Кофе и тыквы

========== Лидия ==========

— В этой квартире умер мужчина.

Женщина вздохнула и поджала губы — видимо, ей совсем не хотелось этого говорить, но всё-таки пришлось. В конце концов, соседи точно в курсе, так что Лидия и сама бы быстро узнала.

— Его убили?

— Боже, нет! Это тихий дом. Простой инсульт, никакой мистики. Ну, была одна странность — соседи слышали много громких звуков прежде, чем открыли дверь. Он на звонки не отвечал.

Лидия выглянула в окно — тихие улицы, недалеко виднелся небольшой парк. Сейчас и не скажешь, что здесь кто-то жил до этого — видимо, всё унесли родственники или друзья.

К этому моменту Лидия уже посмотрела около пяти квартир, и все оказались с изъяном или совсем ей не по карману. Здесь было чисто, уютно и спокойно. А именно спокойствия она и искала — и согласилась.

— Говорят, тут наркоман живёт, — совсем неохотно признала женщина, протягивая Лидии бумаги на подпись, — но в остальном дом тихий. Никаких происшествий.

— Меня всё устраивает, правда. Спасибо.

Лидия несмело улыбнулась, стараясь показать, что это действительно так. Её ни смущали ни странные звуки, ни рассказы о наркоманах — главное, подальше от Чада и дурных воспоминаний, которые никак не отпускали её даже спустя пару месяцев.

Они познакомились на одной вечеринке, куда Лидия вообще не собиралась идти, но подруга по колледжу оказалась настойчивой. Столкнулись у стола с напитками, Лидия едва не опрокинула на него стакан с пивом, поспешно извинилась, а он пожал плечами и позвал присоединиться к их компании.

Чад громко смеялся, крепко обнимал, называл её «моя детка» и хвастался перед друзьями. Рядом с ним Лидия и сама себя ощущала себя смелой, почти бунтаркой — как же, у неё такой мальчик! Правда, чем занимался Чад, она так до конца и не понимала. Или смутно догадывалась, но не хотела знать подробности.

Пусть она краснела, когда он вставлял ругательства через слово, а по ночам порой слишком увлекался ласками, от которых Лидии становилось больно, а на теле оставались едва заметные синяки. Чад это называл «грубым сексом», который порой нужен парням, но Лидии не нравилось.

Ради него она укоротила волосы — ему так больше нравилось, стала меньше встречаться с друзьями, потому что Чад хотел, чтобы она была рядом. Внутри голос твердил, что это всё слишком далеко заходит, что так не должно быть, но Лидия искренне верила, что это любовь навсегда, ведь он рядом, никогда не бросит! Вокруг него часто вились другие девицы, но он же выбрал именно её.

Пока Лидия не застала его с одной из них — на какой-то безумной вечеринке, куда Чад сам же её и позвал. Увидев её в дверях одной из спален наверху, продолжая трахать худую девицу, Чад только усмехнулся и предложил присоединиться — «втроем веселее».

Лидию передернуло от омерзения, она хлопнула дверью и выскочила на улицу, чувствуя, как горят щёки и лицо, как паучье ощущение предательства сжимает изнутри сердце. Какая же она дура! Так поверить в его смеющиеся глаза, в ничтожные слова, что она дорога ему, что только с ним ей будет хорошо.

О, он пытался её вернуть. Писал и звонил, угрожал, твердил, что без него она никто.

Лидия друзьям не рассказывала, те только видели, что что-то не то. Но ей было стыдно говорить о таких отношениях, признаваться, что она ошиблась, что чувства, в которые так верила, оказались ложью. Ей никогда не давалось легко общение с людьми, а говорить о переживаниях тем более было сложно.

Она пряталась в углу тесной квартиры, когда телефон разрывался от звонков и голосовых сообщений, пока не поняла, что это уж слишком, и стоит что-то менять.

Спустя два месяца после разрыва с Чадом у неё прибавилось стеснительности и опасений, сменился адрес, и она снова отращивала волосы — ей-то самой всегда нравились длинные, и даже кончики покрасила в ярко-красный.

Теперь Лидия неторопливо распаковывала вещи, уместившиеся в скудные три коробки, прислушиваясь к тишине новой квартиры. Почему-то преследовало чувство, что она тут не одна.

