Страница 4 из 40
— Ну, будет-будет тебе, Вась, — отмахнулся Яр. — Поехали уже!
Путь в Первоград из Косиселья неблизкий. Верхом дней пять да четыре ночи. Как же здорово, что не одна, как же сердце радостью заливалось — Ярка ведь обо мне подумал, не бросил! Ко всему моему счастью прохладное утро сменилось не слишком жарким днем — то, что нужно путникам. Мы не спешили, гнали лошадей в меру, не давая им устать.
Рускальское лето во всей своей красе шуршало ветвями деревьев, обдувало добрым ветром. Пыльный тракт казался удивительно прекрасным местом. Под хорошее настроение сам черт добрым молодцем покажется. Луга по бокам пестрели яркими цветами да ароматными травами. Даже оводы к лошадям не лезли, словно боялись испортить сложившуюся картинку.
Если поторопимся, то к сумеркам поспеем к небольшому селу. В каждом доме на ночлег принять рады, да трактир имеется. Прямо вдоль дороги люди изб настроили, тем и живут. Место — лучше не придумаешь: рядом лес с ягодами, грибами, живностью всякой. Речка недалече, хоть и не самая широкая, однако на два десятка домишек хватает.
Впереди, разделенное трактом надвое, показалось пшеничное поле. Золотым морем под высоким синим небом колыхались колосья на ветру. Одинокие деревья на краях перед лесом, словно девицы приветливые, поклоны нам раздавали. А перед самым полем столб с надписью — «Трактовое».
— Глянь-ка, — удивился друг, останавливая лошадку, — даже вечереть не собралось, а мы уже к ночлегу поспели.
— Видать, добрая у нас дорожка, скорая, — заулыбалась я.
— Поглядим, Васенька, — не разделяя моего веселья, нахмурился Яр. — В трактир завернем, живот урчит с голоду.
Назвав Трактовое небольшим селом — погорячилась. В последний раз здесь бывала еще ребенком, когда тетушка меня на ярмарку в столицу возила, тогда и впрямь тут с два десятка избушек мостились. Выросло Трактовое, разрядилось в дома богатые. Дворов полсотни — не меньше.
Пока ехали мимо избушек, заметила, что на улице ни души. Обычно в этом селе из каждого двора голоса людские, смех, суета вокруг. Путники пересуды вели, хозяева им дорогу объясняли, а нынче — тишина мертвая. Словно всех обитателей этого места усыпили сном беспробудным. Псы из дворов носы трусливо высовывали, тявкали еле-еле.
Трактир у выезда перестроили: шире сделали, двор огородили плетнем. За ним важно вышагивали куры, недоверчиво склоняя головы в нашу сторону. Даже конюшню справили, чтобы постояльцам было куда скотину определить. Только и здесь народу не было — совсем уж подозрительно. Чтобы у трактира и ни одного гостя — диво дивное!
— Ой, не к добру… — Озираясь, Ярка спешился.
— Не нагоняй жути.
Почувствовав, как спине пробегает добрая сотня мурашек, я осторожно выбралась из седла.
— Эй, мил человек! — заорал кузнец в открытую дверь трактира. — Нам бы лошадей определить да напоить.
На пороге мигом возник трактирщик. Лицо мужика выражало знатное удивление, мол, вы тут чего забыли?
— Отец, ты чего уставился-то? — друг всматривался в ошалелые глаза хозяина. — Здравствуй, говорю. Нам бы лошадок…
— Слыхал, — вдруг заговорил трактирщик. — И вам здравствуйте, люди добрые. Не себе на руку, но вам в помощь — ехали бы вы дальше.
— Чего это? — пришла моя очередь удивляться. — Неужто не нужны тебе деньги? За ночлег и еду заплатим, не переживай. Как вижу, с посетителями нынче негусто.
— Девица, коли живот дорог, забирай своего молодца, и тикайте отсюда, — хозяин только зыркнул на нас недобро и обратно в трактир шмыгнул.
— Ничего себе… — Ярка почесал растрепанный на ветру затылок. — Нет, так дело не пойдет.
Привязав наших лошадок, он резво перепрыгнул ступени крыльца и исчез за порогом. Что делать?.. Только следом отправляться.
Просторный зал с пятаком широких столов пустовал. Мухи лениво обхаживали скатерти и неторопливо сновали в воздухе, не находя угощения.
— Отец, что у вас тут приключилось-то? — кинул Ярка застывшему у входа в подсобку трактирщику.
— Рускальским языком тебе сказано — уезжай! — твердил мужик.
— Расскажешь, что приключилось, может, и уеду.
— Вот дотошный, — пробурчал хозяин, приглашая жестом к столу.
Переглянувшись, мы с Яркой уселись на длинную лавку напротив трактирщика.
— Чудо-юдо прилетит скоро за данью. Вот мы всех путников дальше и отправляем. Видали, никого в селе на улицах нет. Одни вы не уйметесь никак с вопросами.
— Что же вы помощи не попросите? — мои глаза округлились. — Тут всякий люд мимо едет: и воины славные, и колдуны всякие...
— Просили, девица. Ой, просили! — с отчаяньем, хозяин стукнул кулаком в грудь. — Только или народ нынче трусливый, или никому до нас дела нет — не соглашаются помочь. Один кудесник мороку нагнал на село, чтобы не вечерело, да и то рухнут его чары вот-вот. Как темнеть соберется — прилетит изверг окаянный. Отдам собственными руками, — он протянул трясущиеся ладони, — кровинушку мою — Вареньку — чудищу поганому. Жребий так выпал, мне и отдавать. Горе! Горе! — со слезами в голосе запричитал мужик.
— Так, если вы давно о том знаете, чего Гороху прошение не отправили? Выдал бы вам царь-государь колдуна какого подсобить, — продолжая перебирать варианты, я настойчиво отказывалась верить в беспомощность селян.
— Разбежался Горох… да не шибко-то. Ответ дал, мол, все колдуны его делами нынче заняты, ни одного свободного и никакой возможности…
— Вот что, отец, — Ярка встал из-за стола. — Сообрази-ка нам факелов десятка два и веди свою Вареньку. Будем чудище поганое изводить!
— Ты в своем уме?! — зашипела на друга, поглядывая на убитого горем трактирщика. — У тебя даже меча нет!
— Я подковы руками гну, Васенька. Что же, бока нечисти намять не сдюжу?
— Поможешь, что ли? — обрадовался трактирщик.
— Попробую, — кивнул Яр.
Одно дело — хорохориться и мечтать, совсем другое — на чудо-юдо с голыми руками идти. Нет, мне тоже хотелось помочь трактирщику, но не без подготовки же, не понять как. Что там за чудо-юдо такое, какая нечисть? По сбивчивым рассказам отца Вареньки выходило, что прилетит не то змей-Горыныч о трех головах, не то гора крылатая с одной. А под конец он заявил, мол, ничего не знаю, но зубы страшные, аж сердце в пятки падает.
Варенька оказалась девицей молчаливой. Только понуро глазки в пол опускала да вздыхала. Фигурой дочь трактирщика удалась, в Рускале таких любят: что горшок, только с ножками. И вот стоит эта утварь что глиняная, только носом шмыгает — никакой помощи. Подумала, может, немая? Так нет — отец уверил, что вполне здорова, боится дюже.
Снабдил нас трактирщик факелами, дочь родную в маковку чмокнул и отправил в лес — куда чудо-юдо за добычей прибудет, как только сумерки неба коснутся.
— Вась, зажги-ка, — друг воткнул последний факел в землю.
Хмуря брови, с сомнением глядела на круг из палок, которые мне предлагалось зажечь. Чего удумал? Хоть бы поделился.
Защелкала пальцами, словно лучины в доме зажигать собралась. Ну, конечно, разбежались факелы от чар домовухи гореть, чай не щепочки! Поднатужилась, зашептала — все же вышло. Осветилась поляна добрым светом в собравшемся вечере. Круг из огня получился добрый — словно капище. Волхвы, тоже мне…
— Подь сюда, — Яр поманил пальцем Вареньку. — Вот тут стой, — он за руку привел дочь трактирщика в центр горящего круга, — и ничего не бойся. Поняла?
Ответа кузнец не дождался. Девица, надувши губки, осталась стоять на положенном месте и, видимо, все же боялась. Что-то мне в ней не нравилось — уж больно покорная. Молчит, сопит, а слез не роняет. Я бы на ее месте уже челом траву лупила и причитала на чем свет стоит. А тут…
— Вася, пойдем за кустики.
— Чего? — опешила я от предложения друга.
— За кустики, за кустики, — он мягко подтолкнул меня к зарослям малины.
Не особо надежное укрытие. Нюх у нечисти отличный: Рускальский дух учуять — несложное дело. Так что прятаться в кустах не видела толка, но Яру, наверное, виднее. Он же чудо-юдо загубить собрался.