Моя Мерлина

Извиняюсь, я свернул в другую сторону от истории, которую собираюсь рассказать. Такие маленькие казусы могут происходить периодически, так как я человек весьма непоследовательный, хотя всеми силами с этим борюсь.

Я уже дошел до конца пешеходной улицы, героически пробравшись сквозь все эти кучные скопления людей, в основном молодежи. Для меня это подвиг в каком-то роде, ведь я считаю себя тем еще социопатом, хотя нам свойственно преувеличивать свои недостатки, в надежде на то, что нас из-за них пожалеют, так мы привлекаем внимание.

Через дорогу напротив меня возвышался памятник великому русскому деятелю Столыпину, а за ним прятался вход в парк. Точного названия этого парка я припомнить не могу, но лично я его называл «липким»,потому что во времена моего детства там были почти одни липы. Конечно, за тридцать с лишним лет многое поменялось, но в моей памяти название осталось неизменным.

Несмотря на переменчивый морозящий ветер, какая-то сила ностальгии, наверное, по детству, толкнула меня вперед, на пешеходный переход. Я перешел дорогу, шагая мимо машин, уступчиво остановившихся в нескольких метрах от заветных линий. Продвигаясь вперед мимо Столыпина, я по-детски кивнул ему – что-то вроде «здравствуйте». И вот я уже оказался за его высокой фигурой, моим глазам предстали те самые заветные черные вечно открытые ворота, украшенные коваными узорами. Этот парк заманил меня в детство. За железными прутьями, окутанными золотистыми лепестками, все было по-другому. Вокруг витал запах, похожий на цирковой, наверное, из-за стоек с поп-корном. Вдоль асфальтовых тропинок теснились зеленые деревянные лавочки, сбоку от каждой стояли урны для мусора, но отнюдь не самые обычные, ведь мастера постарались и усадили на них металлические фигурки маленьких лесных обитателей – белочек, зайчиков, бабочек, жуков-оленей, божьих коровок. За спинами сидящих на этих лавочках людей громоздились деревья: конечно, по-прежнему, много лип, но были теперь уже и сосны, и небольшие дубы, и стройные клены. Все деревья, кроме хвойных, стояли уже лысые, дрожащие от холода, ровно как и фигурно остриженные кустарники. Птиц было много, как и всегда. В основном воробьи и голуби. Их всех манили сюда кормушки, развешенные по голым ветвям. Если задрать голову, можно увидеть и беличьи домики, прибитые к стволам некоторых деревьев. Особо везучие даже могли покормить белок с рук, если пушистые того хотели. Парк был немаленький. На территории кучковалось несколько детских площадок, обновленных пару раз со времен моего детства. Фонтаны давно были отключены, спали, тихо ожидая возвращения теплых дней, которые разбудят их вновь для круглосуточной работы.

Я шел по голому асфальту, замедлив шаг, вдыхая морозный воздух с запахом моего детства, замечтавшись о чем-то, решил присесть. Засунув руки в карманы серого зимнего пальто, я брякнулся на лавку в самом центре «липкого» парка. Надо мной простирались голые черные ветви, атакованные такими же черными птицами. Под ногами была рассыпана крупа. Видимо, кто-то, кто отдыхал тут до меня, подкармливал птиц, возможно добродушная старушка или одинокий пенсионер. Действительно, голуби толпились совсем неподалеку, наверное, я их спугнул своим появлениям, а между их широкогрудыми телами шпаной прыгали воробьи, несколько штук, очень юрких и прытких. Они-то первыми и вернулись к своему прикорму, смелые.

