Страница 50 из 112
Андрей одним движением выдернул оружие из-под груды белья, привычно снял магазин, вставил патрон. Эх, обои запачкаются, все-таки дорогие, тяжелые, и столько трудов! Теплое, воняющее приятным порохом дуло снова уперлось, но только в подбородок – он надеялся, что пуля, пройдя сквозь челюсть и язык, не сможет вырваться, останется в голове, не разбрызгает кровь и мозги, все будет чинно-благородно. А нажать на спуск – это легко, это он уже умеет…
Возвращались уже в полумраке, солнце опускалось за тучи и наступающая тьма будто подталкивала в спины – вперед!
- Вперед, - хрипел Наиль. – Не останавливаться!
Они бежали, прямо посередине дороги, глухо стуча напяленными на себя пластиковыми доспехами, звякая ножами на электромонтерских перевязях и дорогущими финскими топорами через плечо. Хаос вокруг набирал силу. Слышались пьяные вопли, звон стекла – ночные волки крушили магазины, охотились за выпивкой. Полетели стекла из аптеки – она кому помешала? Один раз им пытались преградить дорогу у автовокзала, бросились наперерез, в поисках развлечений, возбужденные вином и безнаказанностью. Тимур и Наиль пристрелили чересчур прытких, остальные в страхе разбежались.
- Он идет, - понял Александр, почуяв, как мелко затряслась земля, и завибрировал воздух. Это будет ночь одного единственного «длинного ножа». Гаврила выманивал зверей из их нор. Все, кто сегодня ночью выйдут на улицу – погибнут. Сегодня не время для романтических прогулок. Не время для гостей. Нет желания смотреть на звезды – все равно небо быстро заволакивает тучами. Но кому-то непременно захочется попробовать свои силы, удостоверится – все ли возможно в этом новом, изменившемся мире. Кто-то давно хочет посмотреть, как выглядит ювелирный магазин без сигнализации, другой решит просто взять кассу – где угодно, третий, наконец, надумает обокрасть соседа. Комендантского часа все равно нет – сделай себя свободным и богатым. Если чувствуешь достаточно сил…
- Ко мне, - задыхался на бегу Наиль. Уговорил таки, упросил всех привести «Универмаг» в относительный порядок, даже деньги оставили на кассе – сколько у кого нашлось. Может, и обойдется…
Они залетели в подъезд на последнем издыхании. Саша чувствовал, что еще несколько метров и все… Под ребрами не кололо, а горело, воздух пах кровью. Повалились кучей в подъезде, на ступени, друг на друга, словно играя в «кучу-малу».
- Вах, жопу убери, - с усилием сказал кто-то из чеченцев.
Саша, держась за грудь, засмеялся, сначала тихо, потом громче, с оханьем, потом еще громче, отрывисто. Заржал Тимур, захихикал Наиль. Они смеялись, едва переводя дыхание, утирая слезы, пихая друг друга, тыча кулаками, похлопывая по плечу.
На смех открылась дверь. Шпаков вышел со свечой из квартиры Андрюхи Павина, а за раскрытой дверью слышались шепотки, глухо лаяла собака, а потом Александр сообразил, что это не собака, а Женя, Павинская жена, не плачет даже, а хрипит. Саша все еще улыбался, когда Шпак сказал:
- Павин… это… застрелился…
Чеченцев с татарами отправили к Наилю в квартиру. Сам Наиль с Сашей прошли в дальнюю комнату, мимо зала, где вокруг сгорбленной фигурки собрались женщины. Александр нашел взглядом Наташу, кивнул, она кивнула в ответ.
- Люда? – спросил он губами.
- Дома, - так же губами ответила жена.
В маленькой комнатушке стоял полный разгром. Постель разворочена, газетный столик опрокинут, на потолке – безобразная клякса. Казалось, что она дрожит в неровном свете свечи. Обои – в липкой крошке, на письменном столе разбросаны инструменты и патроны.
Наиль поднял с пола автомат, выдернул ремень из-под мертвого тела. Потом взял со стола патрон. Саша почувствовал, как татарин осторожно наступил ему на ногу.
- Посмотри, - произнес едва слышно Наиль. Саша подошел к столу и сразу же понял. Их друг застрелился из оружия, которое не должно было стрелять! Оно и не стреляло, пока… Одного взгляда на клещи и обжимные губки достаточно. Разбери и собери патрон. Александр почувствовал, как теплое и мягкое чувство утраты давит на него. Запоздалое сожаление, почти угрызения совести. Он был слишком жесток. Не стоило так давить. А с другой стороны, Андрей ушел, понимая, что мало чем может помочь друзьям. Очень хотелось так думать, лучше пусть так оно и будет. Скажем «спасибо» мертвым. Незачем благодарить живых. Павин был слишком добрым, слишком нерешительным, слишком мягким с другими. Но не с собой, о нет! Он ушел и доказал, что может быть полезен хотя бы своей смертью. О мертвых не будем плохо…
- Вот еще, - шепнул Наиль и указал на дыру в книжной полке. Пуля прошла сквозь древесную плиту, и продолжила путь в бумаге, миновав (Саша поднес свечку) Ремарка и Джерома К.Джерома, Саган и закон Мерфи, историю мифологии и русско-французский словарь, и еще, и еще, пока не застряла в книге с красной обложкой. Александр вытащил ее из ряда, вытряхнул из прорванных листов блестящий остроконечный цилиндрик с разводами от нарезов ствола. Фридрих Ницше – прочитал он на обложке. Андрей читал Фридриха Ницше?
За томиком Ницше стояла обычная тетрадь в клеточку. Пуля не дошла до нее, но Сашу заинтересовал сам факт – тетрадь в ряду книг. Девяносто шесть страниц. Около сорока из них исписаны мелким аккуратным почерком.
- Негатив, - прочитал на обложке Александр. Павин писал? И считал свою писанину достойной стоять рядом с Заратустрой?
«Негатив – изображение на светочувствительной пластинке (пленке), в котором светлые места получаются темными, а темные – светлыми», - прочитал Саша при неровном свете свечи.
- Надо его вытащить, - решил Саша и спрятал тетрадь за пазуху. – Вода есть? Лицо хоть обмыть…