Лидия только мотнула головой — да хватит уже. Всё закончилось, а она получила неплохой урок по жизни.

Вспорхнул лоскутный плед, на полочке в спальне появились маленькие глиняные пиалы, а на стене кухни — акварельный рисунок. Последние штрихи, которые добавили хоть какой-то индивидуальности пустоватой до этого квартирке. Закончив, Лидия заварила крепкий чай с мятой и устроилась на диване, оглядывая новое жилье.

Спокойствие и тишина.

Её родители жили скромно, мама приучила экономить и обходиться небольшим количество вещей. Конечно, в детстве ей хотелось и ярких игрушек, и таких же новинок, какие появлялись у других! А позже — и одежды интереснее, чем простенькие джинсы и свитера с рубашками. Пришлось выдумывать самой из того, что было в шкафу, сочетать разные детали, мастерить неброские украшения. Фантазировать Лидия всегда умела.

Как оказалось, родители ещё и откладывали на колледж, и очень разочаровались, когда Лидия призналась, что собирается учиться гончарному делу. Отец, конечно, рассчитывал на что-нибудь более практичное, а мать его поддерживала, хотя особо не вникала и только повторяла его же слова — творчество не прокормит семью. Сама же с рождения дочери была домохозяйкой и только восхищалась всегда работящим отцом.

Лидии не хватало уверенности, чтобы спорить и отстаивать такую точку зрения, но внутри она решила, что поступит, даже если родители откажутся оплачивать обучение. Она справится — как-то ведь другим это удаётся?

А если родители никогда не хотели жить желаниями и мечтами, предпочитая только реальность, ограниченную их собственными рамками, ей точно такое не подходило.

Теперь Лидия гордилась тем, что сама зарабатывает на жизнь, работая с детишками в маленькой гончарной мастерской, и заканчивает третий год обучения. Даже может снимать квартирку, пусть и близко к окраине города.

Но внутри у неё билось трепетное сердце, полное желания любить, Лидия даже несколько раз ходила с друзьями в бары, где другие девушки легко знакомились с парнями, а с утра хихикали и шептались.

Лидия так не могла. Она робела и зажималась, хоть и понимала, что если сидеть в углу, то точно не выйдет ни с кем познакомиться, но могла только с лёгким чувством зависти наблюдать со стороны — особенно после Чада.

К тому же, у неё была глина и любовь к мастерству.

Лидия считала, что всё не так уж плохо, а новая квартира полнилась солнечным светом.

Ей снился Чад.

Он нежно гладил её по щеке и говорил, какая она красивая и как он скучает. Он улыбался, широко, доброжелательно, и взгляд искрился. Лидия смотрела на него, не зная, что ему ответить. Пока он не сжал пальцами её подбородок и приблизил своё лицо, а улыбка не превратилась в безумный оскал.

— Вернись.

Казалось, его пальцы прорастают сквозь неё узловатыми корнями, а тело немеет. Она никак не могла вырваться из этой хватки, и только просила отпустить. Пока не почувствовала, как горло сдавливает — пальцы Чада душили её, лишали воздуха. Хотелось кричать, но не получалось.

Лидия закрыла глаза.

И проснулась от громкого звука в квартире, который её напугал до чёртиков. Она дышала резко и хрипло, схватилась за горло — но, конечно, никто её не душил. Только впервые с переезда тишина квартира ей казалась тревожной и стылой, в ней таилась опасность и угроза.

А на кухне кто-то скрёбся.

Лидия вылезла из кровати и нырнула в темень коридора, уговаривая себя, что все страхи только живут в голове. Или, может, всё спуталось — и невольные воспоминания о Чаде, и рассказы об этой квартире. Может, и не стоило вселяться туда, где кто-то умер.

Дрожащими пальцами она щёлкнула выключателем — на кухне никого. Да ерунда какая. Но раз уж она проснулась, то решила заварить чай, который всегда её успокаивал, когда тревога усиливалась. Дома ей больше всего нравились именно ночи — когда все наконец укладывались спать, и можно было заняться своими делами, зная, что никто не зайдёт случайно, не осудит и не будет спрашивать, а что она делает.