Пелагея

Поля отметила свой десятилетний день рождения под аккомпанемент скандалов и ругани. Вся семья была на взводе. Община на очередном совете не исключила семейство Шаховых из списка для раскулачивания, о чем в деталях рассказал Матвею Петр.

Аннушка все время была рядом с Полей, и только она вспомнила, что у сестры сегодня день рождения. Она сходила на улицу и принесла Поле веточку рябины. Они залезли на печку, взяли по краюхе хлеба, миску сметаны и яблоки. Аннушка много рассказывала про то, как она вчера играла в саду с соседскими ребятами.

– «Ляпкой1» был Никитка, представляешь? Он и бегать-то не умеет. Мы бегали и резвились. Я замешкалась, а Никитка изловил меня и закричал: «На тебе ляпку, отдай её другому!»

– А ты?

– А что я? Я быстро бегаю, догнала Марусю. А она начала бегать за нами и никого не могла догнать. Все кричали «Не дашь лепок, не вырастешь с вершок!». И потом мне ее жалко стало.

– Почему?

– Она самая маленькая росточком из нас. А тут еще мы кричим, что не вырастет. Я и поддалась.

– Ты молодец, Аннушка. Молодец, – похвалила ее старшая сестра.

– А у меня есть один секретик. С тобой поделиться?

– Конечно, мне очень интересно.

– У мамы снова будет малыш. Я вчера их разговор с папой подслушала.

– Да ты что?! Правда? Значит и у нас с тобой работы прибавится.

Девочек в деревнях очень рано приучали к труду. С пяти лет Поля уже умела прясть, помогать по дому и на огороде, а самое главное – ухаживать за сестрой и младшими братьями, за домашней птицей и скотиной.

Пелагея, дожив до глубокой старости, никогда не забывала именно этот день рождения. Она даже ощущала этот божественный вкус хлеба с бабушкиной сметаной всякий раз, когда вспоминала этот вечер, проведенный с Аннушкой на печке. Никто больше ее не поздравил. Никто. Никому не было дела до маленькой девочки, отмечающей в душе свое десятилетие. И только ее дорогая сестренка с веточкой рябины в руках стояла у нее перед глазами долгие и долгие годы.

Март 1920 года Поля запомнила, как самый страшный месяц детства. В Тульской губернии началось крестьянское восстание. Утром вся семья вдруг проснулась от звона колоколов. Бабушка подбежала окну и перекрестилась.

– Война что ли началась? – спросила она саму себя.

– Да нет, может заутренняя?– сказал отец.

– Не понимаешь ничего, так сиди! – разозлилась бабушка. Она была очень набожна, знала все церковные праздники и различала колокольный звон. – Звонят беспорядочно, это не служки! Разбойники!

– Может, отпугнет их колокольный-то звон? – тихо спросила мама. Она тоже подошла к окну и смотрела вдаль.

– Да, колокольный звон обладает особой магической силой. Нечистые духи боятся колоколов и, заслышав их звон, улетают как можно дальше. А это бандиты! Их ничто не остановит, – сказала бабушка и перекрестилась. Она подошла к лампаде и зажгла свечу. Поля проснулась и тихонько наблюдала с печки за тем, что происходило в доме. Если было страшно маме и бабушке, то ей сразу становилось еще страшнее.

– Смотрите! Зарево! Горит что-то! – закричал вдруг отец.

– Наша деревня? – спросила бабушка. Она стояла в красном углу возле иконы и молилась.

– Нет, Пушкари, вроде. С той стороны.

– Спаси и сохрани, Господи, – сказала бабушка и три раза поклонилась в пол перед иконой.

В избу громко постучали. Все вздрогнули.

– Кого это принесло в пять утра?– заворчала бабушка. Она подошла к двери и тихонько ее приоткрыла. За дверью стоял совершенно незнакомый мужчина. Анна вопросительно на него посмотрела.

– Добрые люди, впустите, – прошептал он.

– Ты кто таков будешь? – спросил дед. Он тоже присоединился ко всем неспящим в этом доме.

– Восстание у нас в Пушкарях. Стреляют и убивают.

– А что случилось? – спросила мама.

– Да началось все с коров.

– Каких коров? Да говори ты внятно! – уже закричал дед.

