Страница 12 из 32
– А что там у тебя? – неожиданно спокойным и даже почти дружелюбным тоном спросил Голощёкин. – Оставь телеграмму, мы передадим, как связь появится. Не бойся, все отправим. Себе ничего не оставим.
– Благодарю. Депеша у меня сверхсрочная, – ответил комиссар. – Прошу кого-нибудь из вас, а лучше всего товарища Голощёкина проводить меня к юзу. И вместе переговорим с Яковом Михайловичем. Сейчас в Москве только полдень. Товарищ Свердлов, думаю, у себя.
Члены исполкома переглянулись. Голощёкин решительно поднялся, одернул гимнастерку и заявил:
– Пошли, комиссар!
Аппарат юза находился в соседнем помещении. Телеграфист положил пальцы на «рояльные» клавиши.
– Москва на связи, – сообщил он. – Я готов.
– Пожалуйста, передавайте сразу, – сказал Яковлев. – «Москва, Свердлову. У аппарата комиссар Яковлев. Прибыл в Екатеринбург нормально. Ваш с товарищем Лениным мандат исполкомом признан. Рядом со мной товарищ Голощёкин. Задерживаться не собираюсь, немедленно отправляюсь в Тобольск за багажом. Жду ответа сейчас».
После небольшой паузы раздался звонок, и из аппарата поползла узкая плотная лента.
– Читайте вслух, – велел Яковлев телеграфисту.
Тот недоуменно посмотрел сначала на Голощёкина, потом на Яковлева, пожал плечами и вполголоса прочел:
– «От Свердлова Яковлеву. Товарищ Яковлев, доложите. Как вас встретили местные товарищи, какова обстановка, нужна ли помощь или содействие».
Неожиданно Яковлев подмигнул Голощёкину и продиктовал:
– «Встретили очень хорошо, по-товарищески тепло. Исполком Уралсовета готов оказать любую помощь для выполнения вашего задания. Пока ничего не нужно. Товарищи сообщают также что „багажу“ может угрожать реальная опасность расправы или похищения. Поэтому отправляюсь туда сейчас же. Есть ли какие-нибудь изменения маршрута или задания?»
Москва коротко прозвонила: «Свердлов Яковлеву. Изменений нет. Исполняйте. Все».
Комиссар вопросительно посмотрел на Голощёкина. На жирноватом лице товарища Филиппа ничего не отразилось. Казалось, он вообще ничего не слышал. Бросил небрежный взгляд на ленты и равнодушно сказал:
– Ну что стоишь? Беги, выполняй приказ Центра.
Яковлев крепко сжал челюсти и слегка покраснел.
– Вот что, Филипп, – тихо, чуть ли не шепотом произнес он. – Если ты, хам, еще раз мне тыкнешь, это будет последний раз в твоей жизни.
Замешательство Голощёкина длилось всего секунду. На второй секунде Новосильцева и Гончарюк придвинулись вплотную к товарищу Филиппу. Яковлев шагнул вперед, легко отстранил Голощёкина с дороги и пошел к выходу. За ним двинулись Новосильцева и матрос, не выпуская Голощёкина из виду.
Пройдя к Сафарову и Белобородову, комиссар сообщил:
– Разговор состоялся. Отправляюсь.
– Хотите взять исполкомовский мотор? – предложил Белобородов. – Доставит вас к поезду.
– Спасибо, не стоит труда, – ответил Яковлев. – Здесь ведь недалеко.
На выходе около ступенек стоял автомобиль. Несмотря на холод, кожаный верх машины был открыт. Голощёкин уже был здесь. Мотор автомобиля работал, шофер, шмыгая покрасневшим носом, внимательно слушал Голощёкина.
Раздался цокот копыт, на площадь перед исполкомом выехал кавалерист. Это был солдат из бронепоезда.
Подъехав к комиссару, он, не слезая с седла, наклонился и сказал ему на ухо несколько слов.
– Понятно! Спасибо, – громко сказал комиссар.
Он подошел к Голощёкину.
– Товарищ Белобородов предложил мне исполкомовский мотор, чтоб поскорее добраться, – сообщил он, и, не ожидая ответа, открыл дверцу со стороны шофера и приказал водителю:
– Ну-ка, товарищ, выйди на секунду.
– Зачем? – удивился шофер.
– Выйди, сейчас объясню.
Взглядом он приказал Новосильцевой и Гончарюку сесть в машину.
– Так что? – спросил водитель, выбираясь из автомобиля. Мотор продолжал работать – тихо и ровно.
Комиссар вдруг оказался на водительском месте, включил передачу, и, окутав площадь синим облаком, рванул с места.
– Мотор оставим у перрона, – успел крикнуть Яковлев.
Шофер обалдело смотрел вслед быстро удаляющейся машине. За ней, не отставая, скакал верховой.
– Что это? Что это значит? – ошеломленно спросил шофер.
– Это значит, что ты – лопух очень зеленый! – рыкнул Голощёкин. – Ты должен был доставить его в домзак22, а вместо этого ты сделал ему быстрый побег.
– Да уж больно прыткий оказался… – виновато ответил шофер.
Голощёкин вытащил наган и прицелился вслед автомобилю. Однако по ступенькам сбежал Белобородов и схватил его за руку.
– Не торопись, Шая! – сказал он. – Он все-таки уполномоченный Москвы.
– Это я – настоящий уполномоченный Москвы! – крикнул Голощёкин, вырывая наган. – Я уполномоченный! А тот террорист-налетчик – только на посылках!
– Саша прав! – послышался голос Сафарова. Он стоял на ступеньках и видел все. – Даже если он на посылках, Филипп, то не у первого встречного, а у верховной власти. Большевицкой власти.
– Шая! Ну, зачем тебе надо было? Ты видел его бронепоезд? – спросил Белобородов. – Что он оставил бы от города, если б развернул сюда свои семидюймовки23? Они до Верх-Исетска достанут.
– Ничего бы он не развернул, – огрызнулся Голощёкин. – Корнилов развернул бы, а он – нет. Но все равно, Яковлев – контра.
Белобородов с досадой отмахнулся и вернулся в исполком.
– Только не говори потом, что я тебя не предупреждал! – крикнул ему вслед Голощёкин.
Сафаров снял пенсне, сложил его пополам и отправил в боковой карман своей длинной, до пят, солдатской шинели.
– Ты о чем? – осведомился он у Голощёкина.
– Все о том же, – буркнул Голощёкин.
– Послушай, Шая! – сказал Сафаров. – Ты здесь казаки-разбойники не устраивай. Что темнишь? Выкладывай! – приказал он.
– Выложу, – ответил Голощёкин. – Позже. Все узнаешь.
– Шая! Я партийный секретарь. А устав нашей партии распространяется и на тебя. Докладывай! Какое задание у тебя? От кого?
– Нет, Жора, – возразил Голощёкин. – Сейчас я тебе ничего не скажу. Да, ты у нас очень и совсем партийный секретарь. Но у меня свое задание и тоже от партийного секретаря. Он повыше тебя будет.
Яковлев резко затормозил у пыхтевшего паровоза: машинист на всякий случай держал пары.
– Трогай! – приказал Яковлев, легко поднимаясь в будку. – Немедленно!
– Поехали! – с готовностью отозвался машинист, берясь за медную ручку контроллера.
Паровоз пыхнул, взвизгнул, из-под колес повалил остаточный пар, черные клубы угольного дыма вырвались из трубы, колеса резко прокрутились на месте, и поезд осторожно начал движение.
Но вдруг резко затормозил и стал.
– Что такое? – крикнул комиссар, едва удержавшись на ногах.
– Красный! – ответил машинист, указывая черным пальцем на светофор. На этот раз сигнал светофора горел ярко – керосина в фонаре было достаточно.
Яковлев по внутреннему телефону вызвал ординарца и сошел на перрон. Гончарюк уже бежал к нему, черные ленточки его бескозырки колыхались на ветру.
Обменявшись несколькими словами с командиром, Гончарюк направился к начальнику станции. Тот сидел за своим рабочим столом и пил чай из самовара. По лысине начальника стекали капли пота, он вытирал ее время от времени смятым носовым платком.
Увидев матроса с «Авроры», начальник надел свою форменную фуражку – черную с малиновым верхом, но из-за стола не встал.
– Как себя ведешь? – Гончарюк гаркнул, словно находился не в кабинете железнодорожника, а на палубе своего крейсера, причем, в штормовую погоду. – Как держишь себя, сукин кот?! – матрос взвел курок револьвера. – Перед кем сидишь?! – он сунул холодный ствол начальнику под нос. – Перед тобой личный ординарец уполномоченного комиссара Совнаркома и ВЦИКа! Понял, гнида? Ну?!
– Да, ва… ваше благородие! Понял, – торопливо подтвердил начальник. Он резко вскочил, опрокинув стакан с чаем на карту расписаний поездов. – Да! – повторил он, прикладывая руку к козырьку. – Я очень хорошо понял!.. – и вытянул руки по швам.
22
Тюрьма (дом заключения).
23
Тяжелая гаубица калибром 210 мм.