Страница 14 из 40
— Гляди, — он поднес к моему носу острие обломанной иголки, — прямо на кончике мое бессмертие. Не смерть. Чтобы смертным меня сделать надобно иглу затупить. Починим ее и обратно в ларец.
Слабость окутала продрогшее тело и не покинула до самого дома. По пути поведала Кощею, как Яр сгубил казначея да добрых молодцев из стражи царской. Пусть не подал жених вида, но кручиной черною в глазах печаль засела. Не уберег людей, не сохранил жизни. Чего таить, и мне вина душу щемила.
Тем же днем сожгли тела на погребальных кострах и по ветру пепел пустили. Останется память в сердцах, а частица покой в землях Кощеевых сыщет. Родятся ушедшие вновь, и доля их ладной будет — за верную службу царю-батюшке иного не положено.
Глава 6
Хороший денек, погожий. Мороз легкий, да хрустящий снег под ногами. Над головой — небо ясное солнцем заливается. Самое время царство будить. Целых две седмицы ждали доброй погоды для такого случая: то метель кружит, то снег стеной валит.
Пока Веся рылась в сундуках, подбирая для меня торжественную теплую одежу, я вся извелась. Девица так затянула сборы, что казалось — у меня внуки скорее народятся, чем закончатся приготовления. Такого бедлама опочивальня, наверное, и не видала. Веста вытаскивала из сундуков вещи и определяла их в кучки прямо на полу. Скорости в деле от того не прибавилось, а вот разгром вышел знатный. Осталось только чертей загнать, чтобы ноги переломали.
— Веся, может, ну его, наряд этот?
— Как же так, матушка-царица? Нельзя тебе в чем попало перед народом-то.
Ну, хватит! Схватив первый попавшийся полушубок, я тихонько, чтобы не попасться девице, поспешила к выходу. За дверью облегченно выдохнула и ринулась прочь от опочивальни. Чего доброго услышит и вернуть вздумает
— Веста может. Сама понимала, что в штанах и полушубке вид не слишком-то царственный, но это лучше, чем умереть под грудой тряпья.
На крыльце терема топтался Тишка, с любопытством вглядываясь в залитую солнцем зимнюю даль. Писарь явно не собирался покидать двор. Может, тоже решил опоздать?
— Тихомир, ты чего здесь? — наспех натягивая меха, окликнула молодца.
— Где ж мне быть, Василиса Дивляновна? — Тишка даже не обернулся. — А вот тебя царь с Ягой уже заждались, поди.
— С Ягой?
— Ага. Вернулась Ягиня-матушка. Снова в наших лесах жить-поживать станет.
— Я думала, что она в Темном лесу испокон веков молодцев в печи парит.
— Да ну, — писарь, наконец, обернулся ко мне, — туточки ее родные края. Когда Кощей царство усыпил, переселилась в Темный лес, а теперь вот обратно пожаловала. Да что же ты, матушка Василиса, со мной толкуешь, беги уже! — Тишка возмущенно подбоченился.
И то правда — развела беседу, как на базаре в выходной. Спохватившись, шустро понеслась со двора, утопая сапогами в хрустящем снегу.
Кощей с Ягой о чем-то шептались прямо на мосту через молочную реку. Старая ведьма деловито вздергивала крючковатый нос, то и дело, принюхиваясь к окружающим запахам — подозреваю, мое появление она чуяла от самых ворот, а то и раньше.
— Вот и свиделись, дочка, — Яга расплылась в морщинистой улыбке, протягивая ко мне руки.
С удовольствием обняла старушку. Стойкий запах пряных трав — неизменный спутник ведьмы — моментально защекотал ноздри. Так и в избушке на курьих ножках пахнет. В голове тотчас замелькали воспоминания о добрых днях, проведенных в доме Яги: спасла мне ведьма жизнь — век не забуду. Если бы не она, кто знает, где бы моя душа сейчас бродила. Пока обнимались с Ягой, Кощей неспокойно переминался с ноги на ногу. Смутный какой- то сегодня жених. Речей ласковых на встречу не приготовил, глаза все отводил.
Сказать честно, ожидала, что к такому важному событию пожалуют все обитатели хором царя-батюшки. А тут только мы втроем да зимнее солнце в спутниках. За каким лешим, спрашивается, Веста так старалась наряды выбирать? Никаких торжественных слов от государя, никаких гостей особо важных. Словно и не царство будить собрались, а так, на прогулку после завтрака выбрались.
— Такое дело лишних глаз не терпит, — точно услышав мои мысли, отметила Яга.
