Страница 18 из 19
Вот кто может интересоваться всем этим, уже костенея предсмертно, – вот это интеллигент![54]
Прошлый опыт – учение – не просто определяет условия, скорее он точно обозначает природу системы взглядов или контекста, которые будут использоваться при анализе данной ситуации. Такая «осмысленная система взглядов» выступает посредником между учением прошлого, настоящим опытом и желаемым будущим. Этот посредник является действительным объектом научного исследования – явлением настолько же реальным, насколько реально нечто абстрактное, – и гораздо более простым и доступным, чем стандартная необъяснимая (и в любом случае неизмеримая) «суммарная история подкрепления». Система взглядов, на которую оказывает влияние учение, определяет значимость текущего опыта. Она показывает, что́ в данное время и в данном месте можно определить как хорошее, плохое или безразличное. Более того, умозаключения о природе системы взглядов, управляющей поведением других (то есть взгляд на мир глазами другого), порой приносят более полезные результаты, позволяют делать более широкие обобщения (как бы заглянуть другому в душу) и требуют меньше ресурсов познания, чем попытки как следует понять отдельную «историю подкрепления».
Как отмечали ранние бихевиористы, валентность, или значимость, может быть положительной или отрицательной. Однако положительное и отрицательное не являются противоположными концами континуума – во всяком случае, не в прямом смысле[55]. Эти два «состояния» скорее самостоятельны и перпендикулярны, хотя, возможно, взаимно тормозят друг друга. Кроме того, положительное и отрицательное – понятия непростые: каждое из них может быть так или иначе разделено на составляющие по крайней мере один раз. Вещи, имеющие положительную оценку, могут приносить удовлетворение или многое обещать (то есть выступать в качестве завершающего или стимулирующего вознаграждения[56]). Как уже было сказано ранее, многие вещи, приносящие удовлетворение, можно в буквальном смысле потреблять. Пища, например, является завершающей наградой для голодного, а это означает, что в данных обстоятельствах она расценивается как удовлетворение. Точно так же вода удовлетворяет человека, измученного жаждой. Сексуальный контакт вознаграждает тех, кому не хватает интимной близости, а тепло радует оставшихся без крова. Иногда нас удовлетворяют или вознаграждают более сложные стимулы. Все зависит от того, чего мы хотим в данную минуту и как проявляется это желание. Если мягко отругать человека, который ждет жестокого избиения, он вполне может почувствовать облегчение, то есть технически отсутствие ожидаемого наказания вполне может послужить наградой (именно такое поощрение часто выбирают тираны). В какой бы форме ни было получено удовлетворение, оно вызывает чувство насыщения, спокойствия и убаюкивающего удовольствия. Действия, направленные на достижение этой конкретной цели, (временно) прекращаются, хотя поведение, подкрепленное удовлетворением, с большой вероятностью повторится в будущем, когда инстинктивное или осознанное желание возникнет вновь.
Обещания также положительны. Но они указывают скорее на потенциал, чем на реальный результат, и поэтому имеют более абстрактную значимость. Обещание – это намек на завершающее вознаграждение или удовлетворение.
Они дают понять, что вы непременно получите желаемое или достигнете цели в будущем. Однако более абстрактное качество обещаний не делает их чем-то вторичным или заведомо усвоенным, как когда-то считалось. Наша реакция на будущее удовлетворение зачастую является такой же основной или первичной, как отклик на само удовлетворение. Обещания (намеки на удовлетворение) технически считаются поощрительным вознаграждением, потому что они стимулируют движение вперед – что, по сути, является стремлением к месту, в котором, судя по намеку, будет получено удовлетворение[57]. Сигналы удовлетворения, как правило, сопровождают любопытство[58], надежда[59] и приятное возбуждение (эти эмоции также связаны с последующим движением вперед)[60]. Действия, которые приносят обещания, со временем повторяются все чаще (как и поведение, вознаграждаемое удовлетворением)[61].
Вещи, имеющие отрицательную оценку, зеркально отражают воздействие их положительных аналогов. Они либо ведут к наказанию, либо сулят угрозу[62]. Все наказания – разнообразная группа стимулов или контекстов, описанная ниже, – по-видимому, имеют одну общую особенность (по крайней мере, с точки зрения теории, изложенной в этой книге). Они указывают на временную или окончательную невозможность применения одного или нескольких средств либо достижения одной или нескольких желанных целей. Некоторые факторы почти повсеместно воспринимаются как наказание, потому что их появление указывает на снижение вероятности осуществления практически всех мыслимых планов. В присутствии этих раздражителей вы едва ли сможете получить удовлетворение или достичь желанных целей в будущем. Сюда относится большинство вещей или ситуаций, которые приводят к телесным увечьям. В более общем плане наказаниями можно считать непроизвольные состояния лишения (пищи, воды или комфортной температуры[63], социальных контактов[64]); состояния разочарования[65] или фрустрации[66] (то есть отсутствие ожидаемого вознаграждения[67]), а также возбудители, достаточно мощные, чтобы нанести удар по устоявшимся системам, которые с ними сталкиваются. Наказания останавливают действие либо побуждают к отступлению или бегству (перемещению в обратном направлении)[68] и порождают эмоциональные состояния, известные как страдание или обида. Поведение, за которым следуют наказание и страдание, обычно со временем прекращается, то есть его частота угасает[69].