Взгляд от кормящихся птиц оторвался как-то неожиданно и своевольно. Глаза ,будто самостоятельно, без моего ведома, стали подниматься. Я уже смотрел перед собой. Просто так получилось. Мой взгляд через полоску асфальтовой тропинки упал на молодую девушку, сидевшую на такой же зеленой лавке. Из-под болотной шапки с огромным помпоном вылезали русые волосы, касающиеся плеч. Половину лица прятал теплый вязаный шарф. Голыми руками с длинными пальцами девушка держала книгу. Она уткнулась в нее так тотально, что, казалось, даже если сейчас разразится буря, или град застучит по ее голове, чтения она не прервет. А я, в свою очередь, тотально уткнулся беспомощным взглядом в нее. Конечно, я взрослый человек, я не стану твердить о какой-то мифической любви с первого взгляда. Но и то, какая сила приковала мои глаза к ней, я тоже сказать не могу. Наверное, меня поразило то, как она впивалась в эту книгу. Есть категория мужчин, которые любят умных женщин, ну или женщин, жаждущих стать умнее. Я всегда считал себя таким. Девушка с книгой в руках – это, честно признаться, зрелище от части возбуждающее. В тот момент я очень надеялся, что в руках моей ученой Афродиты не бульварный роман. Ну и учебник физики я там увидеть не хотел, нет, ведь я понимал, что глаза не будут так жадно пожирать формулы плотности или массы тела. Но вот как узнать, что она читает? Она неотрывна от своей книги. Да и я не могу на нее пялиться вечно в упор, в конце концов, это просто неприлично! Я отвернулся. Смотрел в сторону. Не знаю, сколько минут прошло. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как она читает на этой зеленой лавке в окружении морозного воздуха, ведь она тут сидела еще до моего прихода. Наверное, это меня и спасло – время. Недолго мне пришлось рассматривать пустоту, девушка зашевелилась, это я засек краем глаза. Машинально мое лицо дернулось, повернувшись прямо на нее. Она как раз захлопнула свою вожделенную книгу с загнутым в середине листом. Моя богиня ума и, надеюсь, еще и красоты засекла взгляд своего новоиспеченного поклонника. Она ответила на тот взгляд прямо, я бы даже сказал, пристально. Большие круглые глаза резко смотрели из-под надвинутой на лоб шапки по центру моей физиономии, которая, я уверен, выглядела тогда глуповато.

–Я заметила, что Вы смотрели, – вдруг неожиданно и достаточно громко произнесла она сквозь шарф, укрывающий губы Достаточно громко, чтобы я услышал.

Да уж, у меня не было иного выбора, кроме как остолбенеть, продолжая выставлять напоказ физиономию слабоумного вида.

Она продолжила:

–Но я была занята, как вы могли заметить, поэтому решила повременить с приветствием,– ее тон был по-юношески дерзок и нагл, но не воинственен, – думала, может вы перестанете пялиться и уйдете. Пялиться вы на время перестали. А вот уйти… – она вздохнула через шарф морозный воздух и продолжила, – Ну раз уж ваши глаза сами ко мне приковались, пришлось заговорить, – моя незнакомка пожала плечами, достала из-за спины маленький кожаный рюкзачок и хотела, было, убрать книгу.

–Подождите! – я резко, словно автоматом, поднялся с лавки и протянул руку навстречу таинственной особе, чьего лица я так и не узрел из-за злополучного шарфа.

Меня поднял мой инстинкт, инстинкт размножения, как обозначил бы его товарищ Фрейд, инстинкт, который толкал меня узнать, что за зеленая книга была в руках у моей собеседницы. Желать или не желать? Да, в данном случае вопрос был именно в этом. Почти шекспировский выбор.

Юная особа смотрела на меня в неодобрительном недоумении. По крайней мере, именно это говорили ее глаза. Я оробел.

–Я хотел бы узнать, что Вы читаете, – уже менее смело, чем секунду назад произнес Артур, похоронивший только что в себе самца из-за своей робости.

Заранее извиняюсь за очередную нелепую привычку – говорить иногда о себе в третьем лице. С этой заразой я тоже старательно борюсь.

–Достоевский, – твердо произнесла юная особа, все же убрав книгу в свой рюкзачок.

Девушка, читающая Достоевского – это опасно. И хоть эта мысль устроила секундную бурю в моей голове и даже попыталась там фундаментально примоститься, я был уже сражен, хотя, возможно, сам еще того не знал.

Так случилось знакомство вовсе не самца Артура с его самой всепоглощающей страстью в жизни.

II

Я, ведомый какой-то мистической силой, непонятной моему разуму, двинулся прямиком в сторону моей теперь уже собеседницы через полоску серого асфальта между нашими лавками.

–Девушка, которая читает Достоевского – это сильно, – произнес я, благо, ума мне хватило, чтобы не говорить, что это опасно, как секунду назад шепнуло мне мое подсознание, – и достойно уважения, – решительно добавил я, – особенно в вашем возрасте, – я было осекся, но, все же произнес и это.