Страница 1 из 9
========== - Ночь костров - ==========
Древний лес шептал и пел тихие песни — про былое и грядущее, про вечный круг жизни, про гармонию мира и всего живого.
И меж высоких крепких стволов скользили тонкие фигурки его жриц. Их пальцы касались шершавой коры или земли у корней, а сами они, прикрыв глаза, слушали песнь, впитывая её в себя, как и первые дни весны.
Хранительницы души леса и его тишины.
В коричневатых ритуальных узорах, лёгких одеждах, невесомые, как видения на рассвете. Невидимки, после которых остаётся только след мшистого запаха и терпких трав.
В тот день Эдна, верховная жрица, смешивала воду из реки, капли крови и сбор трав.
Одна из её близкого круга неслышно вошла в небольшой дом, больше похожий на тёплое и уютное дупло.
— Лес предчувствует приход новой жизни.
— Как и каждый год, — кивнула Эдна, не отвлекаясь от своего дела. — Скоро ведь ночь костров.
— И придёт чужак.
— Правда? А я думала, они и так каждый год приходят. Многие ждут Обряд, когда мы впускаем любого странника в лес, а жрицы танцуют в свете костров.
— В этот раз что-то иное звучит в шорохах.
— Хм! Удивительно.
— Я думала, Верховной жрице должно проявлять больше уважения к лесу.
Эдна высыпала последние раскрошенные травы в чёрную миску и стала по очереди зажигать свечи. Она слушала лес долгие годы — сначала как юная послушница жриц, лишь обучаясь, но не понимая его толком.
Лишь восхищенная таинствами, к которым её допустили.
Потом с искренним интересом — после первой ступени посвящения. Каждый год — будто всё новое, не такое, как прежде, и лес наверняка скажет что-то особенное.
Ещё через несколько ступеней — со степенным спокойствием, внимая его голосу и просто принимая всё те же слова, что и каждый год.
Придут чужаки, будет ночь костров, крепче связь земли и неба.
Теперь же, уже несколько лет посвятив себя высшему служению, ей не надо было плутать среди стволов, чтобы узнать истину. Она хранила её внутри себя, бережно, как мать хранит своё дитя, пока носит его в себе.
Она воспринимала лес не как некое божество, что было свойственно хрупким девочкам с оленьими глазами, а как старого друга.
— Поверь мне, он прекрасно осведомлен о моём уважении к нему. Это всё?
— Нет. Лес просит вас вести Ночь костров.
Вот это действительно удивительно! Но Эдна и бровью не повела.
— Оставь меня. Прикрой как следует дверь, и пусть никто не входит, пока я не закончу.
— Двери Верховной жрицы никогда не запираются.
— Что-то много советов на одно утро, не находишь? А ещё слову жрицы покорны все обитатели леса.
— Кроме друидов.
— Кроме друидов. Иди же.
Эдна подумала, что надо запомнить эту девочку — в ней есть упрямство и смелость, раз она возражала даже ей. Но сейчас — стоило узнать, действительно ли лес просит то, что слышали жрицы.
Ночь полнилась кострами, музыкой и ритмичным стуком барабанов.
Обычно недружелюбный и закрытый от всех лес обходили стороной — владения колдуний и странной магии, в нём легко заплутать и не вернуться обратно.
Но все любили ночь костров, и ни один путник не блуждал. Можно подсесть к любому костру, кто-нибудь обязательно нальёт пряного горячего вина, сладкого, с толикой дурманящих трав.
Кто посмелее — прыгал через огромные костры, другие плясали, а можно было и просто стоять в стороне, прислонившись к дереву и наблюдая за праздником.
Монгво так и делал.
В деревне на границе с лесом только и разговоров что про эту ночь. Священники пытались вразумить погрязших в суевериях обывателей, но терпели крах. Даже самые верные из их паствы покидали с приходом сумерек свои дома и тянулись в сторону леса.
Отовсюду доносился смех, шуршали ветви кустов, когда первые пары, разогретые вином и желанием, уединялись подальше от шумного праздника.
Он никогда не бывал в этих краях, и сейчас таинственный лес, чья дурная слава гремела во всех землях, не внушал ни капли ужаса.
