполне могу понять, принять и даже согласиться с твоим желанием увидеться с отцом.
— Это неуместно, — коротко ответил Кёя, продолжая держать привычную бесстрастную маску.
Не дождавшись от него более продолжения, решила оставить в покое. Разрываться вместо Хибари между желанием и долгом не тянет.
Когда разговор сам собой затух, я зевнула, чувствуя, что дремота на самом деле уже ушла.
— Это, — я снова посмотрела на заговорившего Хибари, который взял с прикроватной тумбочки лежащий там большой платок, — оставил Солнце Варии.