Лучник

Японцев очень гостеприимно встретили французы, которые должны были организовать их размещение в Гавре. А вот встреча с французскими дипломатами относительно переговоров состоится только на следующий день. Если переговоры увенчаются успехом и будет достигнута определенная договоренность, японские гости рассчитывали отправиться в Париж на встречу с королем, для которого везли многочисленные подарки.

Княжна, не скрывая интереса, разглядывала кареты и портшезы, облаченных в пышные наряды дам, сидевших в них, и грязных мальчишек в рванье, бегавших по улицам.

– Мир, в который ты вводишь меня, Ихара, так отличается от того, в котором я выросла! – воскликнула она под действием нахлынувших чувств.

Касэн все время был подле нее. Хотя Шинджу, спустившаяся на берег с таким видом, словно уже находится на приеме у его величества короля Франции, заметила, что теперь он вовсе не обязан охранять девушку, ведь князя Иоири больше не существует. Как и его владений. И что Мана теперь ничего не имеет, кроме титула, да и то вряд ли Токугава после ее побега его сохранил ей. Она бесприданница и непонятно вообще на что рассчитывает – так рассуждала родственница.

– Твой единственный шанс удачно выйти замуж – твоя невинность и красота. Для некоторых мужчин это весомый аргумент, чтобы жениться. Хотя и это нынче сомнительно. Думаешь, во Франции все иначе? – усмехнулась Шинджу, нарочно стараясь ранить чувства племянницы. – Если у тебя нет богатого приданого и титула, то не видать тебе достойного жениха.

Моросил дождь, поэтому служанка раскрыла над головой Шинджу дзяномэгаса – японский зонт из промасленной бумаги, который имели право носить лишь представители аристократии. Как и все вещи госпожи Хоши, ее зонт также был венцом элегантности.

Появление в Гавре японской миссии было настоящим событием. Горожане, ставшие свидетелями прибытия иностранцев, из уст в уста передавали друг другу восторженные отзывы о столь ярком зрелище.

Во время путешествия в экипаже Мана сделала вывод, что Гавр – мрачный и серый город. Не добавляли ему прелести и развезенные от дождя дороги, из-за которых карету нещадно трясло, а также унылый пейзаж за окном.

Ведшиеся вокруг разговоры о торговле, политике и отношениях Франции с другими государствами, которые постоянно затевали члены японской миссии, порядком утомили девушку. Для ее четырнадцатилетнего ума впечатлений в этот день было более чем достаточно. Она задремала и очнулась, когда лошади замерли у ступеней огромного здания из серого камня. Что это был за замок, Мана не спросила. Она была разочарована тем, что им предстояло разместиться здесь. Почему-то прибытие во Францию, которого так все ждали, выдалось довольно унылым и скучным.

Несколько часов спустя юная японка разглядывала из окна французских дипломатов. Карета в сопровождении конной охраны как раз подъехала к замку. Из нее вышли двое мужчин, один из них был полноватым невысоким стариком, а другой – статный брюнет лет около сорока. Он-то и привлек внимание девушки. Малиновый бархатный жюстокор под плащом, обильно украшенный вышивкой, пышное жабо и выглядывающие наружу кружева рубашки ясно говорили о знатности этого господина. Словно заметив на себе чей-то взгляд, незнакомец посмотрел наверх и заметил девушку в розовом кимоно. Сама не зная почему, Мана улыбнулась ему, но тут же, смутившись, отпрянула от окна. Дипломат равнодушно отвернулся и стал подниматься по ступеням к дверям гостиницы.

Ихара же, напротив, в отличие от своей маленькой госпожи, каждой клеточкой впитывал все происходящее вокруг, наслаждался воздухом родины и силился понять, о чем говорят его земляки, пока не догадывающиеся, что перед ними француз. Когда-то он старался повторять французские слова, чтобы не забыть язык, но детская память такова, что он слишком быстро запоминал новое и забывал старое. Однако отдельные фразы юноша все же понимал. Он надеялся, что вскоре сможет вполне свободно говорить на родном языке.

