Страница 99 из 112
Ворота уже близко, как их вскрыли? Смешно, но Саше вдруг подумалось, что Шпак выбил их плечом… Искореженное железо под ногами, треск выстрелов все злее, пули не свистят – смерть не слышно за таким шумом. Один из «псов», Гиви-Боксер, словно споткнулся неудачно, а потом - повалился. Второй, Коля-Колли - развернулся, опустился на колено, сталь уже рвала ему живот, летели клочья, но он продолжал стрелять, еще секунду, пока в рожке не кончились патроны. Саша почувствовал, что падает, Шпак тоже запнулся, слон неуклюжий, упал на колени, захрипел, уронил друга на бетон.
- Сер-рей! – с отчаянием закричала Ень, и Мастиф понял, что все, надо вставать, идти самому, иначе – останешься здесь ни за понюшку.
- Еня! – Александр сначала хотел, чтобы она помогла, но потом передумал.
- Еня! – рявкнул Мастиф. – Прикрой Шпака! Убей их!
- Сер-рей! - кричала китаянка, подставив узкое плечо, словно прикрываясь обмякшим телом, а на самом деле пытаясь поднять полтора центнера неподъемного тела, невероятную тягу, и пули каждую секунду прибавляли гиганту в весе…
Даже сквозь шум и грохот слышен голос Шпака:
- Сашку мою… дочку… снайпер, - выплевывает богатырь слова вместе с кровью. – Из-за тебя… козла… я тебя… Девок береги… Беги… Сашка, я прикрою…
Мастиф сжал зубы. Обязан выжить, чтобы не случилось! До грузовика метров пятьдесят, навстречу бежит Леша-Полкан, Еня уже не пытается поднять любимого, молча строчит, выбирает секунды для спасения, потом тихо падает рядом. В черных волосах – осколки разбитого арбуза, Полкан тащит Мастифа, треск почти утих, только где-то буйствует огонь, и ревет старый надежный двигатель.
- На живом все заживет! - кричит Полкан, и Мастиф кивает. Заживет, как на собаке заживет…
- Кишками вашими вам руки свяжу, - бормотал Мастиф. – На бетон вас положу, по ногам вашим проеду, да не раз и не два, и скажу – это есть хорошо. Чтобы все видели, чтобы все чувствовали, чтобы все поняли… Потом сложу, живых в один котел сложу, без воды, всех вместе, чтобы друг друга заводили, всемеро воздастся каждому, чтобы как трусы… даже собачьей смерти не будет…
Дома все спокойно. Дом вымер, стал серым и тихим, в нем почти не жили. Ветер стучал по расхлябанному капоту, тучи на небе приготовились плакать. Полкан дотащил Сашу до второго этажа, вручил заплаканной Наташе. Сбежались все, поднялась Женя, Аня принесла компрессы, три женщины вместе выхаживали единственного мужчину, а потом Аня повернула голову (Александр это очень четко запомнил, хоть и был как в тумане), и спросила сжавшегося Полкана:
- Где Сергей?
- Анечка, - человеко-пес не находил слов. – Анечка, Шпак там… Там остался… И китаянка его тоже…
Аня встала с колен, пошла, ударилась об стену, упала, Женя с Наташей засуетились снова, а следующим мгновением Александр увидел сына.
Сначала Саша думал, что это сон. Он часто видел Ивана во снах. Любой отец гордился бы таким сыном, Александр тоже гордился. Не только внешностью, которой бы позавидовал любой ариец, или умом, который привел бы в почтение Ньютона. Саша гордился тем, что вырастил настоящего человека, пусть это и не его заслуга, но ведь – честен, справедлив, умен, красив, вежлив, воспитан, добрый без меры, жесток в меру, не пьет, не курит, стихи пишет, картины, от навоза свежего нос не воротит, в поле – лучший помощник. Всего понемногу, от всего чуть-чуть. Уважает, да и любит отца и мать, старшую сестренку чуть ли не на руках носит. И Люда в Иване души не чает, хорошо это или плохо – не понять…
- Хорошо, что ты вернулся, - прошептал Саша.
- Я ненадолго, - ответил Иван, коснулся отцовского горячего лба, боль тотчас же отступила, но не исчезла, а спустилась – к рукам и ногам.
- Лечишь? – прокряхтел Александр. – Зубы мне надо…
- Не дергайся, - предупредил сын. – Плохо срастется. Будут тебе зубы. Потом долго спать надо.
Александр застонал, не в силах больше терпеть. В комнату заглянул Леша-Полкан.
- Чего тут? – спросил он, страх промелькнул в глазах. А сын легко поднялся, протянул руку к человеку-псу, подтянул к себе, положил гигантскую пятерню на плешивую голову и легко, но с треском – повернул. Полкан свалился на пол, засучил ногами.
- Этот человек предал тебя, - высокопарно сказал Иван, восьмилетний подросток, «высокий юноша с горящими глазами», Человек с большой буквы. Вот с кого надо спрашивать! Вот кто может помочь. Есть все-таки бог на свете…
- Он собирался предать тебя еще, - добавил сын, снова сел на пол рядом с отцом, положил ладонь ему на глаза.
- Спи, - сказал он словно маленькому. – До чего же, папка, ты живучий… Я еще приду, надо обговорить кое-что.
Вот так бывает, живешь и не знаешь – где смерть ходит. Сашу и застрелить могли, и забить до смерти, и еще много чего – но он выбрался, выжил, а Полкан как не хитрил – так за секунду и сдох, собака. Но как же его взяли? На что зацепили? Не мог же Полкан сам… добровольно… в голове не укладывается.
- У него семья, - сказал вдруг Иван. – Их взяли – а потом ему показали… Полкан сына до этого никогда не видел… Он же пес. Обязан защищать. Только зря все это. Нет у него больше семьи.
Сашка попытался перевернуться на кровати, отвернутся к стене. Нет вопросов. Одни ответы. Понятно теперь, почему боевики из «Новой власти» не боялись. Они знали, что Ивана нет дома, поэтому и окружили, приготовились стрелять, но все равно опасались. Их задачей было не убийство, им надо было получить Мастифа живым, спрятать неудобного человека, может быть убить – но десятыми руками. Мало ли что? Явится Ваня на родное пепелище, посмотрит: мамку – похерили, папку свинцом нашпиговали… Может, он мстить начнет, чего доброго. А мстя его страшна, это точно, голову открутит даже не задумываясь, любому, предателям и исполнителям – в первую очередь. Ему ведь, сверхчеловеку, и расследования не надо. В мозгах покопался, прошлое посмотрел, обстановку оценил – и за дело.