— Вот, душа моя, Василиса Дивляновна, — в ладони колдуна появилось небольшое яичко, — за этим летал. В этом костяном яйце спит царство Кощеево. Спрятал за семь морей и четыре леса, чтобы сберечь.
— Давай еще сказку расскажи, — проворчала Яга. — Начинай уже, царь-государь.
Кощей послушно кивнул и отпустил яйцо из ладони на мост. Яичко словно задумалось на мгновение, затем завертелось и отправилось прямиком навстречу серебристому туману. На снегу оставался легкий талый след, исходивший легким паром. Плотная дымка таяла на глазах, открывая взору завораживающую спокойным величием степь. Пустовать ей оставалось недолго. Вскоре на месте бескрайних снегов будто из морока начали появляться высокие терема и небольшие домики. За ними проснулись широкие площади: не то ярмарочные, не то для иных сборищ. Над крышами кучерявились дымом печные трубы — как и не было долгого сна. Глухой гул человеческих голосов еле слышно касался ушей. Проснулись. Проспав три сотни лет, люди оказались совсем в другом времени и тут же еще в своем когда-то незаконченном дне.
— Вот и справились. — Шепот Кощея выдавал волнение.
— Давай, царь-батюшка, седлай коня и отправляйся к народу.— Яга деловито взяла колдуна под локоть. — Многое объяснить придется людям, чай, не седмица прошла во сне.
— Твоя правда, — с горечью в голосе согласился Бессмертный.
— А мне пора избушку на место ворочать. Ох и истосковалось старое сердце по родным сосенкам! Кощей, — сменив мечтательность на суровый взгляд, Яга обратилась к колдуну, — не забудь, что обещал мне.
Бессмертный помрачнел еще больше и едва заметно кивнул старой ведьме. Недовольно покачав головой, Яга зачем-то одарила меня участливым взглядом и зашагала в сторону леса.
— Снова тайны, — растирая озябшие руки, жалела, что не прихватила рукавицы.
— Голубушка моя ненаглядная, — жених вернул былую сладость в речи, — пообещал этой нечисти лесной, что поведаю все как есть. Раз согласилась стать женой мне, царицей государству, верно будет тебе знать.
— Что-то невесел ты. Правда такая горькая?
Колдун расхаживал по скользкому мосту, тяжело вздыхал и все никак не решался развеять туман над тайнами. Теплые чувства к жениху начинало перебивать бурлящее исступление — умеет Кощей затянуть момент. Когда мои пальцы окончательно сковал мороз, а душа готова была выпрыгнуть от нетерпения. Бессмертный, наконец, изволил заговорить:
— Уговор у меня со Смертью вышел в Глухомани, что ровно через год пожалую в Навь на вечную службу — такова была цена за жизнь ребенка.
— Как же ты согласился? — По озябшему телу прокатился раскаленный испуг.
— А ты, душа моя? Ты бы не согласилась? — Ладони жениха аккуратно коснулись моих щек.
— Не ведаю, и представить не могу. — В сердце разгорался настоящий пожар. — Выходит, ты обманул меня. Обманул, Кощей!
— Прости, голубушка.
— Ты понимаешь, что натворил? — Одернув руки колдуна, я попятилась. — Не будет у нас с тобой счастливой жизни, у государства не будет царя-батюшки. Зачем ты людей разбудил? Чтобы оставить?
— Не одних оставляю, Василисушка. Ты теперь надежа их, царица-матушка.
— Я — надежа!? — Хотелось разреветься и засмеяться одновременно. — Да ты, суженый мой, видать, умом тронулся! Сельская девка я, домовуха. Сам говорил, что не народился еще человек, что с землями твоими совладает а теперь меня на трон сулишь.
— Ты станешь мудрой правительницей, если пожелаешь.
— А вот это ты видел? — скрутив фигу, с обидой сунула прямо под нос Кощею.
— Хорош! — Жених сурово сдвинул брови. — Не было у меня выбора, Василиса. Как глаза той матери на меня смотрели вспомню, аж во рту горько.
Бессмертный помрачнел пуще прежнего. Казалось, бледная кожа приняла серый оттенок, глаза вмиг поблекли. Охальничать расхотелось, зато захотелось бежать куда глаза глядят — подальше от горьких новостей. С тяжелым камнем на шее мечты тонули в омуте правды. Душа чуяла, сердце беспокоилось, да только не могла подумать, что так все обернется. Не быть мне женой счастливой рядом с мужем до конца дней. Только доля подарила счастье, как обратно воротить собралась.