Страница 22 из 40
Торопливо достала из сумки горшочек-самовар и завертела посудину. Ел жених за троих, а пил за десятерых. На третьей дюжине бросила считать — и как только не лопнул.
— Трон Рускалы трещит нынче под задом Яра, — Кощей утерся рукавом рубахи, осушив очередной горшок.
Разбойник присвистнул от мрачной новости. На мгновение сердце замерло — меньше остального хотелось услышать такое известие. На поляне наступила тишина. Даже уханье сов стихло, будто учуяли птицы, что беда в Рускалу пришла.
— Что же будет теперь? — сглотнув подступивший к горлу комок, присела на поваленное дерево.
— Не свезло Гороху, второй раз с трона скинули, — тяжело вздохнул разбойник.
— На этот раз окончательно. Срубили ему голову... — колдун провел ребром ладони по горлу. — Надо торопиться с башмачками. В подчинении этого вымеска теперь все Рускальские колдуны. Думаю, на мое царство пойдет, и рано или поздно треснут мороки, на дороги наложенные.
— Матушки...— выдохнула я.
— Ничего, — попытался успокоить суженный, — у меня есть чем ответить.
— Трон должен был после смерти Гороха Несмеяне отойти, — Соловей задумчиво крутил в руках еловую ветку,
— надеюсь, ей хватит ума не сунуться в столицу — девка-то горячая, мало ли.
— Остается уповать на Потапа. Не должен он ей такую дурь позволить.— Кощей сложил руки за спину и зашагал. — Хоть разорвись! Надобно обувку справить для смерти, и домой поспешить не помешает, еще и Потап с Несмеяной...
— Может, ветер им отправить? — с надеждой выдала я.
— Ну, душа моя, в таком разе Яр нас точно прищучит в самый неподходящий момент. Он, конечно, не самый опытный чародей, но надеяться на его глупость не стоит.
Так и не смогли договориться, за что сперва браться: как ни поверни — все важно. Казалось, можно отложить поход в Кузняград — времени-то еще до следующего лета хватает, но откуда знать, сколько дорога займет. Пойди мы искать Потапа с Несмеяной — так понятия нет, в какой они стороне. Вернуться домой — а есть ли толк? Непонятно когда Яр на Кощеево царство ринется. Соловей предлагал разделиться: мы с ним за башмачками, а колдун домой — войско готовить, но жених даже слушать не стал. Сказал только, что не позволит, чтобы душа-невеста без защиты его осталась.
Перебрав добрый десяток вариантов, молодцы плюнули и принялись готовить ночлег — утро вечера мудренее. Соловей продолжил мастерить лежаки, а Кощей взялся за зельный круг для стоянки. Любо-дорого поглядеть, как руки колдуна в волшбе ходят. Легко у него получается. Видала чародеев, которые защиту на села ставили, но такой справной и быстрой работы — никогда: прежде чем разбойник лежанки закончил, Кощей с кругом управился — надежный оберег вышел, сила от него мощная чувствовалась, а сам еле-еле заметен — диво.
Уснула, только голова еловых лап коснулась — крепкая усталость навалилась. Не помешал и лес ночной тревожным гулом. Только проспала я, видать, не слишком долго. Глаза открыла, еще светать не начало. Поежившись от осеннего холода, присела на лежаке. Вроде выспалась даже. Молодцы тихо посапывали. Подбросила дров в утихающий костер и подставила руки навстречу пламени. Едва тепло от разыгравшегося огня коснулось пальцев, за кругом послышалось сердитое урчание. Кинулась к валенку с домовенком. Перед сном положила его на лежанку рядом с собой, чтобы не испугалась нечисть — ночевка в лесу для него дело непривычное. Только в старой обувке домового не оказалось. Убег паршивец. Я зашагала к кромке оберега. Зельный круг моргнул и без промедления выпустил за свои пределы. Домовенок сидел на траве рядом с оберегом, слабый зеленый свет играл отражением на блестящей шерстке. Ловлей домовых в лесу еще не занималась. Протянув к нему руку, поманила, причмокивая губами. Куда там! Нечисть, похоже, испугалась порядочно. По-змеиному зашипев, он махнул прочь в темноту.
— Куда?! — не подумав, поспешила следом.
Где голова моя была — представить стыдно. Помню только, как закружил ветер, подхватив меня в потоке резком, и понес прочь от безопасного места.