Угрозы также имеют отрицательную значимость. Как и обещания, они подразумевают возможность, но при этом сулят наказание, боль и страдание. Угрозы – намеки на наказание – это стимулы, указывающие на повышенную вероятность наказания и боли[70]. Как и обещания, угрозы абстрактны и при этом не всегда вторичны или заведомо усвоены[71]. Существуют угрозы, которые мы «определяем на уровне рефлексов». Эти неожиданные явления заставляют нас остановиться и почувствовать тревогу[72]. Возможно, так же действуют некоторые «врожденные возбудители страха», например змеи[73]. Поведение, из-за которого мы получаем намек на наказание и чувствуем тревогу, обычно со временем прекращается (как и действия, которые приводят к немедленному наказанию)[74].
Проще говоря, удовлетворение и его сигналы хороши; наказания и угрозы плохи. Мы склонны двигаться вперед[75] (надеяться, радоваться, познавать новое), а затем потреблять (есть, пить, заниматься любовью), когда нас окружают хорошие вещи и события. Сталкиваясь с тем, что нам не нравится, мы останавливаемся (и чувствуем тревогу), затем отступаем, движемся назад (и страдаем от боли, разочарования, фрустрации, одиночества). В самых обычных ситуациях, когда люди заняты чем-то привычным и знают что делать, этих основных ориентиров достаточно. Но реальность зачастую оказывается сложнее. Если бы вещи или ситуации были однозначно положительными или отрицательными, хорошими или плохими, нам не пришлось бы выносить суждений; не пришлось бы думать о своих поступках, о том, как и когда нужно начать вести себя по-другому, – в действительности нам вообще не пришлось бы думать. Однако мы постоянно сталкиваемся с амбивалентностью смысла, то есть с проблемой двусмысленности бытия. Вещи или ситуации могут быть плохими и хорошими одновременно, а также хорошими (или плохими) с абсолютно разных точек зрения[76]. Например, кусок торта хорош, если вы долго не ели или голодали. Этот же торт плох, если вы хотите оставаться привлекательными, ведь для этого нужно поддерживать форму. Малыш, который только что опи́сался в постели, но уже умеет ходить на горшок, вполне может одновременно испытывать удовлетворение от физического облегчения и тревогу из-за ожидания реакции его близких на этот проступок. В этом мире за все приходится платить, и при оценке значения вещей следует учитывать затраты. Смысл зависит от контекста; контексты – те самые истории – отражают цели и желания. Не вступать в конфликт с окружением очень непросто. У нас много целей, много историй, много ви́дений идеального будущего, и погоня за одним часто мешает нам (или кому-то еще) получить другое.
54
Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ, 1918–1956: опыт художественного исследования. Екатеринбург: У-Фактория, 2006.
55
Gray J. A. The neuropsychology of anxiety: An enquiry into the functions of the septal-hippocampal system. Oxford, Oxford University Press, 1982; Gray J. A., McNaughton N. The neuropsychology of anxiety: Reprise. Nebraska Symposium on Motivation, 1996, 43, pp. 61–134; Pihl R. O., Peterson J. B. Etiology. A
56
Gray J. A. The neuropsychology of anxiety: An enquiry into the functions of the septal-hippocampal system. Oxford, Oxford University Press, 1982; Ikemoto S., Panksepp J. Dissociations between appetitive and consummatory responses by pharmacological manipulations of reward-relevant brain regions. Behavioral Neuroscience, 1996, 110, pp. 331–345.
57
Wise R. A. Psychomotor stimulant properties of addictive drugs. A
58
Gray J. A. The neuropsychology of anxiety: An enquiry into the functions of the septal-hippocampal system. Oxford, Oxford University Press, 1982.
59
Mowrer O. H. Learning theory and behavior. New York, Wiley, 1960.
60
Wise R. A. Psychomotor stimulant properties of addictive drugs. A
61
Gray J. A. The neuropsychology of anxiety: An enquiry into the functions of the septal-hippocampal system. Oxford, Oxford University Press, 1982.
62
Рассмотрено там же.
63
Скиннер Б. Поведение организмов. М.: Оперант, 2016; Ski
64
Panksepp J., Siviy S., Normansell L. A. Brain opioids and social emotions. In Reste M., Field T. (Eds.), The psychobiology of attachment and separation. New York, Academic Press, 1985, pp. 1–49.
65
Gray J. A. The neuropsychology of anxiety: An enquiry into the functions of the septal-hippocampal system. Oxford, Oxford University Press, 1982.
66
Там же; Dollard J., Miller N. Personality and psychotherapy: An analysis in terms of learning, thinking, and culture. New York, McGraw-Hill, 1950.
67
Gray J. A. The neuropsychology of anxiety: An enquiry into the functions of the septal-hippocampal system. Oxford, Oxford University Press, 1982.
68
Там же.
69
Там же.
70
Там же.
71
Там же.
72
Там же.
73
Рассмотрено там же.
74
Рассмотрено в работах: Gray J. A. The neuropsychology of anxiety: An enquiry into the functions of the septal-hippocampal system. Oxford, Oxford University Press, 1982; Wise R. A., Bozarth M. A. A psychomotor stimulant theory of addiction. Psychological Review, 1987, 94, pp. 469–492; Dollard J., Miller N. Personality and psychotherapy: An analysis in terms of learning, thinking, and culture. New York, McGraw-Hill, 1950.
75
Wise R. A. Psychomotor stimulant properties of addictive drugs. A
76
Dollard J., Miller N. Personality and psychotherapy: An analysis in terms of learning, thinking, and culture. New York, McGraw-Hill, 1950.