Страница 12 из 33
Будущие заговорщики – младшие современники цареубийц 1801 года – должны были сделать определенные выводы о благодарности самодержца, возводимого на трон.
В первые годы правления Александр оперся на совершенно иных людей – графа Н. П. Румянцева и друзей своей юности: П. А. Строганова, В. П. Кочубея, Н. Н. Новосильцева, А. Ю. Чарторыйского, И. В. Васильчикова, А. Н. Голицына. Выдвигался на главную роль М. М. Сперанский, блиставший еще при Павле.
В 1803 году царь санкционировал старт реформам Сперанского; последнего Наполеон в 1808 году оценил как единственную светлую голову в России.
В 1803 году началось и повторное возвышение А. А. Аракчеева: Александр восстановил его в должности генерал-инспектора артиллерии, которую тот занимал при Павле. Дружба Александра с Аракчеевым началась еще на финише царствования Екатерины. Последний всячески опекал великого князя, стараясь постоянно быть ему полезным. Услуги деятельного, невероятно трудоспособного и безотказного исполнителя стали со временем ничем не заменимым подспорьем также не ленивому, но не столь энергичному императору.
Перетасовка кадров успокаивала только отчасти: на протяжении всего царствования Александр жил почти постоянно в атмосфере угрозы возможного заговора. Это началось практически сразу, когда он, вопреки надеждам противников Павла, попытался двинуться по стопам отца: мириться с сохранением порядков, устраивающих крепостников, не позволяли очевидные государственные интересы России.
Уже 6 мая 1801 года во вновь образованном Государственном Совете обсуждалось предложение нового царя запретить продажу крепостных без земли. Встретив жесткое сопротивление, самодержец отступил. Но 28 числа того же месяца последовало его личное распоряжение запретить печатать в газетах объявления о продаже крепостных.
12 декабря того же года по инициативе адмирала Н. С. Мордвинова (друга юности покойного Павла I) выходит указ о разрешении иметь личную земельную собственность всем сословиям, кроме крепостных, – уничтожается одна из главнейших монополий дворянства.
В том же году, отвечая на письмо одного из сановников, просившего получить населенное имение, Александр I написал: «Русские крестьяне большей частью принадлежат помещикам; считаю излишним доказывать унижение и бедствие такого состояния, и потому я дал обет не увеличивать этих несчастных, и принял за правило никому не давать в собственность крестьян» — на этом прекратилась раздача населенных земель в частные руки раз и навсегда.
В ноябре следующего, 1802 года, к Александру обратился граф С. П. Румянцев с предложением законодательно разрешить крепостным выкупаться из неволи. После ожесточенных дебатов Государственный Совет пришел к усеченной формулировке: 20 февраля 1803 года было провозглашено новое сословие – «вольные хлебопашцы» и определен порядок перевода в него крепостных – с обязательным наделением землей. Закон, однако, требовал согласия рабовладельцев на каждую подобную выкупную операцию. Широко задуманная акция, таким образом, практически полностью провалилась: помещики дружно игнорировали неявный призыв государя.
Затем последовало новое столкновение царя с дворянским сословием: Александр установил обязательный двенадцатилетний срок службы унтер-офицерам из дворян. Данная акция, вероятно, исходила из насущных интересов армии, но очевидно противоречила Манифесту Петра III о вольности дворянства. На этом основании Сенат 21 марта 1803 года выступил против этого закона.
Перед лицом почти всеобщей оппозиции император на этот раз настоял на своем. Любопытна аргументация Александра: Сенат может обсуждать законопроекты, но не принятые царские указы – этому подобию парламента, пусть даже назначаемого верховной властью, указывалось на его истинное место!
Интересно, что секретарь Государственного Совета Г. Р. Державин, в данном случае поддержавший царя (этот известный поэт выступал ранее против «вольных хлебопашцев»), был вынужден выйти в отставку в результате развернувшейся против него общественной травли.
