Страница 78 из 112
- Ты что, предлагаешь Гаврилу вызвать? – догадался Кощей.
Мастиф сел спиной к дереву, прислонился к шершавому стволу. Гаврила, это, конечно, хорошо. Архангел гребанный… Он бы им устроил «братание».
- Вот гадство, - прошептал Саша. Сзади послышался шум множества ног.
- Приготовится к бою! – заорал Мастиф. – Счас устроим, мать их, штурм Перекопа…
- Свои, - орали сзади. – Не стреляйте! Мы к вам!
У Александра со лба скатилась холодная капля. Пришли, поняли.
- Эти твари к нам вчера приходили… Мне зуб вышибли… Заготконтора, мать их за яйца…
- Сашка, судоремонтники пришли, - кричал Артемич. – И коновалы.
- Что? - осклабился Кощей. – Хвост прищемили?
Через полчаса Мастиф склонился над нарисованным от руки планом действий.
- Пока идет лобовая атака, - объяснял он новоиспеченным командирам. – Все поддерживают ее огнем. Прорвемся вот здесь, - Мастиф указал на самую широкую баррикаду. – Ворота в крепости – самое слабое место…
- А кто в атаку пойдет? – тихо спросил Артемич.
На миг затихли все. И – побежали шепотки по рядам, каменели лица, сжались кулаки. Мало кто из лобовой атаки вернется. Мастиф достал из нагрудного кармана сигарету, закурил. Потом снял с плеча автомат, аккуратно расстегнул пуговицы на рубашке.
- Я пойду, - сказал он. – Один.
И сразу дышать легче стало.
– Если не прорвусь – за мной не ходите. Другой план думайте…
- Как – один… - не понял чеченец Тимур.
- Да не дрейфь, салага, - рассмеялся Мастиф. – Нас двое будет. Гнедко мне седлайте…
- Не дело это, - бурчал над плечом Артемич. – Двести метров. Не пройдешь. А даже пройдешь – что толку?
- А в рабы записываться – это дело? – так же тихо спрашивал Саша. – Знаешь, Артемич, как я этих гадов… Стратегический запас продовольствия у них… На армию, на год. А оказалось – десять ящиков тушенки, а горючее разворовали уже лет десять назад. Молоко из соседней области возили. Курей из Америки… Ты видал, сколько земли у нас! Сколько мы прокормить можем? Сотня мужиков всего… Весь город можем прокормить… А надо будет – весь город под нож поставлю. В назидание гадам… Давай Гнедко, не подкачай. На нас с тобой одна надежда! Свобода, блять, или смерть! Пошел!
Силен владимирский тяжеловоз. А Гнедко из них – самый сильный. Десять тонн с места сдвинет – даже не фыркнет. Тяжело бухают копыта, стальные подковы шипами насквозь продавливают разгоряченный асфальт. Тонна живой мощи – а над ней семьдесят кило разъяренной воли.
- Сашка! - орет сзади Артемич. – Сукин сын!
Больше сотни метров выбрал Мастиф для разгона. Тяжел владимирец, неспешно ход набирает – но если набрал… все, не остановить… Ветки хлестнули Мастифа по лицу, но он уже ничего не чувствовал, пригнулся к необхватной шее коня, голубая сталь горит в отведенной для удара руке.
- Сашка! - кричит Кощей.
- Да пошли вы на ..уй! – ревет Мастиф.
И словно прорвало тех, кто остался позади. Свист, треск выстрелов, а над этим всем – дикий, густой, все покрывающий мат-перемат.
- Санька, е.. сын, п.. еб…, дай жизни, суки, бля-бла-а!
Не понимает ничего Мастиф, но знает, глубоко внутри сидит мысль о своей исключительности, везучести; непоколебима вера. Он же дорожник, ему же говорили, он пройдет; там прошел, и здесь пройдет; не было такого, чтобы не прошел. Ветер в лицо, и ровный стук внизу, а на толстой лошадиной шее, на широкой груди - уже расцвели розочки - одна, вторая, третья, как в теплом ласковом мае разбухают, лопаются от солнца и жаркого воздуха.
- Тяни, сука!!! – орет Мастиф, и Гнедко – тянет, даже не сбивается, словно и не чувствует; словно – так и надо.
А над баррикадой поднимается фигура, черное дуло становится алым, и весь рой, весь магазин, вся смерть – навстречу рабочей скотине, величайшему в мире работяге, тяжеловозу, которому и смерть не в тягость.
Последние метры Мастиф прокатился по асфальту – голой кожей по наждачной бумаге. Гнедко бьется позади, а Мастиф – на баррикаде. Пулемет заклинило – вот в чем дело! Пулеметчика – в расход. Это еще кто? Лезвие пластает человека легко, не поможет и автомат… И еще одного. Кто успел выстрелить! Голову с плеч! И вторую! Сиамские близнецы… Кто-то бежит… Кто-то неуклюже пытается ткнуть автоматом – словно бы и впрямь думают, что Мастиф неуязвим для пуль. Мастиф вырвался в центральный двор. Он знал, что половина из тех, кто должен был помочь отразить атаку – сейчас смотрят на него, сквозь прицелы. Тогда – покатились! Вот смеху-то, как дети играем… во взрослые игры. Он не понимал, как умудрился оказаться внутри здания; как ему удалось выбить железную дверь плечом; как он находил по звуку пятнистых гнид. Но хорошо понимал, что их надо давить – без жалости, спокойно, деловито. Это тоже работа, не очень, кстати, трудная, но до изумления интересная и веселая. Медведю, наверно, тоже интересно и весело смотреть – что попытается сделать человек, когда оказывается с хозяином леса один на один, без оружия? Разве эти жалкие пукалки – оружие? Настоящее оружие живет в руках Мастифа.
- Дави! – уже во дворе. – Ломи!
И снова до слез знакомый мат, такой родной и любимый, грозный и прямой.
- …бать вас! – даже в ярости работяга уважителен с начальством. Всегда на «вы»...
– …Ять вашу мать!
- Мастиф! Мастиф!! Мастиф!!!