Кроме приезда японцев главной обсуждаемой темой был возможный приход к власти в Нидерландах Вильгельма Оранского. С конца 1660-х Людовик XIV вел успешную войну против Соединенных провинций, но назначение Вильгельма, содействующего интересам Англии, штатгальтером, могло поколебать этот успех.

Силясь разобраться в происходящем, Ихара практически не вспоминал о том, о чем его предупреждала Шинджу. Интриги, предпринимаемые как самим сегуном, так и против него, сейчас стали казаться чем-то далеким и не имеющим к нему никакого отношения. Но когда на следующий день выяснилось, что его участие во встрече с французами не предусмотрено, юноша был глубоко поражен. В памяти всплыли слова Шинджу о том, что он словно заложник. Тогда думал, что просто бросила вскользь фразу, рассчитывая позлить, а, оказалось, была права.

Зал для переговоров выглядел далеко не так роскошно, как подобные помещения в Париже, Фонтенбло и даже Руане. Когда японцы, а вместе с ними и двое иезуитов, вошли, французы с интересом поглядели на одетых в кимоно иностранцев. А те в свою очередь рассматривали вышитые камзолы и кружева на одежде хозяев.

Вести переговоры с японской миссией были направлены граф де Вард, а также маркиз де Амальрик. Граф рассчитывал быстро закончить встречу, к которой относился весьма скептически. Король не планировал заключать с японцами никаких соглашений, поэтому в задачу де Варда входило деликатно объяснить им это. Азия была территорией голландцев и португальцев. Хотя торговать с Японией напрямую было гораздо выгоднее, шаткое положение христиан в этой азиатской стране не располагало к плотному сотрудничеству и налаживанию связей. Сам Людовик не собирался встречаться с японскими купцами, что можно было расценить как проявление неуважения. Но ведь и вопрос, с которым они прибыли, не требовал его участия – это была не политика, не военное сотрудничество, а всего лишь торговля.

После того, как традиционно были переданы богатые дары для французского монарха, привезенные из Азии, стороны перешли непосредственно к обсуждению главной темы. Но переговоры шли вяло, японцы с разочарованием обнаружили, что их предложения не вызвали энтузиазма у французов. Медь, серебро, керамика, которую хотели поставлять во Францию японские купцы в обмен на книги, часы, учебники, мало интересовали дипломатов. К тому же политика изоляции, которую вел Токугава, сильно ограничивала возможности европейцев. Гарантируется ли французским торговым судам полная безопасность в морях, омывающих японские острова – задал вопрос граф де Вард. Но слова японского дипломата Сано, что порт Нагасаки, единственный, открытый для европейцев, полностью безопасен, нисколько не убедили графа. Он напомнил, какие законы приняты против иностранцев в Стране Восходящего Солнца. На этих словах иезуиты, безмолвствовавшие все время, чуть заметно закивали.

Завершилась двухчасовая беседа решением обдумать все предложения и вернуться к столу переговоров на следующий день.

Вард последним вышел из зала. Дворянин с задумчивым видом спускался по резной лестнице черного дерева, когда его окликнул один из иезуитов. Граф повернулся, вопросительно взглянув на отца Софано. Он не любил алчных и слишком честолюбивых людей, а значит – не любил иезуитов.

– Можем ли мы переговорить наедине, сударь?

– Со мной? – удивился де Вард. – О чем?

Когда тот завел речь о политической и религиозной ситуации в Японии и возможности Франции повлиять на нее, граф насторожился.

– Я не уполномочен обсуждать вопросы политики. Тем более с вами, ведь вы не входите в число дипломатов.

– Граф, ну вы же понимаете, что не политики вершат судьбы государств, хотя сами они в этом и убеждены, – вкрадчиво произнес отец Софано.

Иезуит просил о встрече с королем Франции, но Вард был категоричен. Он сделал жест, дающий понять, что дальше продолжать разговор нет смысла, но тут иезуит неожиданно произнес:

– Когда-то у вас в семье случилось большое несчастье.

Вельможа посмотрел на собеседника холодно.