Несломленные

— Астрид, тебе нужно в душ, у нас будет время поговорить, — значит, он всё слышал и только притворялся спящим, но он так мило и по-доброму это говорит. Если взять этих парней вместе, то они как хороший и плохой полицейский.

— А вот ты меня уговорил, красавчик, — подмигиваю ему. Наши заигрывания как будто только для отчётности, и мы совсем не влюблены в друг друга. Это не перерастёт во что-то сильнее и глубже симпатии просто потому, что он добр ко мне, а я — к нему. По крайней мере, я так думаю. И на другое у меня нет времени.

Встаю с колен, длинная футболка прикрывает ягодицы, даже если бы она была короче, я бы не чувствовала никаких неудобств. Действительно ощущаю комфорт в этой комнате. Как дома. Прошло уже два года, и именно сейчас, возвращаясь в город, чувствую: что-то изменится. Но что?..

Не знаю, когда Фрэнк успел вернуться, его рука опускается на поясницу и подталкивает к двери, протягивая полотенце. Мне не хочется, чтобы он отстранялся, потому что он не так прост, как хочет казаться — в нём есть не только жестокость, которой он закрывается, как щитом. Разворачиваюсь к нему лицом и притягиваю за галстук. Когда его лицо оказывается на моём уровне, намеренно тихо шепчу.

— Я тебя раскрою, чего бы это мне ни стоило. — Я не знаю, зачем так говорю и откуда вообще такие мысли о нём. Чтобы скрыть наши секреты от Глена, добавляю: — Ещё раз прикоснешься ко мне, и я тебе яйца оторву, понял? — шлепаю ладошкой по щеке как бабушка внука, которого давно не видела, и проскальзываю в проём двери.

Сарджент хохочет через дверь и громко произносит:

— А принцесса-то тебя уделала, видел бы ты своё лицо…

Секундную тишину нарушает возглас обиды:

— Отпусти, блин, больно же.

«Глен, ты сам напросился», — произносит внутренний голос. Умиляет, какие они ещё мальчишки. Да и как бы не отпирались, они идеальные соседи и друзья — вижу связь между ними. И не важно, что это: внутренний голос, сердце или что-то ещё. Я просто привыкла, что ставлю на выигрышные номера в казино, выбираю нужный билет для лотереи, порой чувствую, что люди хотят сделать. Кто-то говорил, что это беспроигрышный билет в счастье. Ах да, мой бывший парень — Питер. Но этот билет не для моей жизни, а для его. А как по мне, это и не дар вовсе. Чувствую себя тем мальчиком из фильма «Шестое чувство», правда, я не вижу призраков. Но при всей интуиции я абсолютно неудачлива в мелочах.

Открываю дверь в ванную на этаже. По утрам тут до безумия холодно, но Фрэнк прав: ни один человек не встанет в шесть часов, чтобы помыться, поэтому есть шанс почувствовать себя чуть-чуть нормальной и не нарваться на проверки, которые в общаге не редкость. А я здесь лишняя, безбилетница.

Вешаю полотенце на крючок рядом с самым дальним душем. Не знаю почему, но тут я чувствую себя немного комфортнее, даже если попадусь. Включаю воду, настраивать её бесполезно, она всегда чуть тёплая, поэтому заранее готовлюсь к тому, что будет холодно, но это хороший способ проснуться и забыть обо всех проблемах, которые вьют надо мной гнездо. Они уже почти высидели яйцо и стали родителями. Парадоксально.

Снимаю с себя футболку, хотя раздражает одна только мысль лишиться тепла, запрыгиваю под струи воды и со скоростью света намыливаю голову. Вот в такие моменты я просто ненавижу свои длинные волосы: их нужно дольше промывать, а это значит больше времени оставаться в этой пытке. Сразу провожу мылом по телу и одновременно смываю с волос пену. Эти пять дней всё-таки чему-то научили. Когда с волос перестаёт капать мыльная пена, я, как Флеш, выключаю душ и заворачиваюсь в полотенце.

Бьёт дрожь, и трясёт ещё сильнее, когда кто-то хлопает дверью в душевую. Вытираю лицо, по которому течёт вода с волос, чтобы хорошо видеть. Если честно, я не придумала, что скажу или сделаю, чтобы спасти парней от гнева администрации. Мне не хочется быть крысой. Но это оказывается всего лишь Фрэнк, держащий палец у губ, чтобы я не говорила, и подзывает ближе. Я подхожу как в замедленной съёмке, и мне всё кажется, что он сейчас сорвётся на меня.

Его рука опускается на влажные плечи, он как будто приобнимает и шепчет в самое ухо:

— У нас проблемы, сейчас уже идёт проверка, до нашей комнаты есть парочка — нам надо проскочить. Постараюсь тебя прикрыть, бежим по команде, поняла?

Киваю. Мы проходим к двери, его рубашка намокает из-за моих волос и тела. Он открывает как можно тише дверь, вместе выглядываем — никого нет. Боюсь, как бы кто не выскочил сейчас, потому что наверняка случится инфаркт. Я убегала два года от парня по стране, а сейчас дрожу от мысли, что могу быть пойманной. Зря я только ввязала во всё ребят.

— Быстро, Астрид! — громко шепчет Фрэнк. «А он запомнил моё имя!».

Фрэнк прикрывает слева, держу полотенце одной рукой, но оно вот-вот упадёт. У двери уже стоит Глен, на губах нервная улыбка, а я, блин, тоже понимаю: мы попали. Реальность просто прижимает, и никто не знает, что делать. Возможно, оставить меня в душевой было лучше, но надеюсь, они придумали что-то, или всё это бессмысленно.

Дверь закрывается, и я сразу выпаливаю:

— Какой у нас план? — их лица не меняются, и мы как трёхголовый монстр. Три головы совсем не лучше, чем одна.

— Ты мне доверяешь? — резко спрашивает Хоук и разворачивает лицом к себе, так сильно, что болят места, где он схватил.

— Конечно, нет, что за вопрос вообще? — отвечаю я, но скорее всего это из-за нервов, спроси сейчас то же самое Сарджент, ответ бы не изменился.

— Значит, пора довериться, если хочешь остаться у нас на время.

Он подходит к окну, открывает половину, и тут вся картинка в голове складывается.

— Да ты шутишь, наверно! — повышаю голос из-за его тупого плана.

— Залезай, тут карниз. Или ты струсила, когда появилось что-то посложнее, чем манипулировать простофилей? — его взгляд обращается в сторону Глена.

— А ты свинья, Фрэнк! — говорит Глен, прикрывая меня собой.

Не требуется много времени, чтобы всё решить:

— Я это сделаю!

— Ты тоже с ума сходишь, как и он? — Глен указывает на нашего спасителя хоть и странным способом.

— Всё будет хорошо, — улыбаюсь ему и двигаюсь к Фрэнку — время поджимает. Как будто часы вот-вот лопнут, такое среди нас напряжение. Фрэнк подставляет руки, чтобы я ступила ногой, не удостаиваю его и взгляда, и он всё прочитает в моих глазах. Забираюсь на окно, отхожу по карнизу, чтобы не было видно в окне.

— А кошки же всегда приземляются на лапы, верно, Астрид? — и Фрэнк закрывает единственный путь к отступлению.

Держусь за кирпичную кладку, стараясь не смотреть вниз и не думать о том, какой же всё-таки Фрэнк. Хороший или плохой? Или отпугивает просто так, чтобы я не лезла к нему? А спасает только лишь для того, чтобы не пострадать самому? Наверно, самое вероятное объяснение его поступков. И я его не виню, не все готовы отказываться от стабильности и опоры. И я бы не хотела, если бы не была вынуждена.

Поэтому я и оказалась на этом карнизе, вдали от дома, неуверенная, что вообще что-то может быть хорошо в жизни. Не хочу выглядеть неудачницей или нытиком, ведь я совсем не такая. Но сейчас не могу увидеть свет или даже слабый огонёк, который трепещется на ветру. Мне кажется, я зря сюда приехала. Это как знамение. Пролетающая птица задевает крылом, мои руки потеют. На улице не так холодно, но время тянется слишком медленно, я уже не знаю, что и думать. Впервые за всё время ощущаю, что в шаге от самоубийства. Даже в самые тяжелые моменты я не хотела подводить черту и сдаваться, а здесь просто теряю ориентир - забыла уже, куда я бегу и что вечно бегать не получится. Поднимаю ногу так, что она зависает в воздухе — не страшно, если только чуть-чуть.

— Ты что, спятила, принцесса?

Саркастичный тон я узнаю везде. Теперь у меня на глазах выступают непрошенные слёзы. И я впервые вижу его раздетым. Галстук снят и рубашка расстёгнута. Накачанное тело, загорелая кожа, которая так красиво контрастирует с белой рубашкой. И это зрелище совсем не побуждает к движению.