Страница 59 из 112
Наиль пожал плечами. Он видел, что его друг просто струсил, перепугался. Ничего, сейчас не место для жалости и хорошо развитого воображения. А глаза у девки так и сверкают. Не дура, ох, не дура. Самого губернатора зацепила, а уже если их зацепит… Наиль не колеблясь вскинул приклад к плечу.
Саша смотрел в бесстрастные грязно-зеленые глаза татарина. Не выдержал, опустил взгляд, отошел с линии огня. Наиль выстрелил четыре раза, чтобы наверняка. Три патрона волчице, один – волчонку, с него хватит…
- Сколько времени? – спросил Александр.
- Одиннадцать, - отозвался кто-то из «стачечников».
- Еще в одно место заедем – и хватит на сегодня, - сказал Саша. – Наиль, что стоишь? Разливай водку.
Татарин ухмыльнулся, развернулся на каблуках, мужики торопливо расступились перед ним. Наиль открыл один из шкафов, с все той же усмешкой достал из темного нутра пару початых бутылок коньяка, схватил стаканы.
-Нюх у меня, - похвалился он.
Вкуса Саша не почувствовал, только жжение, и твердый ком, что застрял в горле, провалился в желудок. Артемич, сидевший рядом, засосал свой стакан одним махом. Александр встал, подошел к креслу во главе стола, ногой отпихнул бывшего губернатора. Хотелось почувствовать – что такое настоящая власть, какой у нее вкус, какова на ощупь? Ему вдруг представилась картина, как наяву, как будто сам присутствовал. Гаврила точно так же прошел по окоченевшим телам, к самому высокому креслу, больше похожему на трон, сел, положил большие руки на подлокотники, поерзал задницей по гладкой коже – но это кресло могло уместить в себе любую задницу. Руки сами собой потянулись к вороху бумаг. Приказ, постановление, еще приказ, а вот распоряжения – штук десять сразу, Саша взял тяжелую перьевую ручку и начал подписывать – легким росчерком пера, не читая, он не любил читать, особенно если не специализированная литература. Подписал все бумаги, посмотрел на ухмыляющиеся рожи «стачечников». Нет здесь ничего интересного, интересен сам процесс, а эти приказы и постановления, способность чувствовать силу на кончике пера – лишь пыль и суета. Выбрать врага, подставить ему подножку, схватить кусок побольше, выгодно развернутся, не обращая внимания на жалкие потуги так называемых «контролирующих» органов… Особенно сладостно видеть, как отдают честь менты – а ведь недавно боялся, чуть ли не до дрожи, до боли под ложечкой - а теперь сам можешь подойти, и только намекнуть, что проверять надо не тебя (все равно бесполезно), а некого гражданина, который тоже копает, роет землю, хочет из маленького кресла – в большое. И результаты мне на стол завтра же!
Но что есть эта грязная игра по сравнению с той, в которую играет Саша? У него нет грязи – только кровь, и он тоже выбирает врага, но время назначает сам, а еще лучше бывает, когда время само приходит, подхватывает, и единственное, что можно сделать – это направить движение в нужную сторону. Александр встал, отошел от кресла, сел рядом с Артемичем.
- Ты знаешь, Гаврила к нам на завод приходил, - внезапно сказал старик, и Саша понял, что рассказ ведется для него. – Пришел на утреннюю смену, в спецовке. Сказал, что документы потом принесет. Поставил я его на расточку, к Артему, в помощники. Еще помню, он на зенкера посмотрел, и… В общем, видел я, что не наш это человек, не такой он, фашист что ни на есть натуральный.
- Почему фашист? – Саша не понимал – к чему этот рассказ? Надо убираться из этого проклятого места, бежать, спасаться…
- Ты слушай дальше, - Артемич откашлялся. – Видел я фашистов. Я ведь в сорок первом родился, застал. Их, пленных, на наш завод посылали. Отдельной бригадой, человек десять. Я тогда еще сопляком был, бегал поглазеть. Фашистов всегда на самую ответственную работу ставили. Наши кирпич самосвалом разгружали – а они руками. Немцы, понимаешь, фашисты. И этот – как немец, лишнего движения не сделает. Потом, конечно, когда узнали, понабежали – начальство, охрана, в наручниках Гаврилу повели. Производство закрытое, сам понимаешь.
- К чему ты это? – нетерпеливо спросил Саша.
- Ты слушай, глупых вопросов не задавай, - поучал старик. – Если бы эти немцы в сорок первом к нам в Нечерноземье пришли, да без оружия… Мы бы что, их бы стали гнать? Стали бы воевать, убивать их? - Артемич разошелся, повысил голос. – Да хоть сто миллионов приходите, живите мирно, землю поднимайте. Ан нет, понимаешь, государство. Граница, право, значит, на определенность, законы разные, все разное. Им головы запутали и нам запутали. Вот и положили мы друг друга миллионами. И вот сейчас, я же вижу, понимаю. Пришел человек – так живи, работай. Но ведь не дают. Бумажки нужны, документы, везде нельзя, а где можно? Он что, на завод воровать пришел? Да мы после него на расточке две недели зенкера не меняли, кулачки не центровали. А? А его – в наручники. Воровать пришел – в наручники, помогать пришел – в наручники… Да только промахнулись маленько, недодумали. Новое время настает, да? Саш, ведь все изменилось, не только электричество…
Артемич сгреб Александра за грудки, глаза старого наладчика горели недобрым огнем.
- Изменилось, - ответил Саша и отодрал старческие руки от себя. Потом сказал с угрозой:
- Артемич, я тебе что говорил? Сторожи грузовик, не вылазь… А ты что? Я тебе не начальник, чтобы уговаривать да выговорами стращать. Еще раз подведешь – пулю получишь. Кулибин спинозовский, из говна деланный… По коням, ребята…
В дверях он поймал Наиля за рукав:
- Ты зачем это сделал, урод? Я бы сам…
Татарин зарычал от бешенства:
- Слушай меня. Ты мне не мешай. Взял соху - не говори «не могу».