***
По телу гуляла ноющая слабость. С трудом разлепив тяжелые веки, зажмурилась от яркого солнечного света. Ночную поляну сменила светлая комната. Кто-то заботливо уложил меня на огромную кровать в дорожной одеже, даже не стянув сапоги. Сколько я тут провалялась без памяти? Богатое убранство спального места явно указывало на знатное положение моего похитителя. Душу сдавил внезапный страх. Голова понемногу начинала соображать, что приключилось.
— Проснулась, Василиса Дивляновна.
Голос Яра звучал с веселой издевкой. Колдун устроился на сундуке под окном и, видимо, терпеливо дожидался, пока я приду в себя. Крепко сжимая веки, я пыталась вернуть глазам способность глядеть четко. Царь- самозванец, разодетый в шитые золотом одежды, довольно ухмылялся. Не шли Яру тряпки дорогие. Куда лучше ему было в простой рубахе с кузнечным молотом в здоровенном кулаке. Глаза бывшего друга стали совсем чужими: не было в них больше ни удали молодецкой, ни задора — холод один. Волосы, что лен, густыми волнами струились по голове, только они и напоминали о прежнем Ярке. В остальном передо мной совсем чужой человек. Даже лицом поменялся, словно топором скулы рублены — жесткие. Меж бровей морщины глубокие, будто постарел.
— Не боишься, что Кощей тебя за такие дела с землей сравняет?— Оперлась на локти, утопая в мягкой перине.
— Боюсь, конечно. — совершенно серьезно согласился бывший друг. — Оттого тебя и скрал, в палаты царские доставил. У меня тут в прислужниках лучшие колдуны Рускалы ходят. Авось вместе справимся с Кощеем твоим. Дома и стены помогают.
— Ишь ты — дома! — Такая наглость вызвала растерянную улыбку. — Давно ли царские хоромы домом стали? Постыдился бы. самозванец.
— Можешь считать, что пристыдила, — заулыбался Яр. — Что-то суженый твой задержался. Я думал, он еще ночью явится. Может, плюнул? Как думаешь?
— Хорошо бы. Тогда твои козни проклятущие зря окажутся.
— Да нет. — колдун беспечно махнул рукой, — явится Кощей. А мы уж ему встречу подготовим. Темницы здешние, сама помнишь — загляденье одно. И цепи булатные сам лично заговорю. Пару дюжин хватит?
— Как же тебя сила поменяла, — стало горько от обиды.
— Не сила меня поменяла...— В глазах Яра мелькнула боль.
Колдун поднялся и медленно зашагал к кровати. С каждым шагом его новая личина, спрятанная под царскими одежами, все больше напоминала прежнего Ярку. Взгляд становился теплее, в глазах появлялись едва заметные искорки чувств. Даже грубые черты лица, казалось, становились мягче.
— Думаешь, не видел я в темницах тогда, как вы с Кощеем друг на друга глядите? — Колдун присел на край перины. — Просила меня вылечить, а сама... сама уже душой с ним была.
— Ты что несешь?! — сердце бешено ударилось в грудь от воспоминаний. — Яр, это ты меня покинул! Сбежал, оставил одну с бедой бороться!..
— Нет. Вася. — тяжелый вздох вырвался из груди колдуна, — боялся, что желание обладать заклятьем возьмет верх над умом. Решил подальше убраться от книжки твоей. А когда доля нас в темницах свела, понял — Кощей тебе люб. Куда мне супротив него? Кузнец я, кудесник бесталанный. Тогда решил завладеть силой великой, чтобы ровней ему стать. А оно видишь как обернулось...
— Я в Глухомани раны сердечные зализывала! — голос задрожал вместе с губами. — Ни дня без мыслей о тебе не было, а ты и весточки о себе не послал.
— Хотел, чтобы по уму все было — верил, что дождешься. Пока с силой совладал, пока мастерство отточил. Хотел тебя удивить, а ты...
— Ох, и глупостей ты нагородил, Ярка.
— Глупостью было верить, что ты меня любишь. Тебя подле Кощея увидал и... Я, Вася, даже сейчас надеюсь, что ты любовь ко мне в сердце сберегла. Да головой понимаю — не так это.
За окном завели утренние трели птицы, солнечные лучи падали на кровать и осторожным осенним теплом грели покрывало. Мы молчали, вспоминая каждый свою боль. Не верилось, что все это могло произойти на самом деле. Сердце предательски выло в груди от тоски. Больше остального хотелось, чтобы все оказалось ночным кошмаром, мороком — чем угодно, только не явью.