Монгво допил вино и ощутил лёгкое головокружение.
Ему казалось, барабаны бьют в унисон с его сердцем, и так и тянет ближе к ним, к всполохам искр и тонким жрицам, чьи лица сегодня разрисованы тёмно-зелёными узорами.
Было нечто завораживающее в том, что творилось вокруг.
— Ты чувствуешь это.
Монгво обернулся, удивленный, что его застали врасплох. Рядом стояла женщина, в одной простой тунике, невысокая, она сначала показалась совсем девочкой, но в то же время в ней ощущалось спокойное достоинство.
— Не уверен, что понимаю.
— Ритм. Дыхание. Удары сердца.
— Просто барабаны стучат.
— О, нет! Это нечто большее. Идём.
Её ладонь была тёплой, когда незнакомка легонько взяла его за запястье и потянула за собой к одному из костров.
Монгво легко мог бы сбросить её руку со своей, остаться в одиночестве в полумраке, но чем ближе они подходили к огню, тем яростнее отзывались барабаны у него внутри.
В той крови, что однажды смешалась с соком чёрного дерева.
Они вступили в круг света и влились в змейку танцующих. Под ногами пружинила земля, мелькали лица, а дым от костра пах чем-то сладковатым и притягательным.
Змейка распалась, и Монгво сам не заметил, как подхватил одну из девушек, которая льнула к нему так, что он ощущал тепло её тела сквозь рубаху, её поцелуй горчил мёдом, она порхала вокруг него, кружа в танце.
Выше вились костры, громче барабаны.
Кто-то мазнул его по щеке кровью и протянул ещё одну чашу вина, и Монгво рухнул на ближайший поваленный ствол, заменяющий скамью у костра.
— Тебя пометили для охоты, — поделился рядом паренек с такой же полосой на лбу.
— Какой охоты?
— О, ты даже не знаешь, что здесь творится?
— Я первый раз в этих землях.
— Скоро объявят охоту на священного оленя. У тебя будет только нож или одна стрела — на выбор.
— Зачем мне убивать оленя?
— Стать первым охотником — и окропить его кровью землю нового круга жизни.
— И чем это поможет?
Парень посмотрел на него, как на умалишенного, и презрительно фыркнул.
Монгво кривил душой. О таком обычае он слышал, но никогда не доводилось участвовать, хотя в его родных землях тоже праздновали эту ночь. А потом летом справляли свадьбы и ждали нового поколения.
Но Монгво не охотник — он колдун.
— А кто сегодня ведёт ночь? — спросил другой.
— Говорят, сама Верховная жрица.
— Большая честь для того, кому повезёт в охоте.
Монгво только слушал, лёжа на спине — земля на удивление не казалась холодной. От жара огней, тепла весенней ночи и вина он чувствовал себя опьяневшим — не как от хмеля, а как бывает, когда вокруг кутерьма и веселье, которое захватывает с головой.
Барабаны били — и Монгво ощутил приятный трепет. Предвкушение.
Говорят, новичкам везёт.
Или — чужакам, чья кровь отравлена много лет назад.
Эдна ждала в круге жриц.
Это не та первая ночь, которую она пережила так давно, будучи ещё совсем девчонкой, не знавшей прикосновения мужчины. Тогда она и боялась, и жаждала этого, обуреваемая сладостным предвкушением и в то же время страхом.
Она плохо помнила ту ночь, как и лицо охотника, только усталость и тяготу внутри.
Тот год оказался тяжёлым — ночь не дала дитя.
И теперь Эдна ощущала затаенную обеспокоенность жриц вокруг, чьи мысли легко читались.
Уже не так молода.
Разве ей пристало?
Почему не я?
Но голос леса непреклонен, а вместе с ним и воля Верховной жрицы.
На её плечах покоились руки жриц, а босые стопы ощущали вибрации земли — бег быстроногих оленей, ритм барабанов и танцев у костров, ловкие и быстрые движения охотников.
Прикрыв глаза, она покачивалась в такт этим звукам, впитывая энергию и отдавая собственное дыхание взамен. Она — Верховная жрица леса, продолжение его корней и ветвей, ночные вздохи птиц и огоньки светлячков.