В 1804 году было отменено фактическое личное рабство в Прибалтийских провинциях; крестьяне там оставались прикрепленными к земле – это была система обычного для того времени крепостного права, практиковавшегося в большинстве европейских континентальных стран. Как раз в те годы эта система рушилась под натиском Наполеона: крепостное право в Пруссии было отменено в 1805 году.
11 ноября 1806 года Чарторыйский, Строганов и Новосильцев обратились к царю с запиской, указывая, что Курляндия и Лифляндия могут в любой момент отпасть от России: для этого достаточно «одного слова вольности, произнесенного Бонапартом в сих провинциях».
К этому времени произошло возвращение России в антифранцузскую коалицию. Большой проблемой при этом оставался внешний долг, аннулированный Павлом I. Александр восстановил прежние обязательства и сразу возобновил выплату процентов по займам, но о своевременном погашении самих долгов речи не было – платить России все равно было нечем.
В результате поиска компромисса Россия и ввязалась в военное столкновение с Наполеоном – на это Англия готова была выделить средства, хотя бы и ненадежному должнику. Однако, в результате неудачных войн с Наполеоном в 1805 и 1807 годах и без того не очень прочное положение Александра еще более пошатнулось.
Случайно или неслучайно, напряженность ситуации усугублялась и семейными проблемами молодого царя. Постоянным источником беспокойств был и оставался брат Константин.
В самом начале царствования Александра стала широко известна история, как Константин в Петербурге настойчиво преследовал домогательствами жену француза-ювелира. Будучи отвергнут, он приказал подчиненным гвардейцам похитить и изнасиловать ее – те были рады стараться и затерзали несчастную до смерти.
Затем завязался целый узел интриг, в котором Константин, Александр и жена последнего образовали некий странный треугольник.
Семейная жизнь царственной четы, как упоминалось, не складывалась. Тем не менее они были молоды, красивы, а, главное, по занимаемому положению вызывали понятный повышенный интерес у всех женщин и мужчин, пребывавших при дворе. Царю (всякому – не только Александру I) особенно легко было завоевать расположение почти любой из женщин.
Историк великий князь Николай Михайлович рассказывает: «На одном из балов в 1804 г., как это видно из письма Елисаветы к матери, М. А. Нарышкина подошла к императрице и объявила ей о своей беременности. Непростительная выходка зазнавшейся любовницы привела в негодование Елисавету, тем более что Нарышкина была на втором или третьем месяце беременности, и никто бы не заметил ее состояния. Между тем Елисавете нечего было догадываться, кто был виновником беременности».
Елизавета в долгу не осталась, и при дворе заговорили о ее романе с Адамом Чарторыйским. Как известно, права мужей и жен в те времена, да и много позднее, симметричностью не отличались, и Александр устроил жене сцену. Та оправдывалась, объясняя отношения с Чарторыйским сугубо платоническими. Муж удовлетворился, и инцидент был исчерпан. Он оказался только преддверием к последующему.
Фактически оставленная жена искала утешения – совсем не трудно понять эту молодую женщину, уже один раз рожавшую. В 1805 году ей исполнилось 26 лет.
В сентябре 1805 года царь покинул столицу – его ждал позор Аустерлицкой битвы 20 ноября (2 декабря) 1805 года. В столице в это время, естественно, оставалось крайне мало офицеров. Тем не менее полковой казначей Кавалергардского полка штаб-ротмистр Алексей Яковлевич Охотников должен был циркулировать между столицей и действующей армией, развозя офицерское жалование – он единственным из офицеров полка не получил в итоге ордена за эту кампанию. Но наградой ему оказалось иное: более чем достаточно свидетельств того, что между императрицей и красавцем-офицером завязался роман. Николай Михайлович пишет: «Состоящая при ней княгиня Наталия Федоровна Голицына, по-видимому, немало способствовала сближению императрицы с молодым кавалергардским офицером».