Сказки Рускалы. Василиса

— Чего… Скоро к нам чародей заказанный приезжает, круг зельный править, а мне во встрече с ним отказано.

Зельный круг — оберег. Ставят его на любое жилое место, будь то село, деревня или город. Силушкой колдовской, светом ядовитым отпугивает он нечисть всякую, чтобы не совалась к людям. Бывают зельные круги и посильнее — могут ворога более опасного удержать, но маленьким селам, вроде Косиселья, не положены — так Горох распорядился, ему-то виднее. Наш круг лешего не пустит, мавку остановит, да волкодлака, может быть — но этот уже под вопросом. Силу свою оберег постепенно теряет, поэтому обновлять заклятье надобно. Вот для того староста села — Рюма — колдунов нанимает время от времени.

— Почему отказано? Да и к чему тебе с чародеем-наемником встречаться?

— И ты туда же?! — Яр поднял брови от удивления. — Думал, ты меня понимаешь. Теперь вижу — нет.

Да понимала я все, понимала, но верить не хотела: не оставлял Ярка мечту свою — стать колдуном, набраться силушки, отточить знания и отправиться по Рускале странствовать в поисках чудо-юда или еще каких приключений. А мне бы хотелось жизни оседлой и чтобы Яр рядом… Вот красивая голова у него, да упрямая. За каждую возможность получить знания чародейские, что за соломинку цеплялся. Пытался из книжки теткиной заклинания творить, да чуть было сам в козленочка не обратился. Ох, и влетело тогда от Феклы и мне, и другу. Ну нет к волшебству способностей, чего душу зря рвать? Упертый, что баран.

— Я Рюме толкую — мне поговорить бы быстренько. А он знай — нет, и все дела. Колдун занятой, дел много… Озадачил работой, чтобы точно до гостя не добрался. Вон, — друг кивнул на кузницу, — три дюжины серпов заказал. Жатва, говорит, скоро.

— Жатва и правда скоро, — осторожно посмотрев в серые глаза Ярки, не углядела ничего, кроме досады. — Рюме без кузнеца остаться не хочется, про твои мечты-то он знает.

— Уже понял, что ты с ними заодно, — с укором выдохнул Ярка. — У тебя чего нового?

— В Первоград завтра на рассвете еду, — радуясь перемене в разговоре, заулыбалась я.

— О как! Чего ты там забыла?

— Грамоту на колдовство получать, — поняв, что мы снова возвращаемся к прежнему, улыбка исчезла.

Яр открыл было рот, чтобы высказать мне все, что и так на лице написано, но не успел — на дороге перед кузницей появился староста Рюма:

— Хорош сачковать! — заорал он издалека. — Расселся! Работы еще подбросить?! Это можно!

— Иди уже куда шел! — закричал в ответ Ярка. — Государь сельский… — уже под нос добавил кузнец.

Рюма укоризненно покачал головой, рукой махнул и отправился дальше по дороге. Любит наш сельский голова задания раздавать, а потом еще горку сверху подсыпать.

— Пойду, а то не ровен час и вправду с десяточек серпов накинет, — Ярка тяжело поднялся с лавки и зашагал к двери кузнецы. — Вечерком загляну, посидим перед дорожкой ранней, — одарив, наконец, доброй улыбкой, он скрылся за порогом.

Тетушка не успевала оханье менять на аханье, глядя, как я резво ношусь по горнице от пирогов с вареньем к грибной похлебке и обратно. Из готового на столе уже ожидали горшок с кашей и заячьи почки со сметаной.

— Ты думаешь, я без тебя с голоду помру, или это все в дорогу? — нервы тетушки не выдержали.

— Ярка обещал зайти попрощаться, — убирая растрепавшиеся волосы со лба, не прекращала ворожить над пирогами. — Вот, его любимые — с вареньем!

— Да чтоб его леший упер! — тихо выругалась Фекла.

— Чего, тетушка?

— Говорю, собрала тебя в дорогу, пока ты стряпаешь. Кошель с деньгами, одежу приготовила. В сумке травки на случай хвори внезапной. Только, прошу, не перепутай ничего там. Водицы сама набери. Коня завтра у Рюмы заберешь — он обещал тебе выделить справную скотинку. Правда, содрал как за тройку…

— Ничего, — подбадривала тетушку, — он, когда к тебе с животом снова явится, ты с него тоже как за трех коней возьми.

— Что ты, милая, — заулыбалась тетка, поправляя ушастый узел на платке, — не возьму с него ничего. Бесплатно травок отсыплю, да так, что из нужника неделю не выйдет.

— Да, не умеет Рюма вдаль глядеть, — раскладывая готовые пироги на тарелке, косила на поспевающую похлебку.

— Не умеет, — согласилась Фекла. — И еще, — она немного задумалась, — книжку с собой возьми.

— Как? Нельзя же?! — чуть не подавилась наваром из ложки от удивления.

— Нынче можно. В силах своих ты не уверена, вот по дороге поучись, найди время. Может, перестанешь трястись, что осинка на ветру.

— Спасибо, родненькая! — вся в муке, кинулась к тетушке обниматься.

— Ну-ну, чего ты?! — улыбалась Фекла. — Для дела ничего не жалко.

— Вот увидишь: вернусь, и глазом не моргнешь — снова книга дома будет.

— Ты шибко-то не торопись. Деньжат вдоволь с собой даю. Прикупи наряд или книжек, или чего тебе хочется? Столицу погляди, а то последний раз маленькой тебя в Первоград возила. И не помнишь, наверное?

— Помню, тетушка. На ярмарку, — оторвавшись от Феклы, заглянула в окно — не видать ли Яра?

Проорали последние петухи, небо заиграло яркими звездами, а Ярка так и не пришел. Сидя на ступеньке крыльца, водила босыми ногами по доскам и носом хлюпала. Откуда только слезы берутся? Обидно-то как! Обещал прийти попрощаться, а сам… Наготовила полный стол всего, что друг любит — напрасно старалась. Думала пойти к нему пирогами по щекам настучать, да передумала. Вот уеду утром, и пусть тут поскучает без меня. Как вернусь, и не подумаю первая к нему бежать. Больно надо!

— Шла бы ты спать, Васенька, — тетка вышла ко мне, завернувшись в легкую шаль. — Не пришел — и русалки с ним. Может, в Первограде свою судьбу встретишь.

— Какая судьба у меня, тетушка, кто его знает? — утирая слезы, отмахнулась я.

— Вот чую, дочка, в столице повстречаешься с тем, кто тебе суженым наречен. Сердце мне так шепчет.

Глава 2

Выехав на сельскую дорожку, что ведет к восточному тракту, вдохнула свежий рассветный воздух. Кобылу Рюма выделил справную — хоть тут не схитрил. Упитанная гнедая лошадь ерепениться перед новой хозяйкой не стала, дала себя оседлать и лениво цокала по дороге.

Хорошее утро разойдется. Солнце с красным покрывалом встает, росой на траве сверкает. Птицы в зелени прячутся, первые песни заводят. Позади Косиселье просыпается, а мне дорога добрая стелется. Сказка просто.

Только одно покоя не давало — как Яр мог не попрощаться? Неужели так его новость о грамоте раздосадовала? Даже разозлиться на него толком не получалось. Сразу в голову оправдания лезли. Не сердце у меня — мякиш хлебный.

Несмотря на тихий ход кобылы, сельская дорожка под грустные мысли катилась быстро. Восточный тракт заиграл на горизонте, а на нем и молодецкая фигура на коне верхом. Сощурившись, пригляделась к знакомым чертам и поддала сапогами в бока лошади. Та послушно прибавила шагу.

— А ну, милая, шибче! — не унималась я, охаживая скотину каблуками.

У дорожного камня в первых лучах летнего солнца виделся мне Ярка. Может, сердце влюбленное разум застелило, но хотелось верить, что он. Он — миленький! Да, точно он! Друг верхом на своей лошадке глядел на меня и задорно улыбался. Вмиг все обиды позабыла, душа вместе с птицами зачирикала — свиделись.

— Долго ты, Василиса Дивляновна, — Яр похлопал кобылу по шее, — мы тут с десяток кругов навернули, тебя дожидаясь.

— А куда торопиться? — я не спешила показывать сердечную радость. — Откуда мне было знать, что ты придумаешь к тракту ехать, чтобы попрощаться.

— Я с тобой собрался, — он игриво изогнул брови.

— Как со мной? А серпы?

— Так справился уже. Всю ночь не спал. Гляди, какие глаза красные от жара и усталости.

— Ты поэтому не пришел вечером, да? — стараясь полностью оправдать друга, с надеждой уставилась на него.

— Ну, конечно. Спешил работу закончить. Одну тебя в такую даль не отпущу. Волкодлак какой или разбойник на пути — дело обычное.

— Ярка! — потянула к нему руки прямо из седла, наконец, позволив себе широкую улыбку.