Пламя нашей жизни

Отца среди спустившихся на остров не было, но о нем ничего не знал никто, кого бы он ни спросил. Возможно, исчез бесследно вместе с главой Конотори.

Куро не знал.

А чайки смотрели сверху глазками-пуговками, почуяв, что здесь могут чем-то поживиться. Кто-то тогда не выдержал и выстрелил вверх, вызвав встревоженный клекот у испугавшихся птиц. И многочисленные затравленно-настороженные взгляды глаз остальных, даже тех, кто стоял очень далеко и не участвовал в их деле, потянувшихся тут же руками к оружию. На стрелявшего зашипели, кто-то ругнулся сквозь зубы так же негромко, не рискуя поднимать шум, но результата тот достиг, хотя бы на время.

Сейчас Куро сидел в трюме, подпирая снаружи собою дверь, как самоназначенный сторож. Металл был холодным, таким же, как головы и тела, что собирали не они, другие.

Куро ковырял бурый рукав.

Он сильный… Но этого мало.

Он вот уже более года абсолютно взрослый… Но есть и старше, и опытнее, которым все и всегда было по плечу… Но и их тоже недостаточно.

Он достойный и крепкий духом. Его выдержка прошла многие испытания.

Но все это не стоило ровным счетом ничего.

Он не может прекратить сухо сглатывать, теребя руки, в которых был Торио, а потом и Тору…

Сидящий весь в бинтах в коридоре у стены темноволосый молодой человек медленно обнял колени, уткнувшись в них носом, словно в попытке спрятаться.

Он ничего не может поделать с тем, что горло свел спазм, глаза так нещадно жжет, а взгляд застилает муть.

***

— Подкинь, — с сипом коротко выдыхает Армандо.

Витале молча подает флягу с открученной крышкой просившему. Армандо, сделав несколько глотков так, как будто пьет воду, давится, захлебываясь бодягой, одолженной у товарища. Пытаясь отдышаться утирает лицо рукавом, протягивая флягу обратно.

В каюте, переоборудованной под лазарет… впрочем, трудно сказать, какая каюта сейчас под него не была переоборудована. В каюте, такой же, как и многие другие сейчас, воняющей спиртом, потом и матерь божья знает чем еще, тщились отдохнуть хоть немного за выделенный перерыв бойцы Варии.

Армандо, несмотря на его печальное с виду состояние, повезло, можно сказать: проткнутое в круговерти боя обломленным заграждением борта легкое отряд медиков лечит с большей вероятностью успеха, чем расчленение боевой косой на куски разных размеров.

Конечно, никто бы Армандо не разрешил алкоголь. Никто, если говорить о медиках. Витале же был рядовым бойцом, а потому сейчас в полной мере был солидарен с товарищем во всем. Особенно в желании захлебнуться алкоголем покрепче.

Он покосился на третьего соседа «по палате». Член отряда Тумана выглядел относительно нормально, но разве что относительно. Витале толкнул Армандо, качнув головой в сторону предмета своего беспокойства.

Со странным выражением лица неспешно растеребив закровившую ранку, Туман поставил на простынь кровавую кляксу.

Клякса тут же была дополнена несколькими каплями сверху, не успевшими впитаться.

Подчиненный старшего офицера Мармона, с неудовольствием оглядев получившееся, поправил двумя штрихами. Испачкав палец еще немного в крови, он повторил кляксу и штрихи. Штрихи были в виде дуг, скобок, заключавших в себя первоначальную кляксу.

Заметив внимание Армандо с Витале, тот осведомился, словно извиняясь:

— Только цвет немного не тот, да? А так суть верна.

Под взглядами онемевших, тихо холодеющих товарищей на белой простыни расцветали многочисленные кровавые зенки, чуть подрагивающие из-за чего-то, похожего на движение горячего воздуха над раскаленной мостовой летних улиц Италии. Однако этот оптический эффект создавался не высокими температурами и имел иную природу…

Витале почувствовал мороз, прошедшийся от ног, опущенных на пол, до макушки.

Армандо неуверенно заметил, глядя на выходки вырывающегося из-под контроля Тумана пламени:

— Кто знает, может, это близость с трюмом на него влияет?

Из всех кают корабля их действительно ближе всего располагалась к помещению с кошмарным грузом, который того и гляди постучится с вопросом, отчего они преступно живы тогда, когда весь остальной их десяток коченеет в трюме.

***

— И что, говорят, там было? — тихо спросил Алонзо у своего товарища, с которым они вместе вели патруль на палубе.

— Что иллюзионист сдох, — ответил ему Луиджи.

— Это я понял, — нахмурился Алонзо, оторвавшись от поглядывания по сторонам и недовольно посмотрев на собеседника. — Ты же слышал, как Девятому докладывали. Как иллюзионист сдох?

— Скажешь тоже — докладывали, — таким же недовольно-раздраженным тоном ответил ему Луиджи. — Босс Варии не докладывает. Он только и сказал, что добил этого монстра.

— Знаешь, — Алонзо, глядя на напарника, не прекращающего бродить взглядом по небу над их головой, сам поднял глаза, прищурившись на яркое солнце, — я бы хотел услышать больше подробностей, как этот сучий ублюдок мучился… надеюсь, горел, как в аду.

Он опустил глаза на палубу соседнего корабля, где уже все убрали и даже поскорей вымыли, так как запах из-за яркого осеннего солнца, все же еще гревшего, появился очень быстро. Сейчас на том месте он наткнулся взглядом на еще один патруль, на этот раз из узкоглазых. На их лицах Алонзо разглядел ту же усталость, что чувствовал и он. Больше всего хотелось просто спать, но, к счастью, он со своим коллегой оказался в числе счастливчиков, что остались практически невредимыми после боя, поэтому именно они сейчас вели патруль… На всякий неожиданный случай.

— Вдруг он вернется?.. — неожиданно негромко обронил Луиджи.

Алонзо посмотрел на него вначале недоуменно, а затем нахмурился:

— Но ведь ты сам слышал, что Деймона Спейда убили.

— Тела нет, — хмуро и коротко бросил Луиджи.

Он был старше Алонзо лет на десять. Сорок лет приличный срок для мафиози. К тому же Луиджи многое видел и, наверняка, встречал раньше подобному Спейду иллюзионистов. И старший колега подозрительно оставался хмурым и немногословным.

— И… — Луиджи посмотрел ему в глаза, — будем считать, что я этого не говорил, но не верится мне, что это сделал будущий Десятый. Либо он обладает невообразимой силой, либо… — он не закончил, выразительно посмотрев на него.

— Ты хочешь сказать, что… — начал было Алонзо, сглотнув и побледнев.

В этот момент раздался резкий звук и мужчины схватились за оружие, приготовившись хотя бы поднять шум напоследок. Они развернулись к медленно открывшейся железной двери. Рукоятки они сжимали крепко, но дула пистолетов у обоих дрожали. Из полутьмы в дверном проеме появилось нечто. Сперва им в глаза бросилось черное пятно.

Когда Алонзо уже готов был нажать на курок, рука Луиджи дернулась и сбила ему прицел, отчего пуля пролетела мимо и выбила искры из палубы.

Алонзо замер, вздрогнув, когда какой-то ребенок, которого тут вроде бы и не должно было быть, поднял голову, покрытую густыми черными кудрями, и непонимающе посмотрел на него зелеными глазами. Все же не отбросив мысль, что это шутка иллюзиониста, Алонзо снова направил на него дуло пистолета, громко крикнув:

— Стой! Ты кто такой?!

— Ламбо-сан, — надул губы ребенок, которой от силы выглядел на шесть лет. Кажется, до него доходило, что в него едва не выстрелили, и в глазах у него появились слезы. — Ламбо-сан умеет дать сдачи!

Закричав это с обидой в голосе, ребенок неожиданно засветился зеленым светом. Раздавшийся треск заставил мафиози сжать зубы, отступив назад на шаг. Очень вовремя, так как к ребенку было не подойти из-за пламени Грозы, окружавшего его.

— Получай! — воскликнув это, Ламбо разбежался, приближаясь к мафиози.

На этот раз выстрелил Луиджи, собиравшийся просто спугнуть ребенка и целившегося над ним. Но пулю неожиданно отбил меч, даже несмотря на пламя Дождя, что вложил в нее Луиджи.

Меч держал парень, лицо которого было им знакомо. Тот самый из остатков Асари-гуми, молодой мечник, что спугнул иллюзиониста, был почти что местной звездой.