Мастер светлых артефактов

Оковы раскрылись, и Соня с трудом села — ожоги под повязкой припекало, а тело затекло. Наставница бросила ей на колени накопитель. Благодарно кивнув, Соня сжала кристалл в кулаке и облегченно вздохнула, чувствуя, как по телу струятся ручейки светлой магии облегчая боль и исцеляя мелкие ранки.

— Наставница, а где сейчас Вирид?

— Где-то в доме. Приведешь себя и стол в порядок, и можешь сходить поискать ее.

— Что-то случилось? — На душе стало тревожно.

Руби молча постучала пальцем по метке на ее руке.

Вирид сидела за кухонным столом и смотрела в чашку с кофе. Соня вернулась. Не просто вернулась, а именно к ней: Руби объяснила, что это был за телепорт, и чего стоило его создать. Да и повязку с мазью от ожогов она сама накладывала. Вот только на Соне были альвийские доспехи и знак принадлежности к светлому Ордену. Но самое главное — печать на руке, одна мысль о которой приводила в бешенство. Где-то в глубине души Вирид понимала, что суккубе злиться на подобное глупо. Даже ей, но…

Позади послышался шорох.

— Вирид? — На плечо легла ладонь.

— Уйди.

— Это из-за метки? Но это просто…

Вирид вскочила со стула, развернулась и влепила человечке пощечину. На мгновение опешила, увидев четыре наливающиеся кровью царапины: создавать когти она не собиралась, но тут Соня поднесла к щеке руку, блеснула серебром печать, и вновь накатившая ярость смыла стыд и жалость. Обойдя человечку, Вирид вышла из кухни.

В тренировочном зале ее нашла Руби:

— Злишься?

— А ты как думаешь?

— Думаю, ты опять спотыкаешься о тот же камень. Какая разница, что и с кем у нее там было в княжестве?

— Руби!.. — Вирид глубоко вздохнула и уже спокойным голосом попросила: — Уйди.

— Как знаешь.

Ученицу Руби отыскала на кухне. Та сидела за столом и разглядывала испачканную кровью печать на руке.

— Любуешься? — Руби плеснула в бокал немного вина.

— Скажите, наставница, а можно как-то ее снять?

— В твоем случае, разве что вместе с рукой.

— Это потому что метка княжеская?

Руби хмыкнула.

— Нет. Не в этом дело. Ты вообще знаешь, как «амантино» переводится на общий?

— Любовница. Или это неправильный перевод?

— Нет. — Руби подняла бокал, оценила вино на просвет и отпила пару глотков. — Точный перевод — «желанная», «та, к которой влечет».

— И в чем разница?

— Любовницам не дарят аллод.

Соня на мгновение нахмурилась, потом вскинулась:

— Вирид не любовница!

— Но ведь началось у вас все с постели. Разве не так?

Соня едва заметно кивнула.

— Вот и амантино — не любовница, а возлюбленная. Как и «амата». Но если любовь к амате вызвана влечением души, то к амантино сперва влечет телом. Такая любовь не хуже. Просто другая. Чуть более зависимая от постели, более эгоистичная, более… ревнивая. Но это все равно любовь. Если бы твоя княжна…

— Она не моя!

— Не перебивай. — Руби нахмурилась. — Так вот, если бы она просто хотела покувыркаться в постели, то могла бы назвать тебя своей амантино, но не стала бы ставить печать. Магия этой печати завязана на чувства. Если они есть, то на коже избранницы проявляется узор, а если нет, то простая клякса, которая сходит на второй-третий день. Подобная ошибка — позор для альвийки. Поэтому печати ставят редко, а малообразованные разумные из других рас свели «амантино» к обычной «любовнице».

— Но зачем она сказала, что это пропуск.

— Так и сказала?

Соня задумалась.

— Не совсем. Она назвала ее меткой доверия или как-то так.

— Поставить такую печать — это все равно, что сделать предложение. Следующий шаг — брачный союз. Разве можно не доверять собственной избраннице? Я не знаю почему она сразу не призналась тебе, но ты, ученица, дала свое согласие на помолвку.

— Что? Когда?

— Когда вот здесь, — Руби ткнула пальцем на узор в центре метки, — у тебя появился «распускающийся цветок» — знак ответных чувств.

Щеки Сони полыхнули, но взгляд она не отвела. Руби улыбнулась: ученица не стала отпираться или оправдываться.

— Если бы ты испытывала к ней обычное влечение, то даже после бурной ночи спираль так и осталась бы ровной. Именно поэтому Вирид так на тебя разозлилась. Поэтому тебя и не выпустили бы за пределы княжества, по крайней мере, без разрешения княжны и соответствующего эскорта. И именно поэтому твоя амантино может потребовать твоей выдачи. И Его Величество, скорее всего, согласится на подобное требование.

— Потребовать выдачи? — Соня зло прищурилась. — После того как она выставила меня с бала как провинившуюся служанку?

— Ну что за бестолковка? — Руби покачала головой. — Что ты почувствовала во время разговора с Наттер? Только честно.

— Возбуждение. У нее же духи с приворотным эликсиром.

— А теперь представь, что ты переместилась не в холл, а в спальню к Вирид, когда к ней прислали на казнь преступника, оплатившего ночь любви? Ведь ей, как и любой суккубе, жизненно необходима чужая сила.

— Но Вирид же?.. — Голос ученицы дрогнул.

— Не участвует в казнях и может позволить себе накопители. — Руби кивнула. — Ты это знаешь, но все равно ревнуешь, даже от простой мысли, что что-то могло быть. А теперь скажи, как должна была почувствовать себя княжна, увидев, что ее возлюбленная готова отдаться другой?

— Мы просто разговаривали.

— Об удовольствии от общения? — Руби хмыкнула. — Княжна наверняка услышала часть разговора, да еще и прочла твои эмоции через печать. И, заметь, не устроила скандал, а всего лишь отправила тебя домой — подальше от Наттер, а заодно проветрить голову. Пусть это и было немного грубо, но чего ты хочешь от ревнующей солдафонки. И вместо того, чтоб спокойно ее дождаться и поговорить, ты состроила из себя униженную и оскорбленную и сбежала, оставив какую-то невнятную записку.

Соня замерла. Посмотрела на печать:

— То есть как… прочла эмоции? Княжич говорил, что метка позволяет почувствовать не находится ли носитель под воздействием на разум и запрещает причинять прямой вред.

— Ты меня разочаровываешь. Поехала к светлым, не зная их культуры и обычаев, и ни разу не проверила чужие слова. Тем более альвов.

— Да как-то повода не было…

— Серьезно? То есть то, что ритуал инверсии не провести без присутствия альва для тебя не повод?

Соня опустила глаза.

— Молчишь? Выпороть бы тебя, бестолковую, и выслать в княжество. С извинениями. Но, боюсь, Вирид меня не поймет. Слишком ты ей дорога. Она бы даже простила тебя за эту «измену». Все же нам, суккубам, отлично известно, что такое влечение. Тем более, ты бросила ради нее не кого-нибудь, а целую княжну. Но Вирид еще слишком молодая, и переступить через свою природу ей нелегко.

— И как теперь быть?

— Вирид сейчас в тренировочном зале. Иди и докажи, что достойна встать рядом. Тогда она тебя хотя бы выслушает. Рискнешь?

Соня сжала чуть побледневшие губы и кивнула.

— Лоза и запасной накопитель в твоей комнате. Слова помнишь?

— … рекони мин инда! — произносит человечка ритуальную фразу.

— Ты?! — Вирид едва не задыхается от ярости. На ладони клубится проклятие, ногти на пальцах превращаются в длинные когти. — Ты требуешь признать себя достойной?!

Человечка вздрагивает, но упрямо повторяет:

— Да, требую!

— Хорошо…

Взмах, и проклятие срывается с ладони, разделяясь в полете на три сгустка. Уже знакомым приемом человечка сбивает своим кнутом один, уклоняется от двух других. Ярость на мгновение сменяется разочарованием и злостью. «Вот ты и попалась!» Но боевой кнут бьет в пустоту — вместо того, чтоб выпрямиться, человечка перекатывается в сторону, взмахивает рукой, сбивая своим крохотным щитом еще одно тройное проклятие и вскакивает на ноги. Вирид щурится: «Хм. Ловкая».

Кнут сменяется двумя плетьми. Плавный шаг вперед, черные жгуты на долгую минуту сплетаются в паутину вокруг человечки, и бессильно опадают, так ее и не задев. «Быстрая».

Шаг назад — разорвать дистанцию и чуть отдышаться. Человечка взмахивает рукой и в Вирид летит три файерболла. Нет. Два светляка и файерболл, но разбираться что где некогда. «Хитрая!»