– Реквизировали у нас семь коров, вот народ и поднялся. Собрался на собрании, а там все кричали, что нужно идти и отбивать коров, разоружать отряды. Хватит, мол, грабить нас. Вот отсюда такая беда и вышла. Раненых так много никогда не видел. Мы с товарищами за подмогой прибежали. Меня только избили, а соседа моего ранили. Мы пока на собрании были, подмога пришла к отрядам. Вот они нас и разогнали. Коров не вернут теперь, жалко. Меня взяли как свидетеля, а я убежал. Говорил я им, что ничего не знаю. Набат услышал и побежал, а они меня привязали и бить начали. Колокол в церкви разбили, ироды. Наши бабы там стоят и плачут.

– Так от нас ты что хочешь? – спросила Анна.

– Тише! Слышите? – прошептал человек.

Все действительно услышали крики, топот конских копыт и стрельбу.

– Мне нужны люди, присоединяйтесь к восстанию. Схорониться мне надо пока у вас, если меня тут найдут, арестуют, как зачинщика.

– Слушай сюда, – сказала Анна. – Спрятать, мы тебя спрячем, пока отряд тут, но к восстанию нас не приплетай. Может, найдешь в крестьянских дворах мужиков, если повезет. В погреб лезь.

Конный отряд кружил по деревне до девяти часов утра. Напугав народ, разрушив зачем-то пару амбаров, они ускакали прочь. Незнакомец вылез из погреба и отправился агитировать деревенских мужиков. Нашлись и те, кто пошел с ним. На следующий день собравшаяся толпа повела наступление на станцию Воловская, где их уже ждали коммунисты. Железнодорожное полотно было под их контролем. Вечером к станции подошел бронепоезд, его встретили повстанцы. Они предложили людям с бронепоезда сдаться, однако те открыли пулеметный огонь, от которого люди разбежались в панике по домам. Мужики из деревни, которые присоединились к восстанию бежали через лес, не останавливаясь. Когда добрались до дома, собрали всю деревню и рассказывали страсти, которые происходили на железной дороге.

– А нечего воевать. Вояки, Господи, прости, – ворчала бабушка.

– Бабушка, а война и у нас будет? – спросила Поля, когда они вместе готовили холодец.

– Нет, не будет. Навоевались уже.

1924 год ознаменовался для семьи еще одним рождением ребенка. Это был снова мальчик. Отец был горд. У него уже было четыре сына. Пелагея и Аннушка помогали матери по хозяйству, нянчились с детьми. Младшие братья Поли и Аннушки уже выросли для того, чтобы ухаживать за скотиной. Женщинам этого не доверяли. Единственное, что делала мама и бабушка, это кормление и дойка коров и коз. Бабушка еще потихоньку выгоняла животных на пастбище. Сережа и Коленька убирали навоз, чистили животных. Но должны были это делать мальчишки строго под руководством старших. Требования к мальчикам были строже, чем к девочкам, ведь из сыновей должны были вырасти будущие «кормильцы» и защитники. Отец учил сыновей мастерить игрушки из различных материалов, плести короба. Пословица «Учи дитя, пока оно поперёк лавки лежит» не была в семье пустым звуком.

Бабушка в последнее время очень сдала. Она часто уставала, пила какие-то настойки из трав и много спала. Еще бабушка стала молиться гораздо чаще. В доме теперь постоянно перед иконами горели свечи. Раньше бабушка зажигала их только по праздникам.

К ней даже пару раз приходила деревенская «ведьма», как ее называли. Она лечила людей, снимала порчу и привораживала женихов. Женщину эту боялись все в деревне. Звали её Параша. Угрюмая она была и нелюдимая. В дом к ней мало кто ходил, а если и кто ходил, то люди в деревне косо на них смотрели и спрашивали друг у друга: «Что ей или ему у Параши делать?». Понимали люди, что просто так к ней не пойдешь, значит, задумал кто недоброе или заболел. Слухи по деревне ходили разные. То кто-то огромную черную кошку видел с красными глазами, то в небе черный дым из трубы её дома вверх кольцами поднимался, то вой из дома слышали. В общем, сторонились Парашу односельчане. Боялись. Но были и такие, которые говорили, что Параша от их деревни отогнала тиф в 1918 году. Тогда эпидемия и разразилась в Тульской области. Параша неделю подряд во дворе своего дома разжигала костры и пела песнопения. Эпидемий боялись в деревнях, как огня. Любой слух, что в близлежащем селе началась вспышка какого-то непонятного заболевания, наводил на людей ужас и сеял панику. Для борьбы с заразными заболеваниями нередко даже убивали тех, кто заболевал первыми. Убивали изощренным образом – их хоронили заживо. Оправдывали жители деревень свое преступление тем, что их смерть положит конец распространению заразы. Нет человека-нет инфекции.

1

Кличка водящего по жребию